Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Второй дубль и опять неудача! — камеру заело. Чувствую — все сводит от холода. Гена кричит: «Налить ему душицы!» Выпил я какого-то напитка, напоминающего коньяк, и сразу стало легче. Третий раз полез без команды. Этот дубль стал самым удачным. Потом я узнал — после премьеры этого клипа у всех басистов Советского Союза сердце кровью обливалось: как же это фирменный дорогостоящий инструмент бултыхается в воде!.. Но самое главное во время съемок родился шикарный актер — наш монтировщик Женька. Ларисе понравился наш колоритный рабочий — толстенький с отвисшей губой. Надели на него шляпу и он стал рыбаком, наблюдающим за нашими «вошканьями». В конце этого фильма — его удивленные глаза: рядом с его поплавком плыла моя гитара…

После съемок у Стаса состоялась очень крупная покупка: он купил клавинет «Хонер», инструмент, о котором давно мечтал. Название мы сразу прочитали на русский манер, и у нас получилось: «СЛАВИПЕТ НОНЕЯ». Но Стас не обижался — наконец наступил и на его улице праздник!

В этом году пик популярности пришелся на уже «раскрученный» шлягер Саши Морозова «На острове Буяне». Зал уже подпевал нам на концертах. Я решил усилить впечатление и придумал цирковой трюк. Из картона вырезал гигантский гаечный ключ, покрасил в чёрный цвет, и спрятал его под концертную рубашку на спине. На словах «…найду я этот камень, найду я этот ключ», на глазах у изумлённой публики, вытаскивал его и, делая вид, что мне тяжело, вдруг бросал его на пол. Последние аккорды проходили под стон и улюлюканье…

1985 год, «За землю русскую»

Гастроли, гастроли, кочевая жизнь… Порой кажется, что так будет всегда, или, по крайней мере очень долго… Но, вдруг обращаешь внимание — появился какой-то смешной ансамбль, примитив, а публика балдеет! Думаешь, но ведь так не может быть! Ничего же интересного! Но проходит буквально полгода и эта группа «торчит» в телевизоре. Что же за болваны там сидят, может зять чей-то, или заплатили хорошо? И только отрешившись от всего эгоистичного, понимаешь, что это — ВРЕМЯ, которое показывает тебе новый «язык», и от этого никуда не денешься. Все, что раньше удивляло, теперь становится обыденным и неинтересным. Хотя, как раз, самое интересное человечество оставляет себе на память, но при этом диктует свое.

Понимаю, что мои, даже самые совершенные аранжировки, в огромном количестве не будут слушаться с неизменным интересом. Поэтому приходилось прямо-таки заставлять своих композиторов что-нибудь сочинять. У них появилась какая-то инфантильность, Конечно, пресыщение гастролями и «почивание на лаврах» давали себя знать. А может уже, возраст? Было жутко обидно, когда в каком-то интервью с молодежью, Шариков вдруг заявил, что мы — старые… Это в тридцать лет — такое брюзжание! Конечно, для спортсменов — это солидный возраст, а в искусстве… Не поймите, что я тут кокетничаю, но ведь, с возрастом возникают другие ценности, и уже не гонишься за оголтелой популярностью, и вдруг открываешь себя в новом качестве.

В этом году я отчетливо почувствовал это «творческое топтание на месте». Хотя Стас подбрасывал свои песни, но они были настолько эклектичными, что жили недолго. Пришлось собирать совет, и безболезненно удалять их из репертуара, как впрочем, и мои. Впервые я почувствовал, что необходим свежий приток «крови» в виде любого нового члена ансамбля, но непреодолимое «вето» висело надо мной, как «дамоклов меч»!.. Мне почему-то казалось, что в этом случае я потеряю все!…

Вспоминаю гастроли в Минске. Как всегда — теплые встречи с Мулявиным, музыкантами. Яшкин знал мои заботы по поиску новых солистов, знал об этом и Мулявин. И вот приходит Валера ко мне в гостиницу и говорит: «Сегодня после концерта я забираю вас с Борькой, и мы идем в одно кафе, ты послушаешь классного пацана. Володя Мулявин рад бы его пристроить, да с певцами перебор уже, может, ты возьмешь?…» Сели мы в вечернем кафе. Смотрю — состав небольшой, кабацкий набор инструментов и солист — симпатичный паренек, моложе нас где-то на десяток лет. Когда он запел — я, честно говоря, «прибалдел». Голос очень высокий, с сипотцой, что придавало ему некоторый шарм. И владение — на уровне. После выступления он подсел к нам с Яшкиным, и представился: Валерий Дейнеко. Взяв его координаты, стал размышлять, как бы это обсудить с коллективом. Коллектив отнесся к этому крайне отрицательно. Особенно забеспокоился Лева — ему не хотелось иметь супер-конкурента. Ему поддакнули остальные, правда кроме Боба… И опять пресловутое «вето»! Забегая вперед, скажу, что взял-таки к себе Мулявин Валеру Дейнеко…

