– Может, уберут теперь от нас этого вонючего идиота! – шепотом предположил Болт.

– Как же, жди! Персоналу доплачивают за дебилов, мне врач говорил! – это Севрюга, тоже шепотом, но так, чтобы слышал учитель.

– Прекратить! – это надзиратель.

– Черепаха, – это Макс, удовлетворенно: он наконец раздолбил тумбочку.

– А мусор уже вывозили? – спрашивает Федя и просится выйти.

Он роется в мусорных баках, их два, из окна больничного изолятора сквозь решетку удивленно и насмешливо на него смотрит девушка Наталья. Федя чувствует ее взгляд, замирает, но не позволяет глазам найти красивое лицо, он специально смотрит выше, разглядывая узкие окна и старую кирпичную кладку между ними, отмечая боковым зрением странную неподвижность Натальи в окне, а на самом деле она показывает ему язык и слегка пританцовывает под музыку: в кабинете отца открыта дверь и немилосердно орет радио.

Феде непонятно, кто и когда успел выбросить черепаху, но он находит бумажный сверток и, отворачивая лицо, ощупывает твердый полукруг панциря. Потом бежит через двор, держа черепаху обеими руками перед собой. Запыхавшись, Федя кладет бумажку перед Максом – тот все еще сидит на полу в задумчивом оцепенении.

– Самохвалов, встать в строй! – кричит ничего не понимающий надзиратель и зажимает нос.

– Да вы не понимаете, он же пошел бы дальше по комнатам, он черепаху ищет!

– Это полная антисанитария, немедленно выбросить!

Макс никого не слышит, он гладит холодный панцирь и улыбается.

– Когда он улыбается, – говорит Федя шепотом Хамиду, – он становится умней.

– Зачем ты это приволок, я не могу спать от вони, я с таким трудом выкинул эту гадость. – Хамид грустно смотрит на Федю, Федя страшно изумлен.

Макс встает, сопит, подходит к строю, отталкивает Хамида и становится рядом с Федей. Он ласково смотрит на Федю сверху, укладывает свое сокровище в холщовый мешок на груди и, конечно, говорит «Черепаха».

Хамид обнаружил себя на ковре. Лицо залито слезами. Из носа тоже течет. Так много он не пил никогда. Молочный свет наступающего дня осторожно сочился в удлиненные арки окон. Хамид хлопнул в ладоши. Два прислужника подняли его и провели к бассейну. Хамид на ходу расстегнул пояс длинного халата, постоял у воды голый, заросший черными волосами, потом медленно упал, завалившись набок и заливая выплеснувшейся водой красивый рисунок пола.

Привели телохранителя. Смертник смотрел спокойно, без паники.

– Я ее убью, – сказал телохранитель. – Почему никто не сказал, что у нее боевая подготовка, черт вас всех побери? Почему ее подпустили к хозяину так близко? Почему твои люди с саблями оттеснили меня?!

– Я сам ее убью, – грустно ответил Хамид. – Все краски истребованы, – добавил он непонятно, – но красной для меня достаточно, поэтому твою участь решу не я. Сюда прилетает секретарь Феди и его доверенное лицо, пусть он решает с тобой.

– Я хочу видеть, как ты будешь ее убивать, – телохранитель почему-то говорил с вызовом, словно сомневаясь в способности кого-либо вообще убить такую женщину.

– Никто не увидит ее смерти, ее запрут в сундук и бросят в море! – неожиданно для себя закричал Хамид. – Пошел вон! Попробуешь сунуться к ней – пристрелю!

– Ну и дурдом! – заявил телохранитель, но Хамид этого уже не слышал – он опустился с головой под воду и скрутился, утробно согнувшись к коленям, насколько позволял живот. Пузыри воздуха щекотно пробегали по телу, шевеля черные жесткие волосы.

Далила и Казимир ждали Зику вечером в маленьком и очень шумном кафе. Пахло жженым кофе, мясом и табаком. Столик был грязный. Далила рассматривала плохо вымытый тонкий стакан, в стакане в сомнительном коктейле утопился кружок лимона.

– Здесь воняет! – сказала она в третий раз.

Ее толкнул проходивший мимо молодой человек в очках. Она выслушала его бормотания, которые должны были, вероятно, означать извинения, дождалась, когда он уставился, моргая в стекла очков, в зал, отыскивая кого-то поверх голов, и небрежно выставила ногу. Очкарик упал, залив ей джинсы водкой с апельсиновым соком. Далила обозвала все это «дерьмом».

