Монумент закрыт. Сантьяго-де-Чили

Обедаем в превосходном крытом рынке; снаружи классический фасад, внутри элегантные и причудливые чугунные конструкции. Товары свежие, все в изобилии — спаржа, клубника, авокадо, вишни и ананасы, к которым присоединяется обильный ассортимент морепродуктов, в особенности морской угорь, мелкие твари под названием пикороко, странные слепые упругие создания, живущие в скалах. Их покупают с раковиной и на пару минут бросают в кипящую воду.

Устраивать рестораны на продуктовых рынках кажется весьма здравой идеей, и моя трапеза в обществе Патрисио в марискерии «Донде Аугусто» кажется одной из лучших. Хорошая еда, хорошее вино являются вступлением к Pisco Sour.

Pisco представляет собой eau-de-vie[67] с третью лимонного сока, яичным белком и большим количеством льда. Напиток получается острым и забористым. Пока мы выпиваем, подходят музыканты, играющие на таких традиционных инструментах как куена, набор дудок, предпочтительно бамбуковых, но теперь пластмассовых, и чарранго, десятиструнный инструмент, прежде изготовлявшийся из панциря броненосца, а ныне из дерева. Звучание западает в душу и, если верить Патрисио, имеет столь старинный и традиционный характер, что Пиночет даже попытался запретить этот инструмент — за слишком большое соответствие «левой» идеологии.

Чтобы увидеть городскую панораму, поднимаемся на фуникулере повыше зоосада, на горку, увенчанную сорокафутовой статуей Девы Марии. Следуя гнутому металлическому указателю с надписью «А La Virgen», мы поднимаемся наверх по лестницам и ступеням для того лишь, чтобы обнаружить, что Дева закрыта. Заглянув внутрь, я вижу небольшую часовню.

Надо мной высится стальная Дева, отлитая во Франции в 1908 г. и привезенная сюда «в честь 50-й годовщины принятия догмата о Непорочном Зачатии». Руки разведены в стороны, голова чуть приподнята, а глаза смотрят в пространство.

День 134: От Сантьяго до Пунта-Аренас

6:30 утра. На улице 9°C, и я выхожу из отеля в толстой рубашке и свитере — впервые после расставания с северной Норвегией. Мы несем с собой емкие сумки с антарктической одеждой, в срочном порядке присланной нам из Лондона. Аэропорт Сантьяго набит битком, и, предъявляя для проверки сорок одно место багажа на шесть человек, мы отдаем себе полный отчет в том, что в очереди на рейс компании LanChile до Консепсьона и Пунта-Аренас друзей у нас найдется немного.

Пунта-Аренас, находящийся на южной оконечности Южной Америки в паре миль от пролива, отделяющего материк от Огненной Земли, представляет собой нечто незнакомое всем членам нашего видавшего виды и страны экипажа. Благодаря происшедшей в Кейптауне резкой смене планов даже Клем, всегда заранее исследовавший маршрут насколько это представлялось возможным, находится в полном неведении в отношении ожидающих нас 4000 миль.

Дожидаясь посадки, мы обмениваемся слухами и догадками в отношении дальнейших перспектив нашего путешествия. Фактов в нашем распоряжении воистину немного. Существует некая компания Adventure Network — то есть она, по крайней мере, отвечает на телефонные звонки, принимает заявки и располагает бланками с шапкой. Фирма утверждает, что осуществляет прямые перелеты из Пунта-Аренас на антарктическую базу, расположенную в горах Патриот, и имеет возможность предоставить нам транспорт для дальнейшего полета оттуда до Южного полюса. Тот факт, что никто из нас не способен найти Пэтриот-хиллз на любой карте Антарктиды, лишь усиливает наше недоумение.

Система оповещения внезапно оживает.

— LanChile, рейс 085 на Консепсьон и Пунта-Аренас готов к посадке.

Я бросаю последний взгляд на расписание полетов. Наверху его написано: «27 ноября».

Первым, умеренно дискомфортным фактором в нашем полете является то, что осуществляется он на самолете «Боинг-707», машине отличной, однако давно снятой с эксплуатации на тех рейсах, которыми мне приходилось последнее время летать.

