В этом году Саша Морозов подарил нам песню, ставшую впоследствии «фирменной», «ариэлевской». После «На острове Буяне» это был очередной хит, даже покруче прежнего. Называлась она «В краю магнолий», на стихи Юрия Марцинкевича. Самое смешное, что худсовет «Мелодии» не принял ее на пластинку! Из-за двусмысленных последних строчек: «И можно говорить свободно про жизнь и про любовь…» Там сказали: «Это что, выходит, в краю магнолий можно говорить, а в других краях — нельзя?!..» Хоть стой — хоть падай! Отправили на доработку… Я не поленился, взял эту песню, и пошел с ней на другой худсовет, на ЦТ. Там приняли ее безоговорочно, и сразу наметили съемку. Так «Мелодия» «проворонила» шикарный шлягер. После съемки на «Утренней почте», она, буквально, «взорвала» эстрадников. А как радовались кабацкие музыканты! Это была их «кормилица-песня!»

И вот, наконец, первые гастроли на кап-земле! Госконцерт, совместно с западногерманской телерадиокомпанией «WDR» организовал престижный концерт в г. Кельне. В афишах: джаз-ансамбль под управлением Георгия Гараняна, джазового пианиста Леонида Чижика, ансамбля «Ариэль» и солистов Валерия Леонтьева и Софии Ротару. Двоих, последних, «тормознули». У Валеры документы были не в порядке, а Софа поставила условие: я еду с группой «Червона рута» или вообще остаюсь дома! Ей навстречу не пошли… В рядах режиссеров небольшая паника — ни одного солиста! Срочно ко мне: «Отряжай любого, поющего, под Гараняна пару песен надо отстоять!.. Выбор пал на Каплуна, его обаяние и, немного, классическая манера пения… Правда было опасение: Боря с великим трудом запоминает текст, иногда может ляпнуть что-нибудь производное, чем часто забавляет зрителей. Чтобы этого не случилось я написал ему крупным фломастером шпаргалку песни Р. Паулса «Барабан был плох…» Так Каплун был солистом «Мелодии» несколько минут. Зато потом, наше выступление стало просто фурором! Мы вышли в светло-серых шерстяных трикотажных рубахах с расклешенными рукавами и кушаками, в сапогах. Для немцев — одеться на сцену в чистую шерсть — это признак богатства. Далее, мы деликатно, без шума отработали фольклорную программу с «Русскими картинками». Это был успех! Причем зрители в порыве восторга, аплодируя, подключили еще и ноги! Оказывается солидным немецким господам негоже свистеть, а высшее проявление восторга у них — это стучание каблуками. Об этом я узнал впервые!

Пресса не скупилась на похвалу. Конечно, похвалили всех, особенно им понравился Чижик — действительно потрясающий мастер импровизации! В отношении «Ариэля» журналисты газеты «Кельниш рундшау» сравнили наше творчество с «песняровским», сказав, что «Песняры» — это «борона», а «Ариэль» — «плуг»! Вроде, как, мы фольклор пропахиваем глубже! Все время пребывания с нами возилась наша новая «мамочка» — Алла Петровна Шпетнагель — пожилая, но очень деятельная женщина, русская по национальности. Судьба давно ее забросила в Германию. Выйдя замуж за немца, она часто принимала у себя дома земляков, работая переводчицей. Особенно мне понравился поход на немецкую «барахолку», где я себе купил хорошую джинсовую куртку за 3 марки!

Дома меня ждал социальный заказ. Специально, к встрече советской и американской молодежи, Морозов с Романовым написали антивоенную сюиту «Утро планеты», автоматически это был заказ фирмы «Мелодия» на следующий диск-гигант. В то время наблюдался массовый психоз по нейтронным войнам. Он, буквально захлестнул нашу эстраду, пошло много спекуляций на эту тему. Но мне было интересно, Там были «страсти-мордасти», бомбы, мир, контрасты… Эту работу я разделил пополам с Геппом, аранжировавшим несколько частей. Так, в «монологе нейтронной бомбы» Стасик в образе Хлопуши вновь поразил музыкальный мир… Хоть я не считаю эту работу серьезной, она все-таки имела положительный резонанс, даже у наших рьяных поклонников. Скорее потому, что она была сделана мастерски, профессионально. В июле 1982 года сюита впервые прозвучала в Иркутске. Вообще, вспоминая Сибирь, не могу не удержаться от восхитительных эпитетов в сторону простого народа. Наблюдая за зрителями в разных точках страны замечаешь, что в стороне от Москвы, углубляясь на Восток, народ приобретает, в твоем понимании, другие черты. Здесь люди более бескорыстны, добры и даже приветливее… Никогда не забуду русскую баньку на берегу Ангары, купание в Байкале, классных «пацанов» — ресторанных музыкантов, с юмором у которых «все в порядке»! Нас окружала какая-то беззаботная аура, порой казалось, что так не может быть! А может это были наши звездные часы, дни и годы?… Скорее всего за Уралом — это другая Россия, пусть малоимущая, но чистая душой, коей и славится на весь мир!

