Что особенно поражало в Гаване — обилие старых, ржавых машин, бывших когда-то престижными моделями в США в 50-е годы. Нам пояснили, что Фидель Кастро в Аргентине закупил большую партию машин со свалки, стоимостью 99 песо за машину. (Рубль тогда менялся к песо — один к одному).

Кормили нас «на убой», но, что интересно, порядок блюд на Кубе был прямо противоположным европейскому: сначала предлагался десерт, а суп приносили в последнюю очередь. И везде — цитрусовые, цитрусовые… У некоторых начались, простите, запоры! Один паренек несколько дней не мог сходить по-большому! Пурген не помогал. И тут кубинцы предложили ему ма-а-аленькую свою таблеточку… Через пять минут он пулей залетел в туалет, и все услышали его радостный возглас: «Я — Гага-а-а-а-а-рин!» Видимо, он имел в виду, что его тело в этот момент напоминало космический корабль «Восток», взлетающего над унитазом!.. Все пребывание на Кубе напоминало бы сплошную идиллию, если бы не одно ЧП…

Сидя в кафе с девушками из балета «Ритмы планеты», вначале не придали значения, что к нам подсел какой-то мужичок из грузинской команды. Причем, стал нашептывать что-то на ушко даме, сидящей рядом с Геппом. Та отодвинулась и нахмурила брови… Вдруг наглец схватил ее за руку и потянул к себе. Первым отреагировал на это Стас, ударив по руке чужака. Южная кровь не заставила себя долго ждать. Отпрянув от стола, грузин схватил пустую бутылку, ударил о край стола и стал трясти этим «фужером»… То же самое сделал Стас! Сидевшие рядом, и, опешившие кубинцы не вмешивались. Это еще больше подзадорило южанина! К счастью, его друг оказался более трезвым и схватил его в охапку сзади…

Конфликт разобрали на совете и вынесли решение: выслать хулигана на родину. Но, протрезвев и извинившись, все сошло ему с рук. Правда, потом, долго мы ощущали его волчий взгляд…

Между тем, всем было приказано поменять 200 рублей на песо, и что-нибудь купить, дабы поддержать экономику Кубы… Что, именно, мы не знали, и не видели ничего достойного, разве что — кофе и нижнее женское белье…

Самое интересное — нам выдали справки — «тархетки», по которым ты мог купить по дешевке все, что угодно, только в ограниченном количестве. Но, уже без справки — втридорога! А спиртное — в десять! Так, знаменитый ликер «Гавана клаб» дорожал без справки с 2.50 песо до 25! Конечно же наши водочные запасы иссякли довольно рано, и мы упивались кубинским ароматным напитком уже, как бы, соря деньгами…

Прощальный концерт проходил на стадионной площадке театра «Мариана Грахалес». Там мы впервые увидели уникальный водный занавес. Вдоль рампы находилось множество трубок разного калибра, направленных вверх. В момент смены декораций, закрытие занавеса выглядело так: включались мощные компрессоры, и в трубы под давлением подавалась вода. Она поднималась метров на пять… Это было потрясающе! Потом вода спадала, и по желобам уходила куда-то в стоки — занавес открывался! Наше выступление проходило на вежливых хлопках: все-таки европейская музыка их не особо прельщала. Но когда заиграл кубинский оркестр, мы поняли, что поклоняются они единственному музыкальному божеству — ритму! Причем этот оркестр состоял из одних ударных инструментов! Мы, с Каплуном задвигались со зрителями, как танцоры! Барабанщиков было 15 человек! Но даже в этой сумасшедшей ритмике угадывались какие-то мелодии… Такого, признаться, мы не слышали ни разу! Неудивительно, что кубинцы под самбу живут и трудятся… Но, как выяснилось, в работе — лентяи, и Фидель с этим безуспешно борется!

