Смешно, конечно, даже писать об этом, однако Баела, называющий себя целителем, а не знахарем, имеет в деревне заметный успех, и в окружении пары сотен людей, верящих каждому произнесенному им слову, его слова о тени и лекарстве от нее производят на меня более глубокое впечатление, чем я ожидал. Он прописывает мне кусок коры, извлеченной из чемодана; его надлежит разломать на части, истолочь и обтереться в укромном месте, оставив по щепотке, чтобы поместить в каждую ноздрю.
Вечером у Дениша Джейк и его коллега Пол Мэрфи, сухощавый и жилистый замбиец, родившийся в Англии, готовят нам изумительную трапезу. Вдруг разражается гроза. Я выпиваю, пожалуй, слишком много вина, поскольку после Кении успел соскучиться по нему, и ощущаю необходимость как следует запить переживания этого необычного дня.
Волны дождя хлещут по деревьям, а мы с Полом беседуем о насущных проблемах страны, поскольку в Замбии сегодня день выборов. С его точки зрения, страна в первую очередь нуждается в дисциплине. Либерализм в его западном толковании в Африке неработоспособен. Он приводит в качестве примера Малави, где дела устроены, как ему кажется, должным образом.
К нам подходят Крис и Джин Бигеро. У них крупнейший в Мпулунгу бизнес, предоставляющий 300 рабочих мест местным жителям, — рыбная ловля. Разговор поворачивает на малярию.
— После первого знакомства с ней ты не захочешь второго. Тебе хочется одного — умереть, — говорит Крис.
Дениш соглашается и добавляет, что теперь приступы малярии посещают его примерно четыре раза в году.
К тому времени, когда мне удается попасть в хижину, которую я делю с Бэзилом, былая ясность полностью улетучивается из моей головы. С бесконечной осторожностью открываю дверь, чтобы не разбудить его, роняю фонарик, спотыкаюсь о лекарство доктора Баелы и едва не срываю собственную противокомариную сетку.
День 109: От Мпулунгу до Шивы
Эта ночь победная для Фредерика Чилубы, нового президента Замбии. Из города доносится музыка, у ворот перебрехиваются собаки Дениша, от одного из шатров антиподов доносится непрекращающийся кашель, и наконец начинают голосить петухи.
Увы, мой организм находится на грани коллапса. Не могу сказать, пробивал ли меня когда-либо прежде холодный пот, поэтому онемение рук, озноб и льющиеся с меня потоки холодного пота кажутся мне такими тревожными и даже пугающими. Не об этом ли мы говорили вчера вечером? Не таким ли образом начинается малярия? И что будет с нашим путешествием, если я подхвачу какую-нибудь особенную гадость?
Тревога и смятение переполняют мою душу, до тех пор пока приступ сам собой не проходит. Бэзил приносит мне толстый свитер и принимается копаться в своем внушительном фармакологическом собрании в поисках каких-то таблеток Завтраком мне служат чай, печенье и мед, дополняемые чуть тошнотворным водным раствором и таблетками против обезвоживания организма.
Я оглядываю окружающий нас сад. Сегодня утром все кажется другим — водяной бак; антиподы, вяло пакующие свои вещи, чтобы провести еще один день в дискомфорте; мухи, жужжащие вокруг псов.
Дениш сделал для нас все возможное. В конце концов его дом был построен в расчете на себя самого и горстки случайных путешественников, а не на тридцать пять человек, переночевавших у него прошедшей ночью. Мне жаль прощаться с ним, но я рад тому, что Мпулунгу остается за нашим спинами.
На дорогах заметны свидетельства эйфории, охватившей общество после победы Чилубы над Каундой, похоже, просто обвальной. Мужчины, женщины и дети поднимают руки с соединенными большим и указательным пальцами, приветствием MMD — Движения за многопартийную демократию. Группа крестьян собралась под раскидистым манговым деревом у радиоприемника, чтобы послушать прощальную речь Каунды.
Я вспоминаю сказанные мне на борту Джафетом слова о том, что кто бы ни победил на выборах, «насилия не будет… замбийцы не такие люди». Пол считает это отрицательным качеством. Замбию населяют 8 млн человек, расти на ее земле может все что угодно, но экономика находится в руинах, так как люди слишком беспечны и уступчивы.
