…Подходим к площадке, пульс учащается, еще за километр слышен стон баса… И вот вывеска: «Пут вейни! (вей, ветерок-лат.) Репетиционный день, ворота открыты, входим. На сцене — груда аппарата, количество колонок шокирует! Какой-то человек с метлой нам что-то говорит на латышском, но мы, не зная латышского, понимаем: надо «ухиливать!» Я говорю ему: мы, мол, из Челябинска, хотели посмотреть… Потом смотрим друг на друга и я узнаю: «Язеп Янович?» Вот это встреча! Он тоже узнает меня и через полминуты я — в оргкомитете. «Линнардс Муциньш» — отрекомендовался симпатичный высокий очкарик — председатель. Потом достает какую-то бумагу и говорит: «А-ри-ель» — ви виступаете трэты дэн». Я уставился на него, ничего не понимая. Уже готовил жалобную речь… Оказалось, до той злополучной ссоры, наш босс выслал нашу заявку и забыл про нее. Создавалась интересная ситуация: у нас не было командировки, но имели на руках бумагу с печатью и подписью Каминского. Узнав об этом, Линнардс нисколько не смутился: «Ну и что, у нас каждый второй так приехал. Аппаратура здесь общая, ваше дело — выступить.» Еще один приятный сюрприз: ночлег тоже обеспечен, гостиница «Лива» за счет организаторов. А мы уже присматривали лавки на вокзале… Словом, фарт!

На ежегодный латвийский фестиваль «Янтарь Лиепаи» съезжалось огромное количество оркестров, солистов и групп почти из всех союзных республик. Конкурс проходил по трем номинациям: джаз-оркестры, эстрадные ансамбли и ансамбли биг-бита. Последняя номинация была самой престижной. Термин «рок» в то время применялся, в основном, к рок-н-рольным командам, а более тяжелый стиль обзывали андеграундом.

Репетиции шли днем и ночью. Здесь мы тоже решили не «раскрывать карты». Порепетировали старые рок-н-рольные песенки, полагая, что нас здесь тоже не знают. Хотя кто-то из зала крикнул: «Лебедушку давай!» (причем, с ударением на «у»)…

Шел третий день конкурса. Когда объявили «Ариэль», как представителя Урала, примерно треть зала пошла покурить. Наше конкурсное выступление состояло из разных песен, таких как: «Зимы и весны», «С песней по Уралу», «Баллада о памяти» — мои авторские, гуровская «Тишина», «Река несла дубок» — латышская народная песня, как обязательная программа. Я сделал ее со скрипкой — публика визжала от восторга… К битловской сюите из «Монастырской дороги» зал уже был полон. Мы чувствовали какой-то порыв, назревала сенсация! И вот главный момент — «Отдавали молоду»… Эта память, видимо, навсегда! Все эмоции передались публике, любое, малое или большое соло сопровождалось аплодисментами, в тихих местах стояла гробовая тишина… После оваций, выстроившись на авансцене, мы вкушали эти звуки зрительского шума, и не верили, что это происходит!.. Мокрые и счастливые, под удивленными взглядами устроителей фестиваля, мы покидали зал. Председатель жюри, знаменитый Раймонд Паулс, после концерта пожал мне руку, и я был на вершине счастья!

На следующий день местная газета «Коммунист» вышла с шапкой: «Авторы самой большой сенсации — «Ариэль». И дальше: «Неужели большой приз покинет Прибалтику?» В гостинице «Лива» всю неделю стоял шум и гам. Все братались. Мы — с эстонским «Фиксом» из Тарту. Нас с Борей в «алкогольный оборот» взял латышский хохол Юра Бабенко… В общем, сказочная неделя завершилась не просто победой — триумфом! Мы получили приз — деревянный кубок с янтарем — «Малый янтарь» за победу в своей категории. Большой присудили шикарному джаз-оркестру Тамошюнаса из Литвы. Вместе с призом нам вручили шесть подсолнухов, срубленные под корень — дескать, тянитесь к солнцу!

Я долго добивался встречи с Раймондом Паулсом, и вот, наконец, мы сели в холле гостиницы, где рассказал ему о всех наших приключениях. На что мэтр ответил: «Ничего, вот покажете приз, и все встанет на свои места!»… Не встало…

…Вернулись в Челябинск уже перед началом занятий в институте. Как ни скрывали, что уехали, ничего не вышло… «Маяк» уже «растрезвонил» о нашей победе и поклонники наклеили листовки радостного содержания на телефонные будки в центре Челябинска.

