После Октябрьской революции коммерческие дела, бывшие у меня на руках, вынудили меня поехать в Киев, где я и задержался на все время вооруженных столкновений между Украиной и Советской Россией. После занятия Киева советскими войсками и незадолго до занятия Украины немцами я смог выбраться в Москву, куда и прибыл примерно в половине февраля.
Жизнь политических партий к этому времени еще не замирала, и руководители их еще не пришли к выводу, что разрушительный процесс, которому подверглась Россия под влиянием длительной войны, революции и катастрофически разрушительной деятельности советских властей всяких рангов, вплоть до Советов в самых глухих местах, не может быть остановлен и исправлен силами одной или даже союзом партий.
Я застал в Москве момент, когда думы всех лучших русских людей были сосредоточены на мучительной мысли об унизительном ударе, нанесенном России Советской властью с германским правительством заключением так называемого мира в Бресте, отдававшего страну фактически на разграбление немцев и ничуть в то же время не освобождавшего Россию от войны. В то же время в некоторых политических партиях горячо обсуждался вопрос о предположительном соглашении с Германией на предмет уничтожения в России всего, что связано с Советской властью и партией большевиков (впоследствии коммунистов).
Вопрос этот был умело подсунут агентами графа Мирбаха различным группам через лиц, мечтавших почти исключительно о возврате хотя бы в некоторой степени того, что было до революции, и думавших лишь о своих эгоистических интересах. Несмотря на то, что Украина стала именно на эту точку зрения и, как потом выяснилось, нашла в этом поддержку на Юге России, даже среди некоторых обычно демократически настроенных деятелей, Москва и Средняя Россия в этом отношении остались тверды на своей позиции ведения борьбы с Германией до конца в согласии с союзниками, оказывая для этого хотя бы пассивное сопротивление.
И угнетение и разрушение России, производимые диктатурой партии большевиков, представлялись для Средней России меньшим и притом более или менее временным злом, чем то, что обещало соглашение с Германией. На такое соглашение были склонны идти только лица и группы, примыкавшие к самым правым течениям, и соглашение не состоялось, так как германское правительство, исследовав почву, признало, что, опираясь на группы антидемократические, нельзя завоевать мирно коренную Россию.
Эта борьба мнений по поводу Брестского мира и возможного соглашения с германским правительством содействовала высокому подъему национального чувства даже в тех группах, которые были ранее совершенно равнодушны к национальному вопросу, особенно это сказывалось среди отдельных представителей ЦК партии эсеров (правых), для которых вопросы о национальном достоинстве России впервые стали практическими. Таковы были условия, побудившие искать сил и приемов для борьбы со всеми, кто унижал это национальное достоинство, и толкования для объединения этого людьми, одинаково мыслящими по этому вопросу.
Было и другое обстоятельство, побудившее искать объединений уже не партийных, а каких-то новых, стоящих по задачам своим под партиями. К этому времени политика партии коммунистов, захватившей всю власть в стране и диктовавшей свою волю всему населению под предлогами, что эту власть поддерживают рабочие и трудовое крестьянство, выяснилась вполне.
Прежде всего в этот период, несмотря на внешне видные нелады между Советским правительством и Германией, внутренне согласие и соглашение их были достаточно полны, и, как выяснит в будущем история, Советская власть являлась фактической союзницей Германии в борьбе с державами Согласия, а у себя внутри шла навстречу желаниям и указаниям, шедшим из дома, занятым графом Мирбахом.
Эти обстоятельства приводили к выводу, что в вопросе о борьбе с Германией не представляется возможным отделить Советскую власть от Германии. Затем беспримерное бесправие и гнет, которому подвергалось население всей страны, жестокости и эксцессы, применяемые по самым незначительным случаям, отобрание имущества под видом реквизиций и конфискаций, иногда ничем не отличавшихся от налетов и грабежей, воцарившееся в стране полное отсутствие гарантий не только неприкосновенности личности, но даже возможности сколько-нибудь спокойной жизни и хотя бы некоторой уверенности, что у тебя не будут отняты плоды трудов твоих, наконец, экономическая политика, направленная под лозунгом национализации, социализации и муниципализации всего производства и торговли, а в действительности приводившая к полному разрушению экономического быта и повергавшая страну в голод, холод и обнищание, – все эти явления давали ясную картину, что после года-двух такой внутренней политики Россия превратится в редко населенную пустыню, раздираемую внутренними кровавыми распрями взаимной ненависти, распадется и сделается по частям добычей более сильных соседей.
