Что такое любовь, Хранимира не знала. Господь любит своих детей, но люди не могут любить друг друга. Это было то, чего ей, увы, было не суждено постичь. Огнек говорил, что любит ее. Это ради нее он бросил все, что имел, а имел он предостаточно.

Но Хранимира никак не могла понять. Ее разум был слишком слаб для этого.

— Я уже встречала его раньше, — немного замявшись, вставила Димитрия.

— После того, как забралась в медицинский центр? — Кажется, Димитрия рассказывала ему про однорукого беженца, только тогда Дарко не придал этому факту особого значения.

— Угу. Тогда я подумала, что он чокнутый. Он вел себя так… странно. Если бы тогда он решил меня съесть, сомневаюсь, что я смогла бы ему сопротивляться. И вообще, солдат, прости, что втянула.

— Ничего, — бросил Дарко, но тут же прикусил язык. Они оба знали, что произошедшее было совсем не "ничего". Это "ничего" им обоим могло стоить их бесценных жизней.

— Это все мы виноваты, — прохрипела Хранимира, заходясь в кашле. Про бьющуюся в лихорадке монашку Дарко и Димитрия уже успели позабыть. — Но мы вам отплатим сполна. Мы знаем, чем отплатить.

Никто не пытался с ней спорить. Все произошло так как произошло, да и сейчас, если бы Димитрии представилась возможность что-либо изменить, она бы поступила точно так же. Это три года назад она бы изменила свое решение.

Но, как знать, какой бы сложилась ее жизнь, если бы она тогда не позволила Посланцам забрать Весну. Возможно, сестренку убили бы через день или два, а ее саму — через неделю. Две пули в живот — те самые, которые получила невеста Дарко и которых было достаточно, чтобы умереть.

Если бы Весну не забрали, им бы пришлось стать беженцами, а это было бы хуже, чем смерть.

Уже на подъезде к железнодорожной платформе, еще спустя несколько долгих часов, в вагонах снова началось оживление. После того, что произошло минувшей ночью, нарываться никто желанием больше не горел. В глазах напуганных беженцев Дарко теперь был грозным и безжалостным, одним ударом отправляющим врагов на тот свет. Но ему это, может, было и на руку. Только не хватало ему теперь новых разборок.

Точно так же как и Димитрию, Дарко тайком заставил Хранимиру съесть безвкусное картонное печенье. Привыкшую к мясной диете беженку такой завтрак совсем не обрадовал. От жалких пресных крошек ее аппетит только больше раздражился, хотя — беженка не могла отрицать — кое-какой прилив сил она все же почувствовала.

— Зачем мы вам? — бормотала она, обращаясь, скорее, к самой себе. — Мы скоро умрем. Этот червь уже разъедает нас изнутри. Он грызет нас, грызет… Мы чувствуем, что он