Наконец из подлеска выбирается еще одна львица в обществе четверых очень юных котят. (Венди говорит, что этим львятам около шести недель, и, возможно, они впервые оставили логово и вышли на открытое место.) Один из них, смышленый и предприимчивый с виду, держится поближе к матери, двое остальных чуть отстают, но четвертый, последний и самый слабый в семье, едва способен угнаться за ними. Тем временем на пригорке их дядюшка и тетушка снова приступили к делу.

Все они как бы не обращают внимания друг на друга — как и на вторжение в их личную жизнь полдюжины телеобъективов. Что более печально, мне уже начинает казаться, что мамаша не обращает внимания на свое четвертое дитя, ковыляющее в высокой траве далеко позади всех, однако, едва я успеваю подумать об этом, львица поворачивает голову, мягко ступая, сходит с холма, берет отставшего младенца за шкирку и приносит его к остальному семейству. Деловая активность ее завораживает, и мы тратим на наблюдение за семейством целый полный час. Счастливая парочка за это время успела соединиться еще шесть раз.

Сетчатые жирафы в районе реки Тана в Кении

По прошествии недолгого времени мы натыкаемся на величественную колонну жирафов, без особой спешки — с их точки зрения — пересекающих ландшафт. Замыкает процессию жираф ростом поменьше, к тому же хромой, он отстает все больше и больше. На сей раз помощи ниоткуда не предвидится.

Венди качает головой.

— Все как обычно, выживают сильнейшие. Вот почему лучше, чтобы появился какой-нибудь хищник… они не могут убивать их стоящими… они дожидаются, пока жираф ляжет.

Рождение, размножение и смерть. Мы побывали сегодня около одного, и другого, и третьего.

Дождя, по сути дела, нет, но серые облака громоздятся, навлекая преждевременные сумерки. Из чемоданов извлекаются свитера, и обслуживающий персонал лагеря устраивает для нас костер возле реки. Я возвращаюсь к кухне. В духовку как раз загружают внушительных размеров пиццу. Патрик погружен в хлопоты, и я, наверное, мешаю ему, однако не могу уехать отсюда, не переговорив с человеком, бывшим в сафари вместе с Хемингуэем. Был ли Хемингуэй настолько хорош, как это следует из его собственных слов? Патрик кивает:

— Должно быть, учился стрелять у американских ковбоев. Некоторые попадают в живот или в ноги, но только не он. Он был хорош.

Прочие из блистательных клиентов Патрика не были настолько одаренными охотниками. Президенту Тито обыкновенно приходилось помогать.

— У нас были проблемы… стрелял он не лучшим образом.

Принц Чарльз, которого Патрик сопровождал в верблюжьем сафари на озеро Туркана, охотой не интересовался, но едва не стал объектом охоты.

— Он наступил на спину крокодила, приняв его за камень или бревно, лежащее на песке. И тут крокодил зашевелился, изрядно испугав принца!

На мой взгляд, Патрик предпочитает прежние дни, когда риск был больше, а группы меньше, когда можно было есть добытую дичину и спать под открытым небом.

Теперь, когда туризм прочно утвердился в этих краях, сафари превратилось в пародию на само себя. Мы одеваемся как белые охотники. С нами обращаются как с белыми охотниками, подносят виски на закате, жарят на завтрак яичницу с беконом, однако охотимся мы с камерами «Кэнон», не оставляя надежных автомобилей. Быть может, посетители здешних мест когда-нибудь получат возможность знакомиться с дикими животными, радоваться им, узнавать о них, не изображая из себя новой версии Хемингуэя.

Однако пока нас тешат и ублажают. После прощального обеда с барбекю из импалы и бубала персонал вносит приготовленный для нас торт и пляшет вокруг стола, распевая «джамбо бвана». Возможно, все это отдает колониальным душком, однако эти люди принесли нам много радости, и, как мне кажется, при этом им было не более противно, чем нам самим.

