— Его светлость маршал Кумберленд ставит вас в известность о том, что, вследствие запоздания транспорта со снаряжением, английские войска еще не готовы к бою.

— Что вы мне такое говорите? — воскликнул Люрбек.

— Помещения для них, — продолжал посланец, — будут готовы и устроены не раньше, чем недели через две. Плохая погода еще более замедлила погрузку; мы не сможем выиграть партию, не имея в руках всех козырных карт. Поэтому необходимо, чтобы вы употребили все свое влияние на Людовика XV и задержали возвращение на поле боя французских войск и маршала.

Люрбек, нахмурив брови, стал обдумывать информацию. Его лоб пересекла глубокая морщина. Трое посланцев ждали его ответа.

— Как бы ни было велико мое влияние на короля, — объявил он с озабоченным видом, — боюсь, что такое предложение вызовет его подозрения.

Посланцы неодобрительно забормотали. Затем второй англичанин, молодой человек атлетического сложения, произнес с силой и оттенком угрозы:

— Это жизненно важный вопрос для нашего дела, сударь, и его Величество король Британии не простит вам провала в таком предприятии.

Шевалье де Люрбек закусил губу. Он не терпел, когда с ним разговаривали в подобном тоне. Он уже был готов ответить язвительной фразой дерзкому собеседнику, но сдержался, так как получал большое вознаграждение за свою службу, а в то время еще и был без денег, так что не имело смысла рисковать должностью из-за удара по самолюбию.

В гостиную вошел лакей — удачный момент, которым Люрбек воспользовался, чтобы выйти из положения. Лакей прошептал хозяину несколько слов на ухо.

— Пригласите посетителя в мой кабинет, — приказал Люрбек лакею.

— Господа, разрешите мне удалиться на несколько минут. Мне надо принять один визит, — объяснил он гостям. Оставив трех посланцев в обществе бутылки старого брэнди, Люрбек встал и вышел в кабинет, смежный с гостиной.

Он тщательно закрыл за собой дверь, задвинул тяжелую портьеру, чтобы никакой звук не проникал в гостиную, и, резко повернувшись, оказался лицом к лицу с госпожой Ван-Штейнберг, которую слуга уже проводил в кабинет.

— Ну, что? — кратко спросил шевалье, безуспешно стараясь скрыть нервозность.

— Я принесла вам интересные новости, — ответила первая камеристка маркизы де Помпадур. И продолжала: — Я с трудом вырвалась на несколько минут из Шуази. Представляете, у меня даже не было возможности прихорошиться в вашу честь…

— К делу, к делу! — потребовал датчанин, все более возбужденный.

— Вчера вечером, — сказала шпионка, — король приехал в Шуази. Их ссора с маркизой кончилась. Он принес публичное покаяние, и теперь возвращение фаворитки в Версаль — дело нескольких часов.

— Я так и думал, но я считал, что вы принесете мне нечто более важное, чем придворные сплетни, или, скорее даже, альковные. Поторопитесь, я занят…

— Во время визита короля мне удалось спрятаться в кустах рядом со скамьей, на которой сидели король и маркиза, и я слышала, как его величество сказал фаворитке, что он отправил приказ маршалу Саксонскому безотлагательно покинуть Шамбор и вернуться в армию.

— Вы сказали «безотлагательно»? Вы в этом уверены?

В сильном возбуждении Люрбек схватил голландку за запястье и больно сжал его. Шпионка — еще молодая женщина — смотрела на него с изумлением, так как такая порывистость отнюдь не была в привычках обычно сдержанного Люрбека.

— Я в этом уверена, тем более, что король точно назвал мадам время начала кампании для французской армии.

— Победа! — вскричал шпион. — Я в ней не сомневаюсь!

Наверняка он тут же пожалел о том, что так явно выразил свою радость перед рядовой шпионкой, так как его лицо сразу же омрачилось, и он некоторое время стоял неподвижно и молча, как если бы строил мысленно некий план. Потом он подошел к секретеру, стоящему в нише комнаты, вынул оттуда связку серебряных ключей, открыл небольшой ларец, нажал на секретную пружину, которая открыла дверцу ящика, достал стопку луидоров, тщательно запакованных в плотную бумагу, закрыл ларь и высыпал золото в руки госпожи Ван-Штейнберг.

