День выдался отнюдь не скучный, пожалуй даже чересчур насыщенный. Недомогание миссис Крэддок усилилось. Сознание она больше не теряла, но была очень слаба, часто плакала и не стремилась встать с дивана и чем-нибудь заняться. Когда ей предложили перелечь на кровать, она не сопротивлялась. Певерил Крэддок взирал на все это с угрюмым недовольством. Кто проведет в его доме несколько дней, сразу поймет, что ждать от него помощи бесполезно. Мало того, он демонстрировал такое отвращение к недомоганию жены, что все вздохнули с облегчением, когда он сказал, что будет допоздна работать, и с ужином на подносе удалился в центральную часть дома.

Потом пришлось накормить и уложить детей. Уговорить Эмилию Крэддок съесть молочный суп, который мисс Силвер для нее сварила. После чего оставалось еще помыть посуду — самое неблагодарное из всех домашних дел. Чему же удивляться, что мисс Силвер только сейчас получила возможность обдумать события двух последних дней?

Если есть связь между кровавыми ограблениями банков и Колонией, центром которой был Дип-хаус, то в разные моменты должны были возникать подсказки, легкие и на первый взгляд бесцельно витающие вокруг, как паутинки, которые наполняют воздух летним утром после восхода солнца. Они неизвестно откуда берутся, их почти не видно, они — бестелесное прикосновение, вот оно есть, а вот его уже нет. Но о нем можно вспомнить. Не углубляясь в метафору, мисс Силвер решила пока избавить мозг от размышлений и только вспоминать эпизоды, разговоры, те или иные сценки. Она уже давно обнаружила, что память, когда ей даешь свободу, часто воспроизводит детали, которые прошли мимо сознания. Спокойно сидя с закрытыми глазами и сложенными на коленях руками, мисс Силвер вернулась к первому разговору с Крэддоком в городе, к своему приезду в Дип-хаус, к первой встрече с каждым из членов семьи и с обитателями Колонии. Первые впечатления она считала особенно ценными. Дальнейшее общение неизбежно их подправляет, но и тогда из них можно что-то извлечь.

Она пересмотрела первую встречу с Эмилией Крэддок. Обыденная, достойная жалости ситуация: женщина подчинена чужой воле и суждениям, постоянно находясь в состоянии полной неопределенности и неуверенности. Почти постоянно. Бывали моменты, когда это загипнотизированное существо пробуждалось и частично выходило из состояния подавленности и страха.

На Дженнифер гипноз этот не действовал. Когда-то она обожала Певерила Крэддока. Теперь она его ненавидела и боялась — втайне. Что-то случилось, что вызвало эти чувства и отправило их в самые потаенные уголки сознания, Мисс Силвер не зря двадцать лет работала с детьми, она нала, что если ребенок сильно напуган, он ни за что не скажет, что его так напугало.

Сестры Тремлет, Миранда, Августус Ремингтон, Джон Робинсон — со всеми были первые встречи, и все они оставили довольно яркие впечатления. Она мысленно их перебрала.

Закончив с «колонистами», она обратилась к последней — к короткому контакту с убийцей. Вот он выходит из автобуса, ступает на землю. Двое пошли к вокзалу — две пожилые женщины с корзинками. Остальные семь-восемь пассажиров двинулись в направлении Центральной улицы. Она подождала, когда они отойдут подальше, чтобы никто не заметил, что она встретится с симпатичным молодым человеком, который подъедет на машине. Она открыла сумочку и уткнулась в листок, который можно было принять за список покупок. Когда последний из пассажиров покинул привокзальную площадь, она пошла в сторону вокзала, и на полдороге увидела забинтованного мужчину. Она отчетливо видела эту сцену: идет, прихрамывая, рука в перчатке — на набалдашнике трости. Между первым и вторым пальцами перчатки был треугольный разрыв. Она не помнила его до этого момента, но сейчас ясно увидела. Замша разошлась по швам, образовалась треугольная дыра. От нее расходились три шва, болтался обрывок нитки. Трость он держал в левой руке. Повязка покрывала всю голову, как шапка, и закрывала правую часть лица. Воротник широкого старого плаща был поднят. Он прошел слева от нее, так что к ней была обращена правая сторона лица. Правая сторона лица — поднятый воротник, закрывающий шею, — широкий рукав — забинтованная рука. В руке чемоданчик. Мало что видно с ее стороны, с правой стороны. А слева — невидимая ей часть лица, торчащий воротник плаща, болтающийся рукав и рука в перчатке поверх набалдашника. Больше она ничего не видела, не могла вспомнить. Картина стояла перед глазами, но на ней не было деталей.