Казимир сказал, что в приличное место горбуна Зику не пустят, и отговорил идти в туалет отмываться. Он полил ей на ногу из бутылки минеральную воду. Остаток воды в бутылке выпил из горлышка подоспевший запыхавшийся Зигизмунд.

Он был так возбужден, что бутылка тряслась, а вода заливала его старую рубашку на груди.

Часов и перстня, конечно, уже не было, но информация стоила того!

– Это были мои любимые золотые часы! – Казимир стукнул по столу.

– Что там часы, посчитай свои денежки, хватит ли тебе снять хороший катер на неделю! Нам придется теперь плавать туда-сюда по морю!

– Я не люблю морских прогулок, а часы – это еще и память!

– Слушайте, друзья детства, – вмешалась Далила, – давайте все-таки обсудим, что же он узнал за эти часы!

– Красивая русская устроила в доме Хамида танец с кинжалом и проткнула горло большому авторитету из России! – Зигизмунд был очень доволен собой.

– Господи, не ори ты так, тебя же в Лондоне слышно! – зашипел Казимир.

– Да все было не так! – сказали им с соседнего столика. – Она зарезала его в постели, он хотел ее изнасиловать, а она сама из полиции!

– Жора, не трави тюльку, если не в курсе! – это уже от другого столика. – Ее привезли специально, чтобы прикончить Федю-Самосвала, он там помешал кому-то в русском правительстве!

Далила застыла, боясь повернуться.

– Жалко девочку, – пророкотала ужасающих размеров женщина с крашеными рыжими волосами, которая вдруг подошла вытереть столик. – Ее теперь – в ларец и в море! Говорят, она супермодель. – Женщина собрала все стаканы, засунув в них пальцы, и елозила мокрой тряпкой, тряпка слабо пахла хлоркой.

– Ну что за люди, ничего не знают, а так говорят! Это турки наняли агента КГБ, красивую бабу, отличницу боевой подготовки, она убрала шишку-финансиста, он кому-то денег не дал на выборы! – Худой бородатый еврей в круглой шапочке на макушке жестикулировал, стараясь привлечь внимание Далилы.

– Нам пора, – сказал Казимир и, не поднимая головы, вышел из кафе первым.

Далила отказалась от предложения уйти подальше и затеряться в узких двориках. Она высмеяла конспирацию Казимира и усадила друзей детства на скамейке возле фонтана. На скамейке уже сидела старушка и наблюдала за ребенком у воды.

– Вы говорите по-русски? – спросила Далила у старушки.

Старушка неуверенно улыбнулась и пожала плечами, с интересом наблюдая за губами Далилы.

– Можно говорить. – Далила почти силой усадила стариков и села между ними.

– Нет, ну что в мире творится, а? Нельзя чихнуть, чтобы тебе по-русски… – начал было Зика, но его быстро и громко убедили говорить по существу.

– Это какой-то стамбульский синдром русского присутствия! – не удержалась от диагноза Далила.

Зигизмунд, торопясь и глотая окончания слов, еще раз изложил добытую информацию.

– Ты хочешь сказать, – задумчиво начал Казимир, утирая лоб платком, – что русская девочка зарезала большого толстого русского и ее собираются бросить в море в металлическом ящике, все так, как болтали эти… эти люди в кафе?

– Ну да! Правда, про железный ящик еще не решено точно, но с предыдущими плохими девочками, у которых вдруг умирал клиент, так и поступали! Ночью – в море!

– Ты хочешь сказать, – Казимир стал еще более задумчивым, – что эти люди в кафе!.. Я имею в виду, что они все это знали и нам преспокойненько выложили?!

– Ну да, – тихо ответил Зика, почувствовав опасность.

– Тогда зачем ты лишил меня часов и кольца, идиот! – закричал Казимир и попытался вцепиться в Зику, но Далила мешала, отталкивая его руки. – Если все вокруг говорят про это на каждом шагу?!

– Нашелся умник! – закричал Зика. – Бинокль он купил! Пошел бы в кафе, залез на стол и спросил бы про все это громко! Нечего было меня посылать на такое опасное дело! – Зика отодвигался все дальше по скамье, пока она не кончилась.