Но, когда первый приступ гнева улегся, актриса, которая, как мы уже могли убедиться, была весьма дальновидна, сказала себе, что, действуя таким образом, она пойдет по неправильному пути. Ведь если только воля маршала отправила бедного Фавара в тюрьму, то только она же может и освободить его. А если главнокомандующий уедет на фронт без нее, то уже никакое его решение не изменит участи Фавара. Влияние женщины сильно и на расстоянии, но чары ее много могущественнее, когда она находится рядом. Поэтому ни в коем случае нельзя было обманывать упрямого влюбленного. И госпожа Фавар стала настойчиво и упорно репетировать с труппой, чтобы актеры успели приехать на место назначения одновременно с главнокомандующим.

Увы! Знаменитый военачальник был снова прикован к постели. Приступ подагры, осложненный обострением асцита, не позволял ему выходить из комнаты. Последнее приключение не прошло ему даром. Когда был взорван мост, он провел несколько часов стоя по колено в ледяной воде Луары и простуда привела к тяжелым последствиям, — его мучили острые боли. Врачи, напуганные его строптивым характером и раздражительностью, боялись давать ему необходимые советы. А больной нервничал еще больше, чем обычно, так как знал, что армия готова к бою, но не начнет военных действий без него. Поэтому он непрерывно бранился на чем свет стоит, сердился на всех и вся, а от этого боли только обострялись.

В это время госпожа Фавар настойчиво проводила репетиции в помещении на улице Кенкампуа, и актеры, которым хотелось выйти на подмостки и показать себя перед офицерами, работали усердно и с жаром, подбодряемые руководительницей труппы.

Перетта находилась в привилегированном положении благодаря особой склонности к ней госпожи Фавар и своим способностям, поэтому она была не очень занята и свое свободное время использовала на любовную болтовню с женихом, бывшим Фанфаном-Тюльпаном, а теперь — Фанфаном-Георгином, штандартоносцем маршала Саксонского. Влюбленные сидели вместе в гостиной госпожи Фавар, радуясь тому, что даже война их не разлучит.

Вдруг негр-слуга, Сиди-Бель-Кассем, появился на пороге гостиной и принес письмо «для мадемуазель». Перетта взяла письмо и распечатала его. На ее лице появилось выражение удивления и недовольства.

— Что случилось? — спросил Фанфан, обеспокоенный тем, как она изменилась в лице.

— Госпожа Фавар требует, чтобы я сейчас же приехала в репетиционный зал на улице Кенкампуа. Одна из актрис, мадемуазель Бризар, внезапно захворала, и мне надо заменить ее на репетиции, а потом, наверно, и в спектакле.

— Ну и дела! — недовольно вскричал Фанфан. — Никогда не оставят нас в покое. В кои-то веки собрались поговорить о нашей будущей жизни — так вот, пожалуйста!

— Ну, не сердись! — сказала успокаивающим тоном Перетта. — Госпожа Фавар столько для нас сделала, что ничего плохого не будет, если я окажу ей небольшую услугу!

— Это верно. Мне поехать с тобой?

— Нет, нельзя, к сожалению. Тебя ведь не пустят на репетицию!

— Да, по правилам, никто, не имеющий отношения к театру, не имеет права доступа за кулисы. Правда, мне кажется, что я не совсем чужой, но…

— Да, но ты все-таки не актер. И не мне подавать дурной пример!

— Хорошо, я подожду тебя на улице.

— Ох, противный ревнивец! Ты что, боишься, что меня украдут?

— Черт возьми…

— Не беспокойся, ничего со мной не случится. Не нервничай, как только кончится репетиция, я вернусь.

Она наскоро накинула пелерину, надела шляпку и отправилась в переднюю, где ее ожидал посыльный, привезший записку.

— До скорого свидания, — сказала Перетта Фанфану, провожающему ее. — Думаю, что скоро вернусь.

Посыльный, держа шляпу в руке, сказал с поклоном:

— Госпожа Фавар велела мне взять наемную карету, чтобы не терять времени. Вас там ждут.

— Поехали, — сказала Перетта, — надо торопиться. — И, обняв и поцеловав жениха, она сказала:

— Ну, до скорого свидания, мой дорогой Фанфан-Георгин!

