Однако в гостиной ей понадобилось все присутствие духа, так как собравшиеся там Мойра, Уилфрид и Клей Мастерсон не обратили на нее ни малейшего внимания. Они стояли у камина: на улице к вечеру резко похолодало — капризы английской весны, делающей камины столь притягательными. Никто и не подумал освободить место для Салли, а когда она подошла к ним, Уилфрид приветствовал ее обидным замечанием:

— Дорогуша, по-моему, ты замерзла.

— Мне в самом деле холодно, — ответила Салли.

— Мне тоже. Поэтому я пришел сюда первым и занял место получше.

Салли всегда знала, что от Уилфрида можно ожидать чего угодно, поэтому его слова ее не ранили. Она втиснулась между ним и Клеем Мастерсоном, с которым ее не удосужились познакомить: Мойра всегда обходилась без представлений, считая само собой разумеющимся, что в ее компании все друг друга знают. Но Салли не принадлежала к ее компании.

— Так о чем мы говорили? — осведомился Клей тоном, дающим понять, что неуместное появление посторонней испортило дружескую беседу. В таких обстоятельствах не приходилось удивляться, что Клей не произвел благоприятного впечатления на Салли, хотя она признавала, что кому-то он мог бы показаться привлекательным. Судя по его виду, сам он в этом не сомневался. Среднего роста, с не слишком красивым, но и не отталкивающим лицом, на котором читалась безграничная самоуверенность, Клей Мастерсон мог прийтись по вкусу кое-кому — например, Мойре Херн. Мойра привыкла подавлять окружающих — если давали палец, она откусывала руку без всяких угрызений совести, притом с презрением, но, как все диктаторы, она уважала тех, кто умел дать отпор.

— Мне здорово повезло! — говорил Клей. — Этот болван и понятия не имел, что ему досталось. Он сказал, что женившись лет пятьдесят тому назад, купил новую мебель, а старую отнес на чердак. Там оказались великолепный дубовый комод и изящный кухонный шкафчик. Ручек, конечно, не было.

— Смотри, чтобы тебя не облапошили, — предупредил Уилфрид. — Это старый трюк — хорошо обшарпанные подделки, которые долго выдерживают на чердаке или в сарае.

— Я не вчера родился, — сухо отозвался Клей Мастерсон.

Дверь открылась, и вошли Аннабел Скотт, Дэвид Морей и Хьюберт Гэррет, по-прежнему мрачный и молчаливый. Они тоже подошли к камину — Аннабел со своей очаровательной улыбкой, и Дэвид, самый высокий из присутствующих мужчин, как всегда, с чуть растрепанными светлыми волосами. Какой зануда, сердито подумала Салли.

В такого она никогда бы не смогла влюбиться. Впрочем, Салли вообще не намеревалась влюбляться в кого бы то ни было. Немного пококетничать — куда ни шло, но терять голову — нет, благодарим покорно!

Появление Аннабел сделало беседу общей. Салли тоже говорила и смеялась, но краем глаза заметила, что Дэвид не делал ни того, ни другого — просто стоял поодаль, уставясь на Мойру Херн. Ее блестящие волосы походили на ореол.

Цвет платья напоминал осколки льда. Украшений на ней не было, но глаза сверкали, как драгоценные камни.

Вошли Люшес Беллингдон и мисс Брей. Должно быть, она одевалась в спешке, так как старомодные черные кружева казались пристегнутыми криво, а волосы были причесаны кое-как. За ней следовала мисс Силвер, в аккуратном синем платье из крепдешина, купить которое ее уговорила племянница, Этель Бэркетт, во время поездки на море, в Клифтон. Тогда мисс Силвер шокировала цена, но платье стоило этих денег — оно оказалось удобным и носким.

Мойра Херн устремила взгляд на мисс Брей.

— Опять опаздываешь, Эллен? Что за пример для молодежи! Мисс Хилтон уволится, если еда остынет. Каково быть кухаркой и видеть, как люди опаздывают к обеду! Я бы на ее месте опрокинула на них суп.

Мисс Брей, покраснев, что-то пробормотала. Дэвид Морей внезапно подошел к Мойре и сказал без всяких предисловий:

— Я бы хотел, чтобы вы мне позировали.

Мойра выглядела польщенной. Ее светлые глаза устремились на Дэвида, который был гораздо выше ее.