Разговор с представителями власти шел в русле 37-го года. Нас обвинили черт знает в чем: что мы — самозванцы, что мы ведем молодежь «не туда» и что мы опозорили Урал(!!!) Борис Гринев, тогдашний идеолог по культуре в манере Берии выдал: «Вы сами подписали свой приговор! Мы не дадим вам собираться вместе ни в одном дворце города, а уедете — мы вас достанем, где угодно!.. В который раз нас «приперли к стенке», из которого был один выход — уезжать! После телефонных переговоров с Паулсом, было решено — опять в Латвию, писать пластинку, а потом, как получится… Договор был такой: первая сторона диска должна состоять из песен латышских композиторов Паулса и Фрейденфельда на русском языке, а вторая на наш выбор. В 70-е годы в Латвии был очень популярен вокальный дуэт Бумбиере и Лапченок, но пели они на латышском, а Раймонду хотелось выйти на всесоюзную арену, и он хотел это частично сделать с нашей помощью.

В конце 72-го устроились играть на танцах в ДК ЗСО опять без названия. Директор Скалыгин, под страхом потерять партбилет, приютил у себя…

В институте тучи над Каплуном и Киндиновым в который раз сгущались, и мы решили не рисковать, подогнав сроки записи в Риге под их каникулы. Все повторилось сначала, уезд инкогнито, просьба родственникам молчать…

На это раз на записи в Латвии «ягнятами» мы себя не не чувствовали. Была очень солидная работа и к нам отнеслись с должным уважением. Званый обед, который устроил Паулс в шикарном ресторане «Рига» еще раз нас убедил: надо вливаться в европейскую жизнь, может это тот «счастливый случай?» Особенно на записи нас поразило мастерство суперзвукача Александра Гривы! Имея очень скромные, по тем временам, возможности, он записал сложнейшие композиции с ходу! Здесь, конечно, и наша заслуга, так как песни были очень четко отрепетированы. Посудите сами и послушайте такие песни, как «Зимы и весны», «Тишина», «Отдавали молоду», которые мы записывали всего на 2 (!) дорожки! Сначала был записан инструментал «сплошняком», без остановок, затем накладывался вокал… Если кто-то ошибался — начинали сначала. При этом учтите, что хронометраж «Отдавали молоду» — 8 минут и 40 секунд! Той «хрустальности вокала» песни «Зимы и весны» я не мог добиться спустя много лет, имея очень совершенную аппаратуру! На второй стороне выделялось три композиции Паулса: «Орган в ночи», «Колокола» и «Одиночество». Потом мы узнали, что Грива продюсировал модную тогда инструментальную группу «Зодиак». Перед съемкой на рижском телевидении Раймонд подошел ко мне, сунул что-то в руку и сказал: «Это — от меня». Я взглянул и обомлел: басовые струны «Fender» — мечта любого басиста! Перед тем, как уехать, мы с Паулсом еще раз просчитали вариант переселения в Латвию…

А в Челябинске уже все знают и в институте готов приказ: «Отчислить студентов Каплуна и Киндинова за опоздания на занятия на 2 (!) дня.» До диплома оставалось всего 3 месяца… Подключились родители. Надо было видеть эти унижения и валяния в ногах у ректора — деспота Сапронова, чтобы понять, насколько это было серьезно! Но вот, царской милостью, они восстановлены, но с большим условием: «Чтобы «Ариэлем» не «пахло» за километр, бывшего студента Ярушина не пускать на порог по любому поводу, а провинившимся срочно создать альтернативный ансамбль «Юность Урала»!» Во как!..

Но вдогонку еще одно неприятное событие: позвонив в Ригу, я узнал наш обком успел «нагадить» и там… По звонку из Москвы размагнитили видеозапись на рижском телевидении, нашу пластинку запретили выпускать… Впору, Паулсу было отказаться от нас. Но тот вдруг приглашает меня приехать в городок Огре, в 40 километрах от Риги, на место будущей «дислокации», где уже найдено несколько комнат общежитского плана и одна однокомнатная квартира для единственного женатого в то время Льва Гурова, его жены Нины и трехгодовалой дочки Наташки… Но все это временно, и через год нас ждут квартиры, уже всем, в Риге!