Не помню, кто нас познакомил с замечательным человеком, Сережей Низовым. Но в моей бурной жизни того времени он был каким-то громоотводом всех моих бед. Я любил «выплакиваться» на его плече. Его профессия звучала, как анекдот: звукорежиссер театра глухонемых!!! Вернее — театра мимики и жеста. Холостяк, живущий в семикомнатной(!) квартире в старинном купеческом доме, предназначенным под снос… Человек, приютивший у себя дома немало звезд, слывший эдаким добрым священником, отпускавший грехи неразумным, потерявшимся в этой жизни, лабухам. На его глазах рождались и умирали ансамбли. Из группы «Зодчие», в разные стороны, разбегались и сходились музыканты, Валера Сюткин, Юра Лоза, Саша Шевченко, Юра Давыдов… Мы у него часто с друзьями устраивали мюзик-холльные попойки. В тот год, как раз в Москве, проходил фестиваль молодежи и студентов. Вот где мы фестивалили без удержу! И все преклонялись перед серегиным терпением. Кого здесь только не было до нас: И Аркадий Райкин, и Александр Масляков, а артистов кино — немерено!.. Но когда у Юры Лозы и его жены Светы родилось дитя, и они поселились в его апартаментах, оргии прекратились. Вскоре ему дали двухкомнатную квартиру, он съехал из этого злачного места, но в памяти всегда будут эти «народные» «посиделки», «попивалки» и «полежалки»!…

Наше творческое «реноме» было суперустойчивым, и мы катились по гастрольным рельсам, как тяжелый состав. Любые маломальские ссоры заканчивались, когда приходила весть из Москвы об очередной зарубежной поездке. Вот и тогда — Франция — мечта любого, кто ни разу не был в Париже… Едем опять по линии комсомола. Опять чемоданы, набитые консервами. Да и хрен с ним, когда впереди прогулки по Сан Дени, Пляц Пигаль, Елисейским полям, эротика, ночная жизнь… Подъезжая к гостинице, гид загадочно произнес: «Вы будете жить в самом злачном месте Парижа, смотрите, не увлекитесь!» Первое, что нас шокировало — огромный рекламный плакат на гостинице, где вместо средства от перхоти была изображена какая то 127-я поза Камасутры… Дальше — не легче. Я спросил: «А как у вас детей в школу водят мимо этих витрин, это же аморально!» Переводчик невозмутимо ответил: «Ну, это для вас — аморально, а у нас — наглядное пособие, путеводитель по жизни…» Насчет увлечений — это он точно подметил, было столько соблазнов! Выйдя из гостиницы на первую прогулку сразу попал на какую-то «барахолку». Впечатление такое, что женщины, выстроившись в два ряда, образовали коридор и чем-то торгуют. Чем — я понял сразу, как только одна из них, закусив губу, ринулась ко мне, вдруг задышала часто — часто, стрельба глазами велась в упор!.. Перед моим носом она вертела ключик на цепочке. Если б не ее пышная грудь — ключики бы разбили мне очки… Я оторопел! Видя это, дама еще больше усилила дыхание, и ее рука потянулась к моим ягодицам. Тут я очнулся, и, первое, что вспомнил на французском, была фраза: «Пардон, мадам!» Как изящно я выскользнул из ее рук! Здесь мне позавидовал бы сам Копперфильд, вылезающий из смирительной рубашки!.. Вспомнив нетленную фразу: «Советико облико морале», с комсомольской гордостью пошагал прочь!..

Ночная жизнь и пугала и ласкала одновременно! Днем в открытых маленьких кафе стояла невыносимая скука: официанты в отсутствие посетителей, гоняли мух. Ночью — это был вертеп! Гул сидящих за столиками перекрывал шум машин, проезжающих мимо! В пол-второго ночи мы наблюдали любопытную картину. С трудом найдя свободный столик, присели недалеко от «Мулен Ружа». С нами рядом оказались японцы, весьма респектабельного вида. Порхающие вокруг женщины их, почему-то не интересовали, и они мирно попивали винцо. Вдруг двери кабаре распахнулись, и…. мама родная!… по направлению к нашему кафе движутся «лошадки!» Так называют танцовщиц в эротическом костюме из двух предметов с головными уборами в виде меховых веников. (Вспомните коней в цирке!») Несколько полуголых девиц тут же уселись на коленки «арендаторов». Наши соседи, видимо тоже заказали это «блюдо». Было забавно наблюдать, как мясистая тетя беспардонно плюхнулась на малюсенького япошку. Причем, сев на стул, лицом к туристу, своими телесами «утопила» его… Ему, наверное, не хватало кислороду, потому как позолоченные очки дрожали меж грудей, и он конвульсивно дергался…

25
{"b":"286138","o":1}