День 99: От Масаи Мара до Серонеры

Естественным образом в день отъезда погода много лучше, чем в любой из проведенных здесь дней, — на небе ни облачка, солнце сверкает. Плотный дорожный завтрак, в том числе свежий ананас, дыня, овсянка со всеми разновидностями холестерина, и дружеское прощание с Патриком и его персоналом, и в особенности с Венди, ставшей для нас таким замечательным проводником и спутником. Обмениваемся адресами, обещаем приехать со своими семьями. Однако полностью с Аберкромби и Кентом мы не прощаемся. Калулуи и Кабагире согласились провезти нас через Серенгети до посадки на поезд в танзанийском городе Додома, расположенном более чем в 450 милях к югу отсюда. Молодой атлетичный кениец Крейг берет на себя прежде принадлежавшую Венди роль организатора и устранителя препятствий, а также обещает замечать животных. Крейг родился и вырос в Кении, родители у него белые.

— Там нас называют ванильными гориллами, — ухмыляется он.

Мы выезжаем с гиппопотамьей Ривьеры в 19:45, направляясь на юго-восток, к танзанийской границе.

Наш 30-й меридиан остается недостижимым, так как дорогу на запад нам преграждает озеро Виктория со своими непредсказуемыми и нерегулярными переправами. Хорошая новость заключается в том, что сегодня утром я могу заменить запыленную и потертую карту Северо-Восточной Африки и Аравии, прослужившую мне целых семь недель пути от Порт-Саида, на безупречно чистую карту Центральной и Южной Африки.

Меня преследует чувство, что карта эта очень скоро потеряет свой идеальный вид, ибо мы вступаем на территорию, редко посещаемую европейцами, чтобы завершить последнюю тысячу миль объезда, начавшегося от юга Судана.

Выслеживать животных — занятие не менее заразительное, чем высматривать поезд, и один из пробелов в моей записной книжке заполняется уже через полчаса езды, когда мы наконец замечаем первого гепарда. Животное появляется в единственном экземпляре, однако производит на всех сильнейшее впечатление. Пасущаяся неподалеку газель Томпсона застывает буквально с раскрытым ртом. Импалы поворачивают головы и смотрят на гепарда словно загипнотизированные. Нет особого смысла спасаться бегством от животного, способного развить скорость до 110 км в час. Гепарды словно созданы для быстрого бега. Маленькая головка, длинное и мощное тело, стройные тонкие ноги. Эти звери выслеживают свою добычу с бесконечным тщанием и терпением, подбираясь к ней на сотню ярдов, прежде чем совершить решающий бросок. Терпение его настолько велико, а продвижение настолько медленно, что за проведенные рядом с ним пятнадцать минут шевельнулись разве что глаза зверя.

Возле границы мы замечаем первых мигрирующих гну. Откормившись на невысокой и обильной траве Мары, они возвращаются на юг длинными колоннами. Нам приходится ожидать двадцать минут пока одна такая колонна пересекает дорогу. Антилопы явно находятся в благоприятном расположении духа, они игриво бодаются, скачут, поворачивают в обратную сторону, словом, демонстрируют все повадки группы школьников, возвращающихся домой после выезда на природу. Понять не могу, что именно заставляет этих могучих, покрытых серой шкурой зверей так радоваться. Каждый год во время миграций их погибает до четверти миллиона голов. Некоторые умирают естественной смертью, но куда большее количество гибнет во время переправ через реки, от змеиных укусов (такие трупы хищники не трогают, ощущая присутствие яда в теле) и в результате нападений львов, леопардов, гепардов, сервалов.

Чуть поодаль мы встречаем пару гиен с куском мяса гну. Это звери пройдошистые, коренастые и плечистые. Конечно, им никогда не получить первой роли в диснеевском мультфильме, но они поддерживают здесь чистоту. Завалив какую-нибудь добычу, они так долго хохочут над нею, что выдают ее место другому, более сильному хищнику, который нередко прогоняет их. Неподалеку от кенийского пограничного поста в грязи увяз прочный на вид голубой грузовик. Его со скорбью разглядывает группа молодых белых людей. Это в основном австралийцы, новозеландцы и бритты, ищущие сухопутных приключений в туре из Найроби до Харари, Зимбабве. Группу возглавляют невысокий и улыбчивый молодой человек с копной волос на голове и девушка по имени Дэйви.