Все это ставило перед людьми, не отвыкшими любить свою Родину, вопрос: не является ли власть Коммунистической партии сама по себе злом, с которым необходимо бороться ради сохранения России, как единой нации, и ради ее возрождения? Можно было бы колебаться относительно этого, если бы эта власть давала что-либо созидательное, ценное стране, но обещания ее – мир, хлеб и свобода – остались словами, висящими в воздухе. Вместо этого, играя на низменных инстинктах масс, коммунистическая власть порвала тот тонкий, почти незаметный налет культуры и духа общественности, имеющийся у людей, и открыла выход для эгоистических стремлений человека; рядом с гражданской войной, голодом и бесправием, развились беспримерно хищничество и стремление к легкой наживе и использованию чужой нужды. Это стремление к наживе и возможность осуществления ее, а также захватывание всего чужого под предлогом уравнивания первые месяцы людям из масс рабочих, крестьянства казались осуществлением заветной мечты о равенстве имущественном, но скоро угар классовой ненависти стал ослабевать, а люди прозревшие стали убеждаться, что они стали в положение тех, за счет которых нажились, и подверглись, в свою очередь, ограблению, а главное – при той разрухе и бесправии, которые их окружали, были не в состоянии использовать нажитое и жить спокойно.
Широкие массы стали отходить от сочувствия коммунистической власти и становиться на сторону водворения в стране примитивного порядка, прекращения гражданской войны и опыта водворения в стране коммунизма. Этот процесс стал быстро развиваться и задерживался лишь некоторым опасением крестьянства, что захваченная ими земля будет отобрана. Мероприятия власти, захваченной Коммунистической партией, с каждым месяцем усиливали этот процесс, озлобляя население против этой власти. Таким образом, интересы народных масс уже не расходились с воззрением на власть Коммунистической партии, как на зло, подлежащее устранению ради спасения России, ее политического и экономического возрождения. Современное отношение крестьянства и значительной части рабочих к этой власти лучше всего подтверждает сказанное.
Таковы условия, при которых возникла мысль о создании «Союза возрождения». Не знаю, откуда пошла инициатива, но, насколько я мог выяснить, она шла из социалистических групп. Была ли при этом у кого-либо из инициаторов мысль о захвате власти какой-либо из партий, не знаю, да и не думаю. Последующее показало, что среди правых эсеров была действительно такая группа (учредиловцы), но эта группа не заключала в себе инициаторов «Союза возрождения». Что касается до «Партии народной свободы», к которой я принадлежу со дня ее возникновения, то у нее не только не было такой мысли, но она даже ни в целом, ни в лице высшего исполнительного органа ЦК не знала о создании этого «Союза». «Союз» был создан персонально, а не путем партийного представительства.
Руководители всех партий начали уже сознавать, что гибель или спасение России – вопрос не партийной программы, а вопрос, стоящий выше всех программ и партий. По условиям времени «Союз» этот не мог действовать иначе, как конспиративно, а «Партия народной свободы», как партия исключительно парламентская и приспособленная только для открытой деятельности, никогда не только не принимала участия в конспиративных организациях, но даже осуждала такого рода деятельность для партии в целом и для ее партийных органов. Отдельные члены партии, принимавшие участие в каких-либо конспиративных действиях, были вольны в своих действиях и не докладывали о них партии. Если впоследствии открывалось, что они своими действиями существенно нарушили программу или принесли вред партии, то суждение о них передавалось ЦК и съезду. Лично я примкнул к «Союзу» прежде всего как свободолюбец по всей моей природе, ненавидящий угнетения, откуда бы они ни происходили. Мой дед, знаменитый актер М. С. Щепкин, был крепостным и преемственно завещал нам идею борьбы со всяким крепостничеством, какими бы красивыми лозунгами оно ни прикрывалось.