Перелет до города Консепсьон недолог, однако ландшафт меняется немедленно. Горы стали крутыми и щерба-«тыми, к морю сбегают узкие, зеленые и лесистые долины. Объявление в кабине, которое мы читаем, отправляясь на терминал, советует нам оставаться на борту. «Продолжительность нашей стоянки в аэропорту составит приблизительно двадцать минут».

Проходит семь с половиной часов, но мы по-прежнему остаемся в Консепсьоне. Мы играли в карты, читали книги, неоднократно пили пиво и кофе и даже съездили в центр города, где в отеле нам был предложен унылый завтрак. Патти и Фрейзер выкроили толику времени на шопинг, или розничную терапию, как они называют это занятие. Я знакомлюсь с ученым, отправляющимся исследовать береговую линию Антарктиды. Ему уже приходилось стоять на Южном полюсе. Было 50 градусов ниже нуля… «…Дыхание у тебя словно отмерзает. Ну, почти. Ты находишься на высоте в 10 000 футов».

Мне и в голову не приходило, что такое унылое, негостеприимное, не знающее солнца в течение половины года место как Южный полюс к тому же еще и находится на уровне альпийских вершин.

Причиной нашей задержки является «Боинг-707», на мой взгляд, поставленный на рейс в последнюю минуту в качестве замены. Когда пришло время запускать двигатели, во всем аэропорту Консепсьона не нашлось достаточно мощного генератора. Однако двигатели наконец запущены, и в конце дня мы снова взлетаем. На сей раз отказывает кондиционер, и, когда под крылом появляются ледяные вершины и ледники, температура на борту приближается к суданской.

Где-то внизу под нами заканчивается Панамериканское шоссе, а с ним и дороги до Пунта-Аренас. Длинное чилийское побережье превращается в захватывающе прекрасную россыпь гористых островов, проливов и фьордов, выглядывающих из-под плотного облачного одеяла на короткие, но вдохновляющие мгновения.

В 19:30 мы поворачиваем над проливом Магеллана и спускаемся над поросшей редкой травой равниной к аэропорту «Карлос Ибаньес» в Пунта-Аренас. Теперь мы находимся на 53° южной широты. Я должен чувствовать себя как дома, ибо родился и вырос как раз на 53-й параллели — северной конечно.

Понимание этого доносит до меня масштаб той части пути, которую нам еще предстоит совершить. Пунта-Аренас будет нашей последней остановкой перед Антарктикой, однако городок этот отстоит от Южного полюса столь же далеко, как Шеффилд от Северного.

День 136: Пунта-Аренас

Просыпаюсь от звука автомобильной сигнализации, на короткое и счастливое мгновение переносящего меня в Лондон. Неторопливо пробуждающееся сознание возвращает меня к тесным, ничем не украшенным стенам номера отеля «Кабо-до-Хорнос» в Пунта-Аренас. Под романтическим названием отель «Мыса Горн» скрывается абсолютно неромантичное восьмиэтажное кирпичное сооружение, чьи бледно-желтые стены под невысокой, чуть заостренной крышей стоят на вершине холма, высящегося над городом.

Вчера отослал открытку дочери, причем отчаянно хотелось соврать ей и сказать, что окно моей комнаты выходит на Огненную Землю. Но к Огненной Земле обращены окна номера Бэзила, а с моей стороны они выходят на главную площадь с ее аккуратными деревьями, содержащимися в такой же чистоте и почете, как в любом французском провинциальном городке, покровительственно окружившими пышное бронзовое изваяние Фернандо Магеллана. Великий человек попирает одной ногой пушку на постаменте, две русалки под ним поднимают щиты с гербами Испании и Чили. На одной стороне памятника изображена Патагония, на другой — Огненная Земля вместе с бронзовым рельефом отважного кораблика Магеллана. Он прокладывал между ними путь в 1520 г., став первым европейцем, проплывшим из Атлантического океана в Тихий. Неведомый мне скульптор поместил под ногами Магеллана также двоих покоренных индейцев. Чтобы благополучно вернуться из Антарктиды, положено припасть с поцелуем к пальцу ноги одного из них. После знакомства с корой доктора Баелы я внимательно отношусь к любым суевериям и посему торопливо прикладываюсь к пальцу.