Свои первые километры на своей новенькой я сделал под Южноуральском, у деревни Кичигино, живя на турбазе «Теремок». Во время летнего отпуска колесил промеж сосен и берез. Это место было нашим любимым местом «отвяза», будь то семейный отдых, или «неофициальный»… Директора базы завода ЖБИ дядю Пашу я ни разу не виде трезвым, поэтому судить о его личности в полной мере не могу! Так же как и тетю Валю — его супругу — милейшую женщину, певунью. Когда бы я ни приехал, меня ждал старенький баян, и в любое время ночи, как ритуал, звучал любимый дяди пашин «Севастопольский вальс». Вот где мы набирались настоящего русского, пусть и далеко нецензурного, фольклора! Их родительская доброта и забота, как магнит, притягивала нас сюда! Сколько приключений выпадало нам в этом краю, одному Богу известно! Приехали мы однажды поздно ночью, смертельно уставшие от какого-то переезда. Стояла теплая летняя ночь, и стол вынесли на природу. Двумя нашими постоянными «гидами» по южноуральскому краю были музыкант Игорь Белоусов и поклонник моего творчества, местный инспектор ГАИ Валерий Саксонов. Вместе с хозяевами быстро соорудили «кафе-бистро» под березой. Затрещал костерок, зазвенели бутылки, нужен был тост. Встал Боря. Ему было особенно трудно в этот момент, он «устал» больше всех, но держался. Возникла многозначительная пауза, все молчали, думая, что Каплун собирается с мыслями. А он просто стоя, уснул… Проснувшись от моего толчка, превозмогая дикцию, еле произнес: «Мы трое суток не спали…», схватился за край скатерти, повалив всю провизию на траву, и упал на спину!.. Что было потом, рассказали более «свежие» друзья. Сказали, что Борис, отдохнув, решил повторить подвиг Снегурочки, пытаясь перепрыгнуть костер. Но, видимо выбрал маленький разбег, после чего рухнул в костер, чудом избежав ожогов…

Если для наших бабушек и дедушек роковой 1937 год казался страшным и непредсказуемым, то для моего поколения эстрадных музыкантов год 1984 можно с уверенностью назвать таким же временем репрессий и геноцида. «40 процентов ВИА должно быть уничтожено!» — так, или почти так гласило тогда постановление минкульта СССР. В чем только не обвиняли молодых музыкантов! Начиная с внешнего вида (всех — подстричь!), кончая буржуазной идеологией, которая «растлила» умы подрастающего поколения… Срочно создаются худсоветы-суды, в обязанности которых входило: во что бы то ни стало придерживаться процентной ставке уволенных, причем любой ценой. В филармониях царила настоящая паника. Множество из них могло лишиться кормильцев: настолько благополучие профессиональных артистов, не имеющих большой аудитории, зависело от «самопальщиков», пригретых этой концертной организацией, которые, имея огромные сборы, попросту кормили всех… Честно сказать, было много «мусора», но, благо дело, народ валом валил на любые группы, и филармоническим администраторам было не до политики. Тупизм в верхах достигло особого предела, когда было рекомендовано, нет, просто приказано на прослушиваниях всем(!) группам исполнять две обязательных песни: «День без выстрела на земле» Тухманова и «Если бы парни всей земли» Колмановского. (Здесь мы, по «обязаловке» сравнялись с фигуристами). Страна лихорадочно готовилась к «экзекуциям». Парикмахерские перевыполняли планы, плохонькие артисты ВИА, предвкушая погибель, уже толпились в ресторанах, хотя и там работа не давала гарантии на дальнейшее существование… Мы особенно не волновались, но все-таки… Гром грянул неожиданно. Оказывается, инкогнито, на наш концерт пробралась кучка диверсантов-худсоветчиков, которые пришли в ужас от того, что у нас нет, во-первых — двух нетленных песен, а во-вторых, мы и длинноволосые, и публика у нас как-то по-западному орёт на выступлении. И, главное, все очень громко! Короче, программу у нас не приняли! Это было равносильно провалу бразильской команды в открытом первенстве Чукотки по футболу! Я помню, «Самоцветы» особенно испугались: если уж «Ариэль» не сдал!.. Вдогонку пришла «телега» из Казахстана с жалобой. Претензии, которые предъявили «агенты» культуры, достойны особого внимания юмористов: не зная, за что нас «укусить», написали, что мы: «…ходили с гитарами наперевес».(?!) Видимо, как фашисты, что ли?… А мы-то и не знали, как надо! В общем, нам дали месяц на исправление!

