— Ах, да, — согласился Андерсон. — Сперва что-нибудь проиграй.

— Ладно, — сказал Гус и опять икнул.

— И не особо налегай на выпивку, — повторил Андерсон, зашагав обратно к своему столику.

Обнаружив, что расплывчатые надписи тяжело поддаются прочтению, Гус просто ткнул в три кнопки на машинной панели. Зазвучавший «хард-рок» пришелся ему по душе. Щелкая пальцами и поводя плечами, он вернулся к стойке и тут же заказал еще виски с содовой, но пил теперь украдкой в надежде, что не заметит Андерсон. Затем он попросил повторить и продрался сквозь толпу к двум женщинам, сидящим за столом. И впрямь на проституток смахивают, подумал он и встал перед их столом, притопывая ногой в такт музыке.

Та, что была помладше, пухленькая брюнетка с посеребренными волосами и в узком, как чулок, золотистом платье, мгновенно ему улыбнулась. Попивая из стакана, он одарил обеих плотоядным взглядом, уверенный, что без ответа он не останется, потом быстро посмотрел на Андерсона, свирепо и мрачно следящего за ним поверх своего бокала, — посмотрел и едва не расхохотался, ибо давно уже не был так счастлив, как сейчас. Он радостно пьянел и знал, что пьянеет. Однако его восприимчивость и чувствительность сделались лишь острее, решил Гус, он видел все как бы в перспективе, ну а жизнь, великий Боже, жизнь — прекрасна! Он с вожделением покосился на толстуху с обесцвеченными волосами, которой было никак не меньше пятидесяти пяти, и та подмигнула ему голубым глазом алкоголички. Не профи, догадался Гус, дилетантка, сопровождающая ту, что посвежее. Если подвернется случай, она, конечно, в стороне не останется, только кому охота платить за старую каргу?

— Един, как перст? — произнесла карга, с трудом ворочая языком и глотая звуки. Гус стоял перед ними, покачиваясь и дергаясь под музыку, перешедшую теперь в крешендо из барабанов и электрогитары, и с каждой минутой ему делалось все веселее.

— Покуда есть музыка, выпивка и любовь, никто не одинок, — сказал Гус и выпил за здоровье каждой из них в отдельности, опрокинув в глотку виски с содовой и думая о том, как это чертовски элегантно и эффектно у него все выходит…

— Ну так присядь и порасскажи мне что-нибудь еще, коли ты такой смышленый мизинец, — предложила старая блондинка и указала на свободный стул.

— А могу я вас, девочки, угостить парой глоточков? — спросил Гус, облокотившись на стол и думая о том, что моложавая не так уж и дурна, кабы еще не свернутый на сторону нос да не эти пушистые брови, начинавшиеся, казалось, из самой бесконечности и туда же, в бесконечность, уползавшие.

Зато груди размеров просто чудовищных. Он откровенно уставился на них, потом швырнул ей в лицо порочную улыбку и щелкнул пальцами, призывая официантку, только что поднесшую Андерсону новый коктейль.

Обе женщины заказали по «манхэттену», Гус — виски с содовой, обратив внимание на то, что Андерсон выглядит злее обычного. Шеф его успел прикончить два бокала за то время, что толстая блондинка рассказывала Гусу длиннющий непристойный анекдот про маленького еврея и верблюда с голубыми глазами, и хоть Гус так и не распознал, в чем там соль, хохотал во все горло, а когда наконец успокоился, блондинка сказала:

— Мы даже не перезнакомились. Меня звать Флаффи Ларго. Можно просто — Пушок. А это Поппи Ла Фардж.

— Разрешите представиться: Лэнс Джеффри Сэвидж, или Джеффри Беспощадное Копье, — сказал Гус, шатко поднявшись и поклонившись хихикающим дамочкам.

— Ну разве он не прелесть, этот маленький какунчик? — спросила Флаффи у Поппи.

— А где ты работаешь, Лэнс-Копье? — поинтересовалась Поппи, уложив кисть на предплечье и подавшись телом вперед, а заодно обнажив еще полдюйма глубокой расселины, расколовшей надвое ее увесистое богатство.

— На фабрике по разделыванию дынек, — ответил Гус, не спуская глаз с ее груди. — То бишь на фабрике одежды, — добавил он и посмотрел на них, дабы удостовериться, что шутка ими схвачена.

— Дынек, — повторила Флаффи и разразилась пронзительным квакающим смехом, который завершился мощным полухрапом-полувсхлипом.

