Только к вечеру первые брызги из потока сплетен, к тому времени уже набравшего силу, достигли инспектора Бэри. Он взял показания у Эдварда Рэндома и викария, у обеих мисс Блейк, но никто из них даже не обмолвился о вечерах у викария по пятницам и о том, что мисс Симе и миссис Стоун положили начало невероятным слухам о жестоком коварстве Эдварда Рэндома. Инспектор Бэри был не из местных, он приехал в Эмбанк пару лет назад, но мачеха его жены была кузиной мисс Симе, а ее дядя был женат на дальней родственнице Стоунов. Дядя владел кондитерской в Эмбанке, и дела его процветали. Старая миссис Стоун наведывалась к нему дважды в неделю за увесистой корзиной с остатками. Суббота была одним из ее дней, во время визита она не молчала. Навестив отца с мачехой, миссис Бэри позвонила дяде и, сообщив ему то, что сказала мисс Симе, присовокупила к услышанному долю, внесенную миссис Стоун. Когда ее муж вернулся с работы, она подала ему обе истории, еще горячие и хорошо приправленные. Выслушав их, он сначала нахмурился, а потом ухмыльнулся.

— Итак, все всё знают! Я все утро провел на месте преступления, и никто не сказал мне, что у этой девушки был роман с молодым Рэндомом, никто даже словом не обмолвился, что они ссорились посреди дороги или что он отбрил ее по телефону. Ни единого словечка! Но заплатить за автобусный билет в Эмбанк и шептаться об этом со своими родственниками — всегда пожалуйста.

Миссис Бэри вскинула рыжую хорошенькую головку.

— Это и мои родственники! — сказала она.

Он рассеянно поцеловал ее.

— Не имею ничего против твоих родственников, Лил!

Она во второй раз энергично вскинула голову.

— Только попробуй!

— Не буду, клянусь своим мундиром, — добродушно ответил он. — Слушай, Лил, ты этих людей знаешь, а я нет. Что из всего того, что они наговорили, правда, а что домыслы, приплетенные для большей убедительности?

Они были женаты не так давно, однако она уже знала, когда не стоит дразнить его. Миссис Бэри перестала кокетничать.

— Мисс Симс — болтушка, но не врушка, — уже серьезно сказала она. — Если она говорит, что слышала что-то по телефону, значит, она действительно это слышала. Она будет долго описывать подробности, но скажет только правду. Она может довести буквально до нервного истощения, вспоминая, случилось что-то ровно в четыре или в пять минут пятого.

— А эта миссис Стоун?

— Отвратительная старуха, — призналась Лил. — Слава богу, она мне не родственница. Если на то пошло, она всего лишь дальняя кузина тети Айви. Некоторые не удостаивают внимания тех, кто так обнищал, как Стоуны, но дядя Берт и тетя Айви очень добры к ней.

— Отвратительная, говоришь, старуха? А можно ли ей верить?

— Не знаю. Она тут известная выдумщица, все время ноет, что они с дочерью чуть ли не умирают с голоду. Бог знает, сколько она вытащит всего из дяди Берта и тети Айви!

Рано утром в воскресенье, вооружившись информацией о будущих свидетелях, инспектор Бэри отправился в Гриннингз. Обе дамы подтвердили свои рассказы и, как ему показалось, говорили правду. По крайней мере, ни одна из историй не отличалась от версии, изложенной ему женой. Мисс Симе понадобилось немало времени, чтобы рассказать свою. Ему пришлось выслушать, что она точно делала в тот момент, когда зазвонил телефон, о роженице, из-за которой доктора не было дома, и почему она не зажигала свет в кабинете, и множество мельчайших подробностей того, как она увидела, кто звонил из телефонной будки. В конце концов она добралась-таки до слов, которые повторила ему Лил: «Эдвард, дорогой, мне нужно тебя видеть, очень нужно! Я должна кое-что тебе рассказать!»

В этих словах мисс Симе была уверена. Но потом ее внимание отвлек звук открывающегося замка, и дальше она могла только подтвердить, что да, мистер Эдвард очень грубо разговаривал с бедной девушкой.

— Пришел доктор, надо было подавать ужин, больше я не могла ждать. Вы не представляете, какая морока с едой в доме врача. Ведь неизвестно, когда он придет, а все должно быть горячим.

На эту излюбленную тему она могла бы говорить долго, но возможности не представилось. После она жаловалась миссис Александер, как люди стали суетливы — уходят, даже не закончив беседы. «Сочувствую бедной Лил, если он и дома так себя ведет. Она — дочь моей кузины Эмили. И как ее угораздило выйти замуж за полицейского?»

Миссис Стоун была в саду. Инспектору пришлось дважды стучать во входную дверь, только тогда она наконец вынырнула из-за угла с подвернутым подолом, в котором было с полдюжины яблок. Яблоки, как она объяснила, упали ночью.

— Приходится ждать, когда сами упадут, не могу же я трясти дерево или лезть на него. У меня дочь — хворая. Хроническая больная, как говорит доктор Крофт. У нее совсем нет аппетита, разве любит иногда съесть яблочко.

Инспектор заметил, что сам тоже любит яблоки. Миссис Стоун оказалась не менее словоохотливой, чем мисс Симе. Она открыла дверь и показала, где именно она стояла с подсвечником в руках, когда провожала мисс Сьюзен.

— И подошли эти двое. Они ужасно ссорились.

— Что значит «ссорились»? Вы слышали, что они говорили?

— Сперва нет. Но не всегда же надо прислушиваться к словам, чтобы понять — люди ссорятся. Он сердился, а мистера Эдварда лучше не сердить. Мне сразу стало жаль бедняжку, хотя я еще не знала, кто она. Ей тоже было обидно, это точно. Она говорила «Эдвард!» и «дорогой», и «не сердись!». Сказала: «Я не могу этого вынести!» А потом: «Ты пугаешь меня!» И пусть миссис Александер и другие сколько угодно твердят, что этой девушке нечего было бояться. Я ей так и сказала: «Может, и нечего, только она думала по-другому». Своими собственными ушами слышала, как она сказала: «Ты пугаешь меня, когда ты такой!» А он сказал, пусть, дескать, оставит его в покое. И мисс Сьюзен Вейн это слышала. Она выдумала, будто мисс Дин растянула связки, но плакала та не из-за связок, можете мне поверить.

Инспектор нашел Сьюзен Вейн в южном коттедже. Она была в шляпке, и он решил, что она собирается в церковь. Ну ничего, он ее долго не задержит.

Она провела его в гостиную, где было только две кошки, и сказала, что пойдет доложить миссис Рэндом.