Пришлось срочно выучить слова песен, абсолютно нам неподходящих. Но выручило пение хором. Аранжировки я делал в лучших «нафталиновых» традициях 50-х. Сложно было с кудрями, но жёны вовремя подсуетились со своими шпильками. Сдавали, слава Богу, в пустом зале. Из своего репертуара я вытащил все, что напоминало о войне. Все подзвучки инструментов были убраны, а Боре приказано играть на барабанах щеточками! Комиссия кушало все это с улыбкой на устах. Еще немного, и они уснули бы сладким сном, дай им при этом пару бокалов пивка… За этим «позорищем» наблюдала Надя Бабкина, спрятавшись на задних рядах, и тихонько похахатывала… Вторая «гроза» прошла стороной и нас не стали «разгонять». Мы перевели дух… Говорят остроумней всех поступил Андрей Макаревич с обязательными песнями: он попросту сыграл их на гитаре в одну нотку, в марше, и комиссия удовлетворилась и этим.

Вспоминая все это, я ничуть не приукрашиваю события, Потом перечитываю, и сам диву даюсь — ум человеческий действительно имеет пределы, но глупость беспредельна… Особенно приказ 80-х: нельзя петь о России! Оказывается, нужно петь о Советском Союзе, а то пахнет русским шовинизмом! По-хитрому этот приказ обошел Владимир Мигуля: он написал песню «В средней полосе России». В министерстве с пониманием отнеслись к этой географической теме, и разрешили ее исполнять…

Летом произошло исполнение моей мечты — родилась Аленушка! Именно 1 июня — в день защиты детей! В пять утра телефон разбудил нас с Олегом. «Это квартира Ярушиных? — раздалось в трубке, — у вас — девочка.» Я подпрыгнул до потолка! «Олег, у тебя — сестренка!» — заорал я, пытаясь растормошить сонного пацана. «Да?… а?… хорошо…» — промямлил Олег и опять уткнулся в подушку… Со скоростью звука я прыгнул в свой «жигуленок» и дал по улице Российской по направлению к роддому сто тридцать в час!..

Летние гастроли, как правило, проходили на стадионах, и в это время я, молодой водитель со стажем целого года, вез Надю Бабкину по Ильменскому заповеднику. Та заметно «прибалдела» от местных красот, повторяя: «Ну и Швейцария!»

А в Москве нас ждала съемочная группа ЦТ во главе с режиссером Ларисой Маслюк. Они задумали снять концертный номер на природе, причем совместить два ансамбля «Ариэль» и «Русская песня», исполняющую одну песню «Порушка-Параня». Еще не было в помине слова «клип», а мы его снимали. Еще за месяц до съемок, Лариса по телефону просила меня разыскать гитару для съемки, но не какую-то там, фанерную, а настоящую, фирменную, чтоб ее можно было мочить, Именно, в прямом смысле слова — требовалось с ней залезать в реку, даже под воду!.. И здесь придется открыть тайну, которую мы с Каплуном долго скрывали. Как-то, осенью мы решили доехать на бориной машине до аэропорта, За рулем — хозяин, уже два года имеющий права. Рядом — инструктор, борин знакомый, на заднем сидении — я и Стас. Было холодно, первый снежок, и мы были в шапках. На повороте Боря не вписался в поворот и нас выбросило в кювет. Кувыркнувшись, как в цирке встали на колеса!.. Все произошло так быстро, что мы и не успели сообразить.

Нас со Стасом спасли шапки, которые смягчили удар, и, не считая пару шишек, все отделались просто легким испугом! Правда машина требовала солидного ремонта, бас отлетел в сторону метров на шесть, отчего гриф повело и сделать его уже было невозможно. Быстро поймав такси, «полетели» в аэропорт. Машину оставили на друга. А женам и коллегам приказано ничего не говорить. На гастролях пришлось просить инструмент у местных музыкантов. Позже я продал фирменные датчики «Ди марцио» и струны «Фендер», добавил денежек и купил себе новый бас. А мой «бедненький», итальянский «Джипсон» долго пылился в кладовке, пока не эта просьба режиссера… Привезя его на съемку, натянул какие-то ржавые струны, вместо датчиков натолкал золотинку от шоколадки, и бас издалека опять стал фирменным! Снималась деревенская сцена стирки белья девушками на речке, которые начинают петь «Параню». Мы изображали деревенских хулиганов — музыкантов, которые, крадучись, подъехали на грузовике со стогом сена, в котором спрятались сами с музыкальными инструментами. Один из нас забрался на электрический столб и подключил два конца, ведущие к аппаратуре… В один прекрасный момент стог сбрасывали и пугали девок современным звучанием электрогитар. Затем шло творческое состязание двух школ, и мы в конце уже вместе выпевали эту плясовую песню. В одном из эпизодов Лариса Маслюкова приказала: «В воду!» И я вместе с гитарой полез в реку, где очень холодная вода сводила скулы. Это было местечко «Черные грязи» под Москвой. Стояла далеко не теплая погода, и нам приходилось по два часа ждать солнца. Во второй день съемок, было потеплей. И вот, я залез в воду по шею, а оператор Гена Зубанов кричит: «Глубже заходи!» Тут башка моя скрылась, и уже под водой услышал: «Пошел!» Видимо я пошел на камеру, как на фашистов, потому что режиссер сразу закричала: «Стоп!» Они хохотали минут десять, а я уже «кончался» — зуб на зуб не попадал…