В это время вошел Назаревский. Тогда Ал. Ник. сказал: вот они хотят ставить станок, раз брат Николай знает, что он, Алексей, ничего не имеет против.

Кто-то тут зашел, и мы простились.

Уходя я просил Назаревского зайти ко мне в школу на предмет разговора о статьях, так как я знал, что он литератор.

К Назаревскому я отнесся с доверием потому, что Сучков нашел возможным при нем говорить о нашем деле – о постановке типографии.

Через несколько дней Назаревский ко мне зашел, и я просил его написать воззвание к крестьянам окружных (вокруг Москвы) деревень. Воззвание не должно было иметь погромный характер, но должно было поддержать восставших в Москве и окрестностях в смысле объединения и информации. Назаревский согласился написать, однако ничего принести не успел.

Алексей в день его посещения нами уговаривал нас подождать Николая, но мы торопились и ждать не могли.

Вернувшись домой, мне сообщили, что звонили из Кунцева, чтобы я вещи не привозил (типографию). Конец разговора может подтвердить Назаревский.

Однажды в штабе был разговор, что хорошо было бы иметь в ЧК людей. Говорили также, что хорошо бы провести на командные должности отрядов особого назначения своих офицеров, спрашивали, нет ли у меня. Говорили, что нужно было пехотинцев, пулеметчиков, артиллеристов и т. д., но у меня никого не было.

В. Миллер

3/Х – 1919 года

Дополнительно:

Очевидно, братья Сучковы хорошо знали, для какой цели нужна была типография, но при разговорах этого не высказывалось.

В. Миллер

Относительно отправки штабом офицеров на фронт мне известно: поручено было Лейе отправить двух человек (см. выше).

Я лично отправил с целью спасения двух человек: одного, Комарова, отправил примерно перед пасхой – дал документы на Сызрань. Дал отпускной билет (по болезни) нашей школы. Второй меня просил Фишер отправить его приятеля в Самару (около пасхи). Поручений никаких им не давал.

Знаю, что связь была, деньги получались. Слышал, что примерно зимой в Англию уехал Чечерин, он служил в школе маскировки; когда он уехал, точно не знаю. Когда я говорил с К., я думал об этом факте, кроме того, я имел в виду слова Денисова с угрозой по отношению к Сучковым и сказал фразу: «что Сучковы у меня в руках», чтобы К. не боялся, возможно, что и приукрасил их для убедительности.

3/Х – 1919 года

О гарантии в верности Сучковых. Действительно, был разговор между Миллером и К. о том, что А. Н. Сучкова и Назаревского надо держать в руках, для чего признавалось желательным иметь против них какие-нибудь документы. При этом гр. Миллер сказал в успокоение К., который был опечален, что против А. Н. Сучкова у меня есть данные (я имел в виду слова С. С. Денисова, что он не минует веревки, а затем отъезд служащего школы Чечерина за границу).

С. К [удеяр]

Д о п о л н и т е л ь н о:

Назаревского я никогда раньше не видал. К Назаревскому отнесся с доверием потому, что А. Н. Сучков ему доверял, допуская при нем разговор о машине.

А.Н. Сучков сказал Назаревскому: «Вот приехали ко мне печатать противоправительственные вещицы».

Миллер предложил Назаревскому написать кое-что, тот согласился. Миллер просил его зайти в школу, потому что в это время постучались. Перед началом разговора в комнате были, очевидно, люди, никакого отношения к делу не имеющие (двое мужчин и одна женщина).

А. Н. просил их выйти из комнаты.

Миллер: Русеет к делу никакого отношения не имеет.

К.: Кажется, был в курсе некоторых дел организации.

На улице однажды при встрече Русеет предупредил Миллера, что ему, Миллеру, грозит опасность.

В. Миллер

4/Х —1919 года К [удеяр]

Алекс. Алекс. Михайлова видел в Кунцеве и в школе маскировки.

Знаю его давно, дал ему поручение примерно в начале августа обследовать Александровскую и Брянскую жел. дор. и наметить подходящие для взрывов мосты, причем такие, которые можно было бы исправить в течение недели, то есть 4–5 сажени.

Он ездил по этому поручению, сказал, что подходящие мосты нашел. С ним говорил Рубинский для установления деталей.

Рубинский – дальний родственник Огородникова Николая

Александровича, с которым однажды Рубинский и зашел ко мне Л. Л. Кисловский говорил, что было бы хорошо завести поближе знакомство с кадетами и «Национальным центром».

Политические центры в Москве («Национальный центр», «Правый центр», «Союз возрождения»), я слышал, что порешили выделить военную организацию и не вносить в нее политику.

9/Х – 1919 года В. Миллер

Относительно роли Сучковых – она двойственная: с одной стороны, они оказывали услуги сильным мира сего, с другой стороны, вызволяли и устраивали людей другого лагеря; так, например, Николай говорил, что ему удалось высвободить нескольких лиц, замешанных в процессе Вацетиса,[309] недели за две до моего ареста.

По просьбе Лейя я просил Н. Сучкова, чтобы убрали из полка командира Чаброва и назначили другого, фамилия вроде Петухов или Потехин (см. записную книжку). Лейе рассчитывал, при Петухове легче заниматься своей контрреволюционной деятельностью.

По просьбе того же Лейя я просил Н. Сучкова ускорить перевод А. Н. Богоявленского из 35-го полка штаба ж.-д. войск.

12/Х – 1919 года В. Миллер

Со Зверевым познакомился по службе в Центроброне[310] 15 ноября – декабря 1918 г. Зверев предложил мне вступить в организацию. Я согласился. Тогда он никаких фамилий не называл. Через некоторое время он сказал, что необходимо набрать людей для броневого отряда. Я предложил взводному инструктору Пеньковскому (бывшему поручику) поступить в организацию (он согласился) и преподавателю пулеметного дела, фамилии не помню, но могу восстановить, хотя это и не имеет в настоящее время значения, так как этот преподаватель уехал на родину в Польшу. Пеньковский перед пасхой уехал в отпуск, также не вернулся.

Организационная работа шла очень вяло, о чем могу судить по разговорам Зверева. Таким образом, в отряде у меня никого не осталось. Зверев передает мне этого Николая Васильевича Тарасенко, который служил в школе в должности заведующего музеем, но через некоторое время его от меня отнимает и Петрова, который, кажется, находится в настоящее время на 9-х Советских пехотных курсах. В июле Тарасенко откомандировывается в распоряжение Главброни.[311]

Когда в мае Зверев пригласил меня зайти к нему, чтобы переговорить, я у него нашел Н. В. Тарасенко, Г. В. Тарасенко, Красавина и еще одного господина, фамилию его не знаю, но знаю, что он Генштаба. На этом заседании говорилось, что необходимо захватить броневые машины школы, определялось количество людей, необходимое для этого. Но о силах и плане не говорилось.

На следующем заседании, куда я был приглашен, у Миллера (кажется, начальник артиллерийской школы) говорилось, что необходимо скорей набирать людей. Когда я сказал, что у меня людей очень мало, то решили мне в момент захвата машины дать необходимое количество людей. Тут указано было, что наш участок – Лефортово; говорилось, что вместе будет действовать артиллерия и пехота. Но у меня сложилось впечатление, что сил у организации очень мало – все исчисляемое десятками, говорили, что есть человек 60 в Высшей стрелковой школе, около этого в железнодорожной охране и еще, кажется, упоминалась какая-то часть, но какая – не помню. Упоминалась еще фамилия Солоева, с которым я познакомился в начале сентября, он предназначался в мой отряд – так говорил Зверев.