Наше первое знакомство с Zambian Railways на поезде, следующем из Кабве до Лусаки, благоприятным не назовешь. Поезд опаздывает, а прибыв, обнаруживает такое нежелание отправляться в путь, что из станционного громкоговорителя несется странное объявление: «Экспрессу номер два освободить платформу для прибытия экспресса номер один».
Указание помогает, однако движение остается муторно медленным. Внутренность построенных в Японии вагонов находится в жутком состоянии. Все вентиляторы сломаны, обивка оторвана и отодрана клочьями. Колея в плохом состоянии, поэтому движение не просто некомфортно, но еще и медленно. Пассажиров все это не особенно беспокоит. Сидя в дергающемся и раскачивающемся вагоне, они читают газеты и религиозные тексты. Заметив мой интерес, любезный джентльмен ссужает меня экземпляром Zambia Daily Mail. Газета полна верноподданнических объявлений, публикуемых компаниями, поздравляющими мистера Чилубу с победой. Правда, передовица, озаглавленная «Замбия: куда теперь?», не столь восторженна: «Замбия является госпиталем, а граждане ее — пациентами. Пребывая во власти колонизаторов, мы не имели крупных поводов для беспокойства, но теперь, когда наши черные братья добились независимости, это не так. Дело в том, что в головах у наших лидеров царит какой-то умственный беспорядок».
Тот факт, что подобный текст мог быть вообще напечатан, является одним из самых лучших успехов Замбии. И благодаря иронии судьбы одно из лучших достижений Каунды — учреждение двухпартийной системы и свободной прессы — стало инструментом его же собственного падения.
День 114: Из Лусаки до Ливингстона
Мы приезжаем в Лусаку и оставляем ее так быстро, что не успеваем обзавестись новыми впечатлениями. В отеле все просто и удобно. Патти закончила прием противомалярийных препаратов, и ей стало значительно лучше.
Мы выезжаем рано, покидая Лусаку по бульвару Саддама Хусейна, вновь отклоняясь от нашего 30-го меридиана в сторону Ливингстона, находящегося еще в 300 милях к юго-западу, на замбийском берегу реки Замбези.
Главная улица Ливингстона обставлена невысокими и запущенными домами в колониальном стиле. Завидев автобус с туристами, менялы выскакивают навстречу машине, самоубийственным образом рекламируют собственное занятие и отпрыгивают в самую последнюю минуту.
Наш отель носит название «Муси-о-тунья», это местное название водопада Виктория и в переводе означает «Гремящий дым». Отель современный, но содержится без усердия. Затхлый запах проникает в мою ванную сквозь расположенную высоко в стене решетку. Но жаловаться не стоит; во всяком случае, у меня есть ванная. Но нет чемоданов. Персонал гостиницы в Лусаке забыл забрать их из моего номера, послан запрос. Вся моя одежда, впрочем вполне возместимая, дневники и магнитофонные записи, собранные с таким трудом, остались без всякого присмотра в 300 милях отсюда. Как и кора доктора Баелы.
День 115: Ливингстон
Полумильная прогулка по хорошо увлажненным садам отеля выводит меня на Верхнюю тропу, а потом к кротким водам Замбези, плавно текущим в сухой сейчас сезон к 250-футовому обрыву. В марте и апреле река наполняется, и, как говорится в туристических буклетах, «крупнейший на планете полог падающей воды» шириной в целую милю проливается в громадную трещину, расколовшую массивную базальтовую скалу, образованную застывшей вулканической лавой.
Не встречая никаких препятствий в виде оград или запрещающих надписей, я прохожу по руслу реки, действием воды и камня превращенному в лабиринт ям, промоин, каналов и котлов, к самому краю водопада, где скудные остатки реки невинным образом низвергаются в пустоту. Преодолевая сосущий страх, я подхожу к кромке насколько возможно близко и заглядываю через нее. Далеко-далеко внизу падающие ручьи стремятся к бушующему водяному инферно; струи разбиваются о растрескавшуюся черную скалу, вспениваются, отбрасываются вперед, отражаются назад и окончательно разбиваются об утес. Брызги, результат столкновения воды со скалой, разлетаются во все стороны, уносятся порывом собственного движения к небу, взметаются над краем ущелья. Во время полноводья это облако — «гремящий дым» — можно заметить за двадцать миль, и именно оно в 1855 г. привело к водопаду Ливингстона, первым среди белых людей увидевшим такое чудо. С опаской поворачивая назад, чтобы вернуться по ложу реки на берег, я отмечаю отрешенное и беспорядочное своеволие Замбии, позволившей мне без протестов, препятствий или преград оказаться в этом потрясающем своим величием месте. Чувство это позволяет мне с олимпийским спокойствием смириться с вестью о том, что мои чемоданы были найдены и отправлены в Лусакский аэропорт, однако не были погружены на самолет. Я не могу больше носить свою тенниску, к третьему дню пришедшую в столь невозможное состояние, что я полощу ее в водах Замбези. К обеду выхожу в одолженной мне Бэзилом одежде. Сегодня в ресторане рыбный вечер, и поэтому все официанты щеголяют в соломенных шляпах.