— Вы хорошо поработали, мадам, — сказал он, — и принесли мне очень ценные сведения. И следует отблагодарить вас достойно. А сейчас возвращайтесь на свой пост и держите меня в курсе всего, что происходит. Готовятся серьезные события. Потому особенно важно, чтобы с завтрашнего дня мне были известны, час за часом, все важные новости двора. До свиданья!

Госпожа Ван-Штейнберг, непривычная к комплиментам, покраснела от волнения и рассыпалась в благодарностях. Но Люрбек их уже не слышал — он исчез. Он нашел троих англичан спокойно сидящими вокруг столика с напитками. И заметил, что их лица за это время стали много румянее, чем были. А бутылка брэнди была совершенно пуста.

Шевалье, приобретя вновь все свое хладнокровие, уселся в кресло. Потом начал говорить медленно, тщательно обдумывая каждое слово:

— Господа, я только что получил сведения о том, что во Фландрии начинаются военные действия!

Трое англичан дружно и очень недовольно заворчали. Люрбек получал большое удовлетворение от того, что теперь он может заставить их безоговорочно признать его превосходство, и продолжал с тем спокойствием, которое создавало ему репутацию самого флегматичного человека в Соединенном Королевстве.

— Но я думаю, что у меня в руках есть также средство задержать, а может быть, даже и совсем отменить начало военной кампании.

— Черт побери! — скептически заметил англичанин с острым, как нож, лицом, — пять минут тому назад вы были еще озабочены чем-то другим!

— Я — человек быстрых решений и немедленного их выполнения, — возразил шевалье.

И, подчеркивая свои слова, он проронил:

— Я никогда не опаздываю, и мое снаряжение всегда готово к часу битвы.

— Это — что, урок? — встрепенулся один из англичан, уязвленный в своей британской спеси.

Отвечая ударом на удар, Люрбек сказал:

— Нет, долг!

— Можем мы узнать, что вы имеете в виду? — спросил не без угрозы третий посланец.

— Сейчас вам объясню! — заявил Люрбек, глаза которого никогда еще не горели таким ярким, опасным огнем.

И трое англичан, не сговариваясь, одинаковым невольным движением придвинули к нему свои кресла, чтобы лучше расслышать страшное секретное сообщение, которое шпион им приготовил.

Уже несколько дней госпожа Фавар и Перетта находились в замке Шамбор, ибо не могли отказаться от гостеприимства, в самой галантной форме предложенного им маршалом Саксонским.

Фанфан-Тюльпан — теперь Фанфан-Георгин — в качестве штандартоносца главнокомандующего французской армией тоже жил в замке. Он заказал себе у лучшего военного портного города Блуа великолепный мундир, весь в золотых галунах, который ему необыкновенно шел.

Получив эту обновку, он в то же утро отправился повидать свою очаровательную подружку, гуляющую в парке, чтобы похвастаться перед ней своим новым обличьем. У него был очень гордый вид. Затянутый в военный сюртук, в сапогах с раструбами, хорошо облегающих ногу, в ярко начищенных шпорах и шляпе с плюмажем, воинственно сдвинутой на одно ухо, он был более неотразим, чем когда бы то ни было.

Перетта, увидев его, радостно захлопала в ладоши. Но если юноша выглядел великолепно, то и его невеста была не менее обворожительна в кремовом платье с фижмами, усеянном полевыми цветами. Глядя на нее, можно было сравнить ее с оперной пастушкой, причем такой, какую волк из сказки заведомо предпочел бы барашкам.

— Какой же ты красивый, мой Фанфан, — громко воскликнула девушка, — и как этот мундир тебе идет! Честное слово, ты выглядишь, как офицер!

— Я бы вас попросил, маркиза, — сказал Фанфан комически торжественным тоном, — называть меня отныне не Фанфаном, а господином штандартоносцем!

— Прошу прощения, господин штандартоносец, — так же торжественно воскликнула мадемуазель де Фикефлёр, — я забыла о вашей новой должности! — И Перетта сделала безупречный глубокий реверанс.