— Хотите писать мой портрет? Наверное, возьмете за него кучу денег? Придется тебе раскошелиться, Люшес. У меня нет ни гроша.

Дэвид, прищурившись, смотрел на нее.

— Не портрет в полный рост, — отозвался он, не дожидаясь ответа Люшеса Беллингдона. — Только голову — голову Медузы.

Мойра уставилась на него.

— Медузы? Что вы имеете в виду? — Она окинула взглядом присутствующих. — Кто-нибудь знает, кто такая была эта Медуза? Лично я — нет. Никогда не интересовалась историей. В конце концов, жить приходится в настоящем времени. Не вижу смысла забивать себе голову этим вздором — кто чем прославился сотни лет тому назад.

Аннабел Скотт весело засмеялась.

— Медуза жила гораздо раньше!

— В самом деле? Тогда почему он думает, что я на нее похожа?

— Не знаю. Медуза была жрицей в храме Афины Паллады и привела туда любовника.

— О! — вырвалось у Мойры.

Аннабел с улыбкой продолжала:

— Богиня наказала ее, превратив в горгону. У горгон были лязгающие крылья и ужасные лица, но Медузе сохранили ее красивое лицо, только вместо волос у нее были змеи, а взгляд превращал людей в камень.

Мойра обдумала полученную информацию. Потом повернулась к Дэвиду.

— Вы собираетесь нарисовать мне змей вместо волос?

— Нет.

— А лязгающие крылья?

— Тоже нет. Только голову.

— Забавно, — промолвила Мойра, не меняя ни тона, ни выражения лица. — Можете начинать завтра.

Дверь открылась, и на пороге появился Хилтон. Судя по его виду, жена высказала ему все, что у нее накипело.

— Обед подан, — доложил дворецкий.

Направляясь в столовую, Люшес Беллингдон спросил у Аннабел Скотт:

— Что все это значит?

— Только то, что он хочет писать ее портрет.

— В виде Медузы?

— Да, но без змей.

— Тогда почему Медуза?

— Дорогой, если ты этого не понимаешь, я не могу тебе объяснить.

В этот момент Люшес осознавал только то, что Аннабел назвала его «дорогой». Молодые всегда обращаются так друг к другу, и это ровным счетом ничего не означает, но от Аннабел он услышал такое впервые.

Только в столовой Люшес настолько пришел в себя, что смог сказать:

— Посмотрим, что у него получится. Этот молодой человек знает свое дело.

После обеда в гостиной скатали ковры и устроили танцы.

Сначала Аннабел играла для молодежи на рояле, но потом Люшес Беллингдон достал граммофон с пластинками и предложил ей потанцевать. Танцевала она не хуже, чем играла.

Партнером Салли оказался Уилфрид, но он не приглашал ее, пока Мойра не пошла танцевать с Клеем Мастерсоном. «Во всяком случае, — подумала Салли, — он больше не станет делать мне предложение, а это уже что-то».

— Ты слишком сильно меня прижимаешь, — сказала она вслух.

— Что за капризы, дорогая? Я прижимаю тебя так же, как всегда. Раньше ты против этого не возражала.

— Очевидно, я страдала молча.

Уилфрид покачал головой.

— Не похоже на тебя, дорогая, — твой язык никогда тебя не подводил. Неужели ты сама этого не замечала?

— Возможно, ты прав, — засмеялась Салли.

— Мы с тобой прекрасная пара, — заметил Уилфрид.

— Ты говоришь это каждой девушке, с которой танцуешь, верно?

— Дорогая, это часть моего шарма. А шарм нельзя разделить на части — в нем все должно оставаться неразрывным, иначе из него исчезает душа… Давай переменим тему. Ты знаешь, что я собираюсь стать твоим квартирным хозяином?

— Ты?!

Он кивнул.

— Тема довольно прозаическая, но факты — чаще всего проза. Полина оставила дом мне, так что теперь я могу выселить Дэвида и сам въехать в мансарду. Тебе будет приятно видеть меня каждый день, но предупреждаю — я потребую к себе должного уважения, наряду со своевременным внесением арендной платы. Дэвид может занять мою комнату, если захочет, но я ему не советую. Миссис Ханейбл ужасно готовит.

Салли почувствовала, как ее щеки заливает краска гнева.