День 116: Ливингстон
Утренние газеты сообщают, что президент Чилуба отменил чрезвычайное положение, просуществовавшее в Замбии двадцать семь лет. Полиции было приказано устранить все дорожные блок-посты (столь обычные в таких странах как Судан, Эфиопия и Кения), ограничены были и ее права и на обыск и задержание.
У нас с командой сегодня день новых переживаний. Сегодня суббота, и потому здесь проводятся спуски по порогам. Мы собираемся возле бассейна, чтобы записаться на это мероприятие, при этом освободить принимающую нас компанию от любой ответственности за последствия, сохраняя бравый вид. Бэзил погрузился в полное безмолвие. Он сумел уверить себя в том, что предоставляемые для съемки возможности перевешивают тот простой факт, что он вообще не умеет плавать. Ну, разве что самую малость. Фрейзер потратил пару часов, придумывая водостойкий метод записи моих воплей, стонов и криков. Согласно его мудрому решению диктофон, батарея, микрофон и все связующие их провода должны быть упакованы в многочисленные кондомы.
— Никогда не использовал столько за один день, — оправдывается он.
Найджел располагает небольшой водостойкой камерой, установленной на огромном штативе, пристроившемся на его плече как большой попугай. Патти предстоит попасть в число избранных, проехавшихся по белой воде порогов на плоту, предварительно переболев при этом малярией.
Организатором нашей экспедиции становится невысокий и худой бородатый американец Конрад. У него напряженное, даже маниакальное выражение глаз, смягчаемое быстрой улыбкой. Мы получаем спасательные жилеты и наставления из уст американки Хейди, умудряющейся предоставить страшную информацию с обезоруживающей и простодушной веселостью. Большая часть ее сообщения относится к тому, что происходит, когда нас сбрасывает с плота в воду.
— Отдайтесь течению. Не пытайтесь плыть… Когда вас выбросит на поверхность, сумейте как следует вдохнуть до того, как вас снова утянет вниз.
К концу инструктажа ноги мои превращаются в желе, а Бэзил становится бел как мел. Подобрав спасательные жилеты, мы направляемся к реке.
Однако Конрад и Хейди не подготовили нас к спуску в ущелье, примерно к тридцати минутам скалолазания в заметную жару по гладким и скользким валунам. Спуск тяжел даже в обыкновенное время, а с киносъемочным оборудованием мы подходим к плотам уже в состоянии временного изнеможения.
Мы рассаживаемся по надежным с виду, прочным резиновым плотам, изготавливаемым в Англии фирмой Avon. Садимся по восемь человек, рулевой располагается на центральной поперечине. Выходим на быстрину — карликами среди отвесных скальных стен и базальтовых башенок. Река Замбези в своем течении через ущелье проходит через двадцать с лишним порогов, из которых нам предстоит преодолеть только десять первых.
Компанию мне составляют местные жители, среди них кое-кто, к счастью, знает, что надлежит делать. Наш кормчий Алекс, гибкий черный замбиец, учит нас технике так называемого хай-садинга, требующего сгибать на плоту тело как можно дальше вперед, опуская тем самым его нос вниз и не позволяя перевернуться под напором воды. Просвещенные, мы выплываем на простор относительно спокойного и не буйного плёса перед первым из порогов, и ждем, пока спустится вниз плот с операторами. Хейди выводит его на позицию. Бэзила заткнули на самую заднюю скамейку, чуть ли не на самое дно плота, он цепляется руками и ногами за все, за что только можно уцепиться. Хейди медленно подводит плот к самой кромке порога. Многое зависит теперь от того, как точно она направит его. Удовлетворенная местом, она направляет свое суденышко вперед, на самую быстрину. За долю мгновения плот ускоряется словно ракета, дергается, вертится, взлетает на отраженной волне, на мгновение пропадает за впечатляющим облаком водяной пыли и наконец вылетает, покачиваясь, на спокойную воду.
