Двустороннему сближению содействовало ощутимое изменение советской позиции, снятие просьбы о предоставлении отдельных мест в Ассамблее всем шестнадцати советским республикам. Советская делегация попросила предоставления отдельных мест лишь особо пострадавшим в войне республикам — Украине и Белоруссии. Правда, вначале, Рузвельт, выслушав Молотова, тотчас же выразил свое несогласие. Он предложил оставить вопрос о членстве в ООН до созыва учредительной конференции. Министрам иностранных дел он рекомендовал уже в Ялте решить вопрос о месте созыва этой конференции и ее участниках. Англичане поддержали советское предложение, и Рузвельт, оказавшись в одиночестве, предпочел не заострять ситуацию в момент, когда дорога к созданию ООН обозначилась и даже была названа дата ее созыва — 25 апреля 1945 г.
Но просто уступить советскому пожеланию Рузвельт считал неправильным, он выдвинул контрпредложение: США тоже получат два дополнительных голоса. Президент аргументировал это тем, что американский конгресс и народ «не поймут», почему великие державы «не равны» по своему представительству на Ассамблее Организации Объединенных Наций. И советская и английская делегации признали правомочность американских аргументов. Ближайшие сотрудники — Гопкинс и Стеттиниус склонялись к принятию этого предложения — ведь речь шла о создании грандиозной организации и опасения СССР относительно изоляции в ней были достаточно понятны. Всего лишь несколько лет назад Лига Наций исключила СССР из своих членов. Согласие обещало проведение международной конференции по созданию ООН уже в апреле и, что важно отметить, в Соединенных Штатах. Рузвельт преодолел свои сомнения (которые поддерживали Леги и Бирнс). В противодействии советской просьбе на этом этапе выражалось, скорее, не желание оставить СССР в мировой организации в одиночестве, а воспоминания, как противники Лиги Наций в 1919-1920 годах использовали аргумент о том, что Англия, имея в руках голоса пяти своих доминионов, всегда сумеет возобладать над «одинокими» Соединенными Штатами.
Наступило максимальное за период войны сближение трех стран. Сталин провозгласил тост за Черчилля как самого смелого государственного деятеля мира, как вождя страны, в одиночестве стоявшей против Гитлера. Черчилль тут же мобилизовал свое красноречие и приветствовал Сталина как вождя страны, сокрушившей хребет германской военной машины. Сталин поднял тост за Рузвельта как за государственного деятеля, имевшего наилучшее понимание своих национальных интересов. Рузвельту оставалось сказать, что их встреча напоминает семейный обед. Сталину, видимо, это показалось занижением тона, и он провозгласил тост за «наш союз» и пояснил: «В союзе союзники не должны обманывать друг друга. Возможно, это наивно? Опытные дипломаты могут сказать: „Почему я не должен обманывать своего союзника?“ Но я как наивный человек думаю, что лучшим для меня является не обманывать своего союзника, даже если он глуп. Возможно, наш союз силен именно потому, что мы не обманываем друг друга, или потому, что не так просто обмануть друг друга».
Противоречия
Репарации. Параллельно работали министры иностранных дел. Когда Иден, Молотов и Стеттиниус обсуждали в первый день проблемы Германии, Молотов сделал особый акцент на желательных для СССР германских репарациях. Советская делегация желала главенства следующего принципа: каждая страна получит долю репараций, корреспондирующую понесенным потерям. Советская делегация хотела получить от Германии репарации в размере 10 млрд. долл. — и получать их в течение десяти лет. Репарации желательно было получить продукцией германской экономики и переводом части заводов в СССР. Советская делегация предлагала лишить Германию четырех пятых ее индустрии, полностью ликвидировать военную промышленность и установить контроль над германским производством на продолжительный исторический период.
Черчилль выступил категорически против: общая сумма репараций очень велика, а ее распределение несправедливо. Рузвельт сказал, что он выступает за максимальные репарации, но голода в Германии следует избежать; президент не хотел называть точные цифры. Советская делегация отвергла утверждение о «слишком высоком» уровне репараций. Сталин жестко сказал, что Франция вообще не заслуживает репараций. Двумя днями позже советская делегация предоставила чрезвычайно детализированные выкладки, показывающие каким образом советская сторона пришла к цифре 20 млрд. долл. репараций из Германии всем потерпевшим странам. Это была единственная детальная схема репарационных выплат — никто из воевавших с Германией стран не выдвинул ничего подобного. Госсекретарь Стеттиниус согласился «изучить» схему, но было видно, что репарации западных союзников не интересуют.
Здесь рождается большое противоречие, многое объясняющее в возникновении причин холодной войны. Американцам и англичанам, странам свободной капиталистической экономики репарации были не нужны. Более того, они им мешали — мешали своей промышленности развить рыночную тягу. Всего этого никак не понимали «марксисты», научно правящие Советской Россией. Пытаясь найти общий язык, они предлагают Соединенным Штатам и Британии 8 миллиардов (из общих предлагаемых 20 млрд. долл. германских репараций. Эти репарации, с точки зрения Дж. М. Кейнса — ведущего экономиста англосаксонского мира — убивали национальную экономику Британии, он отказывался от репараций как после первой, так и после второй мировой войны. Важно: нечувствительность западных союзников к разоренной войной России неизбежно сказалась. Даже невольный взгляд на разоренный Крым (по пути из Сака в Ливадию) произвел большое впечатление на американцев и англичан. Но ни один из них не выразил подлинного сочувствия к России, которая буквально взошла на Голгофу и оценила бы сочувствие союзников.
Рузвельт и Черчилль многое не обязаны были понимать. Но ощутить боль страны, которая избавила их от агрессора, сохранила им миллионы жизней — здесь черствость порождала чувство, что Россия может полагаться лишь на себя. Это была важная первая предпосылка конечного отчуждения.
И. Майский с горечью вспоминает, что Стеттиниус и Иден действовали так, словно их задачей было минимизировать репарационное бремя Германии. А Стеттиниус — перед лицом советской делегации своеобразно успокаивал Идена: «Ведь мы договорились только рассмотреть проблему на Московской конференции по репарациям. Англичане продолжали закатывать истерики, что германия сможет выплачивать репарации только через десять лет после окончания войны. (Читатель волен судить сам, но через десять лет, в 1955 г. одна лишь Западная Германия (без ГДР) обошла Британию по объему валового национального продукта).
Территориальный раздел Германии. Видя жесткость западных союзников, Сталин решил привязать проблему репараций к проблеме территориального раздела Германии. Он счел необходимым напомнить Рузвельту о принятом в Тегеране решении о разделе немецкого государства — тогда президент говорил о пяти германских государствах. Какой стала позиция Соединенных Штатов к Ялте? Рузвельт проявил интерес к формированию оккупационных зон, что было несколько иной постановкой вопроса, но так или иначе, касалось заданного Сталиным вопроса. Черчилль сразу же отказался связать себя с каким-либо определенным планом в этом вопросе, но Рузвельт во второй раз проявил свою заинтересованность — тем самым ставя вопрос на поверхность обсуждения. Теперь мы знаем, что государственный департамент был категорически против раздела Германии и идея пока держалась лишь на личном мнении Рузвельта. Не желая антагонизировать Черчилля, Сталин посчитал нужным согласиться с ним, что процесс Германии как государства нужно пока решать принципиально, а не непосредственно. Впоследствии союзная комиссия решит конкретные вопросы.
Здесь назревало второе противоречие, вызвавшее позднее холодную войну. География не изменялась, и Россия после смертельной борьбы продолжала оставаться соседом могучей Германии, находясь в окружении малых, и часто враждебных стран. Из Вашингтона проблема могла видеться как академическая, либо решенная новым могуществом Соединенных Штатов. Но из Москвы данная проблема смотрелась как возможность ужасающего будущего. Недаром Сталин постоянно говорил об удивительно работоспособности и талантливости немцев — им для восстановления своей мощи понадобится всего несколько лет (он был прав). Полная нечувствительность Лондона и Вашингтона рождала у русских чувство, что в случае кризиса с ними поступят так, как поступали до 6 июня 1944 г. — предложат самим искать тропу выживания.