Она стала размышлять о трости. Самая обычная — гладкая рукоять, гладкая темная палка. Сейчас почти никто не ходит с тросточкой. Но поскольку убийца был вполне здоров, трость была ему нужна для маскировки. Но и в этом случае она сейчас может быть у него. Поскольку она старая, побитая, с металлическим наконечником. Такую трость не купишь намеренно, она должна была ему принадлежать.

Да, скорее всего, она и сейчас у него. Такая трость может быть у кого угодно. Самая обычная и потому не представляет опасности. В ней нет ничего, за что можно зацепиться. Нужно поднапрячься и найти улики.

Какие улики? Она продолжала мысленно разглядывать картину, и вдруг в голове эхом отдались слова, которые она слышала два дня назад. Морис пререкался с Дженнифер.

— Он всегда носит перчатки.

— Он боится испортить руки.

И тут же встрявший в разговор Бенджи:

— А я не боюсь испортить руки! — на что Морис засмеялся и сказал:

— У тебя уже ничего нельзя испортить!

Обрывок разговора, никаких имен. Кто-то всегда ходит в перчатках. Мужчина. Перчатка забинтованного мужчины, перчатка на левой руке, опирающейся на палку, старая замшевая перчатка, потрепанная и старая, разношенная до того, что между пальцами образовалась дыра, нитка, торчащая из уголка дыры, грязная и потрепанная. Старая перчатка, поношенная перчатка. Если у кого-то найдется такая перчатка и трость…

Она дошла до этого пункта, когда тишину взорвал приглушенный звук выстрела.

Звук выстрела в деревне — вещь довольно обычная, даже среди ночи. Если бы мисс Силвер родилась и выросла в деревне, ее бы не насторожил этот приглушенный выстрел. Скорее всего, она не обратила бы на него внимания. Но сейчас он был слишком близок к предмету ее размышлений. Будучи горожанкой, она тем не менее часто и подолгу жила в деревне, и хоть не научилась относиться к привычным выстрелам с безразличием, но благодаря своему исключительно острому слуху поняла, что стреляли не снаружи, а в одной из комнат Дип-хауса. Она открыла дверь и прислушалась.

На лестничной площадке горела тусклая лампочка. Дальше шел темный коридор, ведущий в центральную часть. Все было тихо.

И тут раздался второй выстрел.

На этот раз сомневаться в его направлении не приходилось. Он донесся из-за стены, отделяющей крыло от центральной части. Она почувствовала какое-то движение возле себя, Дженнифер вцепилась ей в руку.

— Иди спать, дорогая, — спокойно и твердо сказала мисс Силвер, — мама уже спит.

— Там… стреляли.

— Наверное, мистер Робинсон. Ведь он часто выходит по ночам?

— Он не стреляет. — В ее шепоте слышалось презрение. — Он не убивает птиц, он только на них смотрит. Стреляли в доме. Что вы собираетесь делать?

— Пойду посмотрю, что случилось.

Дженнифер торопливо зашептала:

— Вы туда не попадете. Он запирает дверь. Всегда. У меня есть ключ. Я его нашла. Он забыл его в замке. Он до сих пор не знает, куда подевался ключ. Я туда заходила. Один раз.

Ее рука была твердой и холодной как лед. Она так напряглась, что не дрожала. Дженнифер медленно сказала:

— Я… видела… руку… Руку Кларисы… отрубленную руку. Я ее видела.

— Если у тебя есть ключ, ты дашь его мне, дорогая? Быстрее.

Дженнифер продолжала как заведенная:

— Он подумал, что выронил его из кармана. Он спросил, не видела ли я, и я ему соврала.

— Дорогая, ключ! И побыстрее! Не задерживай меня!