Улетали, все так же, в «ликерном» тумане… Причем обратно летели через Бермуды, и, говорят, нас сильно трясло… Об этом мы узнали от трезвых доярок после промежуточной посадке, в Португалии…

Дома назревал очередной скандал. Виной тому пресловутый квартирный вопрос. К тому времени, находясь в зените славы, некоторые из музыкантов не имели нормальных жилищных условий, и мы решили «забузить»! Все, как один подали заявление об уходе. Причем, за полгода до Олимпиады в Москве. Кто-то из партийцев назвал это политическим демаршем! Но нас это не пугало. Мало того, мы имели уже предметный разговор с партийными органами города Калуги, которые, подобно Паулсу, захотели «спасти» нашу шестерку, выделив шесть квартир, и ключиками уже позванивали…

Перспективы были неплохие: близость Москвы, телевидение, радио, в конце концов, под присмотром самого обкома и калужской филармонии! Нужен был только решающий шаг всех, без исключения, музыкантов! Но «разбор полетов» был уже в Москве, где было приказано помириться двум обкомам, после драке за нас. Челябинцам же — срочно выдать недостающие квартиры! Так мы опять остались дома…

В нашем коллективе единодушия, в отличие от 72-го года не наблюдалось.

Выступление на Олимпиаде для нас были обычными гастролями, ничего примечательного. Просто, во время ссоры, лучшие площадки были разобраны, и нас эксплуатировали в кинотеатрах.

И вдруг — шок! Умер Владимир Высоцкий. Весь мой организм отказывался этому верить. Как актёр он мне был — не лучше — не хуже других. Но когда я пацаном слушал песни на магнитофоне, причём, не видя его лица, мне казалось — это совсем другой человек — высокий, статный, чем-то напоминающий мощного казака — настолько мужицкая мощь его тембра просто зомбировала, и я оказывался в плену его стихов. Всё, о чём он говорил в своих песнях, я безропотно принимал на веру, и думал: вот она — правда! А запрещённость в официальных кругах ещё подливала масла в огонь.

Конечно, мой стиль никак не шёл в параллель с великим бардом. Но дух авантюризма и какой-то бесшабашности до сих пор преследует меня, и это всё — от Владимира Семёновича. Забегая вперёд, скажу, что позже я даже написал две композиции на стихи Высоцкого. Это «Баллада о волчьей гибели», которую пел сам, и «Всё относительно» для голоса Гурова. И даже включил их в основной репертуар. Но вскоре понял, что это бессмысленное занятие — петь песни Володи иначе, чем сам Высоцкий — это эклектика!

Олимпийские гастроли нас не так заботили, как предстоящий фестиваль «Весенние ритмы-80» в Тбилиси. И даже видели себя победителями… Но, не тут-то было!…

Сразу, по приезду в Грузию нам сказали, что здесь нас очень ждут, и мы должны выдать «эдакое»!… Именно, «эдаким» в то время у нас была рок-опера «Емельян Пугачев». Она, наверняка, поставила бы всех «на уши»! Но привезти ее сюда не предоставлялось возможным из многих соображений. Пришлось выдать публике некое «лоскутное» одеяло, состоящее из фольклора, ресторанных шлягеров и надуманного хард-рока. Я только потом понял, что с этим старым багажом нам нечего делать в Тбилиси. Или опера — или вообще не приезжать! Этот приезд был моим крупным проколом!

Мы вышли на сцену государственной филармонии под шум и аплодисменты. Звучит несколько русских песен, и чувствую — публика охладевает… Была еще маленькая надежда на одну классную песню Теодора Ефимова «Волки» на стихи знаменитого Владимира Солоухина, которая очень перекликалась с подобной темой песни Высоцкого. Стас, который исполнял ее, опять напомнил Хлопушу, метался между гитарами, изображая волка. Я думал, что она хоть всколыхнет кавказцев, но я все больше чувствовал, что мы попали «не на ту свадьбу», что это все — не наше! И тут положение еще больше усугубилось тем, что во время исполнения песни, в зале произошла поножовщина, и, когда несли по проходу окровавленного юношу, зрителям было просто не до нас… В зале был включен свет, и дальнейшее наше выступление прошло почти в полной тишине зала…

Уйдя за кулисы, я испытал шок! На душе — положение вратаря, пропустившего решающий гол… Меня пытались успокоить, что, мол, мы не виноваты, несчастный случай, так получилось, но я чувствовал — это был провал!