— Ты в самом деле не хочешь, чтобы я поехал с тобой?

Но она уже выскочила из дома. Фанфан в окно видел, как она села в карету, и та сразу же укатила. Сердце молодого солдата сжалось от какого-то непонятного ему самому предчувствия. Ему показалось, что Перетте грозит опасность.

«Надо было мне быть понастойчивее и поехать с ней вместе, — думал он, — я проявил слабость… Но она совершенно не дала мне времени подумать! И, в конце концов, почему я так беспокоюсь? Раз уж сама госпожа Фавар попросила ее приехать…»

Он вернулся в гостиную и увидел на столе оставленную Переттой записку. Он взял ее и стал читать. И сразу похолодел: это был почерк, совершенно непохожий на почерк госпожи Фавар! Там было написано:

«Госпожа Фавар просит передать мадемуазель Фикелёр, чтобы она приехала и заменила на репетиции мадемуазель Бризар, которая внезапно заболела, и явилась по возможности скорее, дабы не задерживать репетицию, на улицу Кенкампуа.»

«Это мне кажется очень странным, — подумал Фанфан со все возрастающим беспокойством. — Почему госпожа не написала Перетте сама? Может быть, она не может прервать репетицию? Но тогда почему она не отправила за Переттой Бравого Вояку?»

— Бравый Вояка здесь! — раздался вдруг из соседней комнаты хрипловатый голос. — А что такое?

— Как, — удивился Фанфан, — вы, оказывается, не на репетиции!

— Я уехал раньше, чем там кончилось, — ответил старик, — мне надо было еще съездить по делам. Но скажи, куда отправилась Перетта в наемной карете, которую я только что встретил?

— На репетицию.

— На репетицию? Зачем?

— Заменить мадемуазель Бризар, так как она больна.

— Мадемуазель Бризар? Больна? Да я только что оттуда и видел ее в добром здравии!

— Гром их разрази! — вскричал, побледнев, Фанфан. — Тут пахнет предательством!

Только он произнес эти слова, как послышался шум колес, и какая-то карета проехала по мощеному двору к дому. Это была карета госпожи Фавар, на которой она вернулась с репетиции домой. Через две минуты она уже входила в гостиную.

Фанфан, бледный, как полотно, бросился к ней и срывающимся голосом спросил:

— Вы не вызывали Перетту?

— Куда? Зачем? — удивилась госпожа Фавар.

— На репетицию!

— Отнюдь! Она мне там не была нужна, и я не хотела отвлекать ее без надобности.

— А записка? — сказал Фанфан, протягивая актрисе листок бумаги, который она живо схватила и, едва бросив на нее взгляд, сказала:

— Я никогда не отдавала таких распоряжений, и эта записка — просто чья-то шутка!

— Или гнусная уловка! — сказал Фанфан голосом, в котором уже звучала угроза.

— Гром и молния! — прорычал Бравый Вояка. — Ее похитили!

— Похитили?! — в ужасе вскричала госпожа Фавар.

Фанфан быстро рассказал ей о появлении посыльного, который очень торопил Перетту.

Подавленная случившимся, госпожа Фавар могла только растерянно пробормотать:

— Но я здесь не при чем!

— Тогда, — вскричал Фанфан, — это Д'Орильи устроил такую подлость!

— Но этого не может быть! — ответила актриса. — Я уверена, что маркиз три дня тому назад уехал в армию.

— Вы в этом абсолютно уверены?

— Абсолютно! Я узнала об этом случайно от одного из адъютантов маршала.

— Тогда это наверняка его сообщник — проклятый Люрбек!

Тут Бравый Вояка хлопнул Фанфана по плечу и совершенно спокойным, деловым голосом сказал:

— Сынок, нужно без промедления приняться за поиски.

Уже вечерело; комната тонула в полумраке; госпожа Фавар, совершенно растерянная перед новым ударом судьбы, упала на кушетку без сил. Мужчины взяли плащи, бросились к конюшне, и через несколько минут актриса услышала на улице стук копыт двух лошадей, галопом удаляющихся в темноту.

— Бедная девочка! — сказала госпожа Фавар и разрыдалась. На нее свалилось слишком много!