Интересные контрасты мы ощутили в следующей поездке на политический форум в Западный Берлин. По истории знали, что этот знаменитый город имеет два статуса: социалистического и капиталистического. Но то, что мы увидели, нас долго поражало. Едем привычным маршрутом по знакомому гэдээровскому Берлину, и, вдруг — шлагбаум, и через пять минут мы — в другом мире!

Рекламы, музыка, люди улыбаются, все вокруг яркое и необычное! Устроители фестиваля, извинившись, что в западноберлинском отеле нам не хватило места, предложили ночевать в восточном, но утром, мол, нас заберут на место встреч, в западный! Мы, конечно, согласились. Так четыре дня мы сновали из холодного в горячее!.. Здесь, вдруг, у меня начались, крупные нелады со здоровьем. Подскочило давление, я упал на землю, подскочили медики и отвезли меня в госпиталь под капельницу. Через сутки я встал, но с трудом отработал концерт. Позже, обследовавшись, понял — это нервная энергия, копившаяся годами, дает себя знать…

Пристальное отношении к нашему творчеству доказывал тот факт, что маститые и не очень маститые композиторы постоянно мне предлагали свои песни. Кроме Богословского, у нас уже был «джентльменский набор в виде Людмилы Лядовой, Юрия Саульского, Вячеслава Добрынина, Саши Морозова… Помню, как-то в гостиницу «Россия» пришел ко мне Юра Лоза, с грустью посетовав, что Бари Алибасов, его шеф, «попросил» из «Интеграла» (была такая классная саратовская группа), и ему негде «обнародовать» свои песни. Я включил магнитофон, и Юра напел под гитару несколько классных песен, в том числе — «Девочка сегодня в баре», «Мать пишет» и другие. Они мне очень понравились, это был какой-то «свежачок», после «кровь-любовь»! И, что самое главное, очень близко к нашему стилю! Но, взяв их в репертуар, нигде в эфире реализовать не получилось — Лоза был запрещенным автором. Однако, очень скоро он «легализовался» и стал петь свои песни сам. Я был этому только рад. И вот, Юра пришел на наш «сольник» в «Россию», принес новую песню и сказал: «Старик, я хочу тебе в знак уважения подарить вот этот шлягер», и спел на репетиции «Заповедные места». Это был хит! Второй припев я пел уже вместе с ним… Почти сразу же мой старый друг Тодик Ефимов, автор песни «Комната смеха» подкинул еще одну, «ломовую» — «Баба Яга». Ее он, признался, писал для Каплуна, видя, как тот дурачится за кулисами, и попал «в точку». Долгое время Боря, даже по сей день, не может выйти из этого образа. Это, как все роли знаменитого нашего кинокомика — Крамарова, сводятся к одной… Песня сразу понравилась народу, причем всем «слоям», благодаря опять ЦТ. Кстати, снимая ее на «Утреннюю почту, мы не уложились в график, и песню, снятую всего одним планом(!), временно положили на полку, в надежде доснять потом. Но, желая быстрее донести ее до зрителя, режиссеры все-таки «пихнули» этот полуфабрикат на экран, и в таком виде «Баба Ягу» эксплуатировали и дальше…

Оглядываясь назад, вспоминаю, как тяга к театрализации снова и снова давала себя знать, наверное, как и детская любовь к цирку. После «взрывающегося» патефона, в продолжении истории о «Бабе Яге», кладем «Кащея» на носилки, любезно подаренные медиками, и разыгрываем сценку прощания «Лешего» и «Бабы Яги» со сказочным монстром. В песне «Сон ковбоя» мне пришлось научиться играть на стиральной доске… Ну, а 13-минутный «Концерт для тромбона с оркестром» — это вообще клоунская пародия на симфонический концерт.