В Касаме мы заезжаем в современный релаксационный отель «Квача», где в честь Чилубы пиво льется рекой. Над баром уже поместили его фото. Посетители кричат: «Этого человека мы ждали семь лет!»
Стотридцатимильный отрезок пути на юг в сторону Мпики пролегает по лесам равнины Молумба, во многом подвергшимся вырубкам и пошедшим на топливо и строительные материалы. Дорога обильно посыпана каменной крошкой, едем быстро, но, к тому времени как мы добираемся до Шивы — необычных красных кирпичных строений, домиков в стиле Хардли и островерхих сторожек этого истинно английского поместья в самом центре Африки, спускается тьма. Джон и Дорна Харви вместе с сыном Дэвидом тепло встречают нас, и собака Дэвида Дита завладевает моей шляпой.
Мой организм сумел пережить день, не рухнув в тартарары, но после блаженного купания в горячей ванне желудочные колики возвращаются, и благодаря полной неспособности есть я отправляюсь в постель.
День 110: Шива
Завтракаем тостами и домашним мармеладом за огромным столом из дерева маква, изготовленным по рисунку отца Дорны Харви — сэра Стюарта Гор-Брауна, человека, создавшего Шиву.
Сэр Стюарт приехал в Африку в начале столетия в качестве члена Пограничной комиссии, в буквальном смысле призванной создать карту Африки или хотя бы той части континента, которая граничила с Бельгийским Конго и Родезией. Он остался в стране, чтобы между 1928 и 1932 г. построить здесь имение Шива в эклектичном европейском стиле, с башенками, крутыми крышами и формальным английским садом[56]. В написанной в 1964 г. статье о доме журнал Horizon следующим образом суммировал его достижения: «Шива постепенно превратилась в рекламу Северной Родезии, где любезный сквайр, наделенный любовью к дипломатии, правил своим поместьем благосклонной, но железной рукой».
На могиле сэра Стюарта, расположенной на холме в миле от дома и глядящей на окаймленное лесами озеро Шива-Нганду, выбито имя Чипембеле. Я спрашиваю у Лорны, что оно означает.
— Это его африканское имя, оно значит «Носорог»… Этот зверь бросается на тебя, но останавливается, и отец был таким же. Он мог прийти в ярость, но через пять минут после этого уже просить об одолжении…
Джон Харви усматривает в этом положительное преимущество.
— Как политик он был грандиозен. Из той же породы, что и Черчилль, он попросту давил всех препятствующих и шел собственным путем.
Лорна считает, что своим поместьем сэр Стюарт управлял феодальными методами, как в Европе. Садовники и прочий рабочий люд заходили в дом не с парадного, а с черного хода, однако он не тратил времени на условности апартеида, существовавшего в Северной Родезии.
— Нас воспитывали в уважении к возрасту людей, а не к цвету их кожи.
Джон полагает, что влияние сэра Стюарта помогло стране избежать либо партизанской войны, погубившей Южную Родезию, либо терроризма, в полном масштабе развернутого в Кении Движением мау-мау. Правда, в итоге он потерял политическое доверие африканцев благодаря проведению патерналистского курса, не отвечавшего самоуправлению, которого они добивались. Он скончался в 1967 г., однако Шива до сих пор ощущает его присутствие — не только в книгах и на картинах, в носорогах, присутствующих в декоративных мотивах украшений балок и кирпичных стен, но и в духе. На балконе перед библиотекой до сих пор каждый день поднимают и опускают флаг, а работников поместья по утрам в семь часов созывает на развод барабан.
Вечером мы беседуем с Дэвидом Харви на разные темы. Харви, владеющий фермой на юге страны, человек вполне трезвый, как и следует выпускнику сельскохозяйственного колледжа. Знахарей уважает, и ему случалось пользоваться их услугами. Он собственными глазами видел, как знахарь шел вдоль строя работников фермы, одного из которых обвиняли в воровстве. Он по очереди прикасался палкой к плечам чернокожих, и на плече одного палка прилипла к телу. Виновный признался.