Чертовски здорово, думал Гус. До чего же здорово, черт возьми! Как только ему удается сегодня выдумывать такие лихие штуковины, ну прямо хоть в кино снимай! Тут он повернулся к Андерсону, расплачивавшемуся за новый коктейль, и сказал женщинам:

— Эй, видите вон того парня?

— Этот ублюдок только что пытался нас подцепить, — сказала Флаффи, почесывая широченный живот и подтягивая соскользнувшую с плеча на дряблый розовый бицепс бретельку лифа.

— Мой знакомый, — сказал Гус. — Пригласим его сюда?

— Ты его знаешь? — спросила Поппи. — По мне, так он вылитый легавый.

— Ха-ха-ха, — ответил Гус. — Легавый! Я знаю этого сосунка целых пять лет. Раньше он владел собственной сетью бензоколонок, но так опостылел своей старухе, что та с ним развелась, и теперь он упал в цене втрое. Но на хлеб-то ему всегда хватит.

— А как с хлебом у тебя, Лэнс? — внезапно спросила Флаффи.

— Каких-нибудь семьдесят пять долларов, — сказал Гус. — Пойдет?

— Ну… — улыбнулась Флаффи. — Как закроется этот бордель, мы думаем устроить тебе славное представление, а за все славное да хорошее нужно расплачиваться звонкой монетой, это же естественно.

— Флаффи, какие платья ты предпочитаешь? — спросил Гус, гулять так гулять! — У меня в машине есть кое-что из наших новейших моделей, хочу, чтобы куколки вроде вас обрядились во что-нибудь стоящее.

— Нет, правда? — спросила Поппи, улыбка с трудом умещалась на ее физиономии. — А есть у тебя что-нибудь четырнадцатого размера?

— Само собой, малышка, — ответил Гус.

— А двадцать два с половиной? — загорелась Флаффи. — Мое старое зеленое тряпье уже разваливается на части.

— Само собой, Флаффи, — сказал Гус и почувствовал досаду: его нижняя челюсть, губы и язык совершенно онемели.

— Слушай, Лэнс, — сказала Поппи, придвигаясь вместе со стулом к нему поближе. — Обычно мы ни с кем не ложимся меньше чем за сотню в ночь. Но, может, за те платья я бы решилась удружить тебе, ну, скажем, за пятьдесят хрустящих, и, может, за оставшиеся двадцать пять нам удалось бы уговорить и Флаффи поработать. Что скажешь, Флафф? Больно хорош этот чертенок.

— Прелесть, а не какунчик, — сказала та. — Я согласна.

— Вот и отлично, куколки, — сказал Гус, кожей чуя, как свирепо таращится на них сквозь дымную темень Андерсон. Тем не менее Гус поднял три пальца, подзывая официантку.

— Почему бы нам сразу и не начать? — спросила Поппи. — Времени уже почти час.

— Рановато еще, — ответил Гус. — Я слышал, они тут крутятся и после закрытия. Как вам такая идея: после двух идем наверх, выпьем немного, повеселимся, а потом можем отправиться в мотель, ну как?

— Джордж дерет наверху втридорога, — сказала Поппи. — А у тебя всего-то семьдесят пять долларов, они нам нужнее, чем Джорджу.

— Послушайте, — заворчал Гус, на мгновение запнувшись и глядя с жалостью на обреченную муху, барахтавшуюся в круглой лужице на грязном столе. — Есть план. Приглашаем того парня, ну, моего знакомого, и, как закроется бар, берем его с собой наверх к Джорджу. А там просаживаем все его денежки. У него их куры не клюют. Ну а после того, как всласть напьемся, пускаем его под откос и втроем спешим в постельку. Покамест я для нее не созрел, для постельки, мне еще веселиться и веселиться.

— Я вижу, ты не знаешь, что такое веселье, какунчик, — сказала Флаффи, короткопалой розовой рукой стиснув ему бедро и тяжело навалившись на Гуса в попытке чмокнуть его в щечку губами, похожими на спущенную камеру от колесной покрышки.

— Прекрати, Флаффи, — сказала Поппи. — Ради Бога, не хватает только, чтобы тебя сунули в каталажку протрезветь. Как нам тогда быть?

— Она не пьяна, — сказал вдребезги пьяный Гус. Не выдержав нагрузки, локоть его соскользнул со стола из-под массивного тела Флаффи.

— Лучше уйти отсюда и отправиться в мотель сейчас же, — сказала Поппи.

— Когда вас повяжут как последних алкашей, от всей нашей сделки останется кучка дерьма.