Самый невыгодный вариант поведения России по проблеме расширения НАТО, единственно гарантирующий успех США, – жестко конфронтационный, сопровождающийся угрозами неконвенциональных мер или прямыми и резкими агрессивными действиями. В этом случае и евроамериканский консенсус по расширению блока, и ратификацию соответствующих соглашений парламентами можно считать обеспеченными.

Альтернативный вариант стратегии, символическим знаком которого является тезис "Россия никому не опасна", выбивает почти все козыри из рук инициаторов расширения и вынуждает их идти на компромиссный торг. Подчеркнем, что в этом случае в наиболее затруднительном положении оказывается Клинтон, отрезавший себе пути назад предвыборными обязательствами по расширению и одновременно оказавшийся заложником воли (или неволи) к расширению собственных НАТОвских союзников и Конгресса. Поэтому в случае, если обозначенные Россией конструктивные предложения по выходу из ситуации позволят ему формально соблюсти обещания и "сохранить лицо", президент США может оказаться тактическим сторонником подобных предложений.

Рамки указанных конструктивных предложений могли бы быть следующими:

– трансформация альянса с изменением структуры, целей и способов принятия решений, в том числе за счет увязывания системы целей и принятия решений с Россией через механизмы трансформируемых ООН и ОБСЕ;

– после этого согласие на роль НАТО как одной из главных военно-силовых опор безопасности в Европе и прилегающих регионах и признание допустимости расширения альянса.

В случае сохранения жесткой позиции НАТО, и прежде всего США, наилучшей стратегией для России представляется выжидательная. То есть неизменно подтверждать несогласие с расширением альянса на неприемлемых для РФ условиях, выдвигать и обязательно прокламировать и пропагандировать свои предложения по системе европейской безопасности, играть на внутриНАТОвских противоречиях, строить контркоалиции и ждать уступок, которые практически неизбежны как из-за разногласий между членами НАТО, так и в связи с очевидно малыми шансами на ратификацию расширения парламентами стран-членов альянса.

Абсолютно недопустимо для России в дискуссии с НАТО лишь одно: драться с тенями и включаться "болваном" в чужую игру, т.е. предлагать цену за нерасширение в виде однозначных обещаний ратификации СНВ-2 или каких-нибудь принципиальных геостратегических уступок – например, таких, как отказ от интеграционных инициатив и российских сфер интересов в СНГ либо снижение уровня отношений с Китаем, Индией, Ираном.

Однако главное условие реализации более или менее благоприятных для России сценариев противодействия экспансии НАТО – обеспечение минимального элитного консенсуса по ключевым вопросам государственного образа будущей России и, соответственно, ее внешнеполитической стратегии и базовым концепциям международных отношений.

9. Выбор стратегии

При бесспорно игровом и антироссийском характере политики совокупной Европы в отношении нашей страны следует вновь признать, что Россия давала и дает основания для определенных обвинений. Действительно, ключевой проблемой перестроенной и постперестроечной России является ее государственное самоопределение.

В одном из недавних докладов мы освещали перестроечные процессы с позиций борьбы российских элитных групп за государственную экономическую трансформацию России, позволяющую конвертировать власть в собственность. Однако эта борьба была неразрывно связана с политической трансформацией, призванной не только конституировать такой процесс, но и, с одной стороны, сбросить с России груз сверхзатратных геополитических обязательств, а с другой, – запустить ее ресурсно-хозяйственный потенциал в более эффективном режиме – как полагали, к пользе народа и особенно элитных лидеров указанных трансформаций.

На рис.5 приведены основные идеи подобных трансформаций и соответствующего элитного самоопределения.

Рис. 5.

Исходный геополитический постулат властных групп, затевавших перестройку, заключался в необходимости ОТКАЗА ОТ СВЕРХДЕРЖАВНОСТИ как принципа, реализуемого лишь в мобилизационно-прорывном режиме, требующем сверхэксплуатации основной массы населения, при котором почти вся прибыль от этой сверхэксплуатации идет в пользу управляющего мобилизационным режимом централизованного бюрократического государства. Лозунгом такого отказа, как мы все хорошо помним, поначалу стало "избавление от нахлебников", в числе которых оказались сначала "дружественные" страны Африки, Латинской Америки и Азии, а затем – "союзные" государства Цетральной Европы (Варшавский договор и СЭВ). При этом предполагалось, что, уйдя от мировых сверхдержавных обязательств, СССР сохранит "нормальное, как США", геоэкономическое влияние и соответствующие сырьевые и оружейные рынки.

Принципом нового геополитического существования в данном случае объявлялся особый (советский, российский) цивилизационный мир, который, наряду с другими цивилизационными мирами (европейским, исламским, китайским и т.д.), займет свое подобающее и вполне почетное место в "оркестре цивилизаций" в качестве одного из мировых центров силы. Основой, социокультурным базисом такого российского ЦИВИЛИЗАЦИОННОГО МИРА предполагалась частью сохранившаяся от дореволюционной империи, частью трансформированная советским временем культурная традиция.

Мы уже не раз обсуждали вопрос о соотносимости цивилизационных представлений о мировой истории с реальным политическим процессом сегодняшнего дня. Здесь напомним лишь, что модели "мира цивилизаций", правомочные и во многом прогностически эффективные в начале века, когда работали Данилевский, Шпенглер и даже Тойнби, оказываются либо недомыслием, либо политической игрой в сегодняшних трудах Хантингтона и его эпигонов. Наступила другая эпоха информационных контактов и средств коммуникации, в которой (по преимуществу бывшие) цивилизации взаимодействуют и взаимопроникают настолько плотно, что оказывается почти невозможным доминирование культурной традиции в массовой идентификации и сохранение старых геополитических и торгово-экономических ниш в мировом разделении труда.

Даже в самой глухой провинции старые культурные идентификационные смысловые озерки последовательно захлестываются подавляющим новым масс-информационным потоком. Ранее изолированные или полуизолированные миры-цивилизации оказываются на сегодня крайне сложным и уже неразрывным переплетением информационных, культурных, экономических, политических, военных, криминальных и т.д. связей. И открытие России миру в ходе "избавления от сверхдержавнсти" продемонстрировало с вопиющей отчетливостью, что вхождение в "мир цивилизаций" – погоня за уже не существующим фантомом прошлого.

Однако процесс "избавления от нахлебников", будучи однажды начат, самой своей логикой востребовал последовательного продолжения и на пространстве СССР: "нахлебниками" оказались почти все союзные республики. И сразу отметим, что уже в контексте трансформации сверхдержавы к "цивилизационному миру" в российских элитных кругах представления о рамках этого мира сильно разнились. В цивилизационной логике неизбежно оказывалось, что собственно таким миром может быть лишь часть СССР в виде "славянской" или "восточноправославной" цивилизации, откуда следовало представление о неизбежной негомогенности этого будущего мира. Сутью такой негомогенности стал не слишком афишируемый тезис о необходимости перехода от советской "империи идеократического равенства частей" к "нормальной неоколониальной империи", где ядром-метрополией должны были стать славянские республики Союза (а в предельном случае и только одна Россия), а остальные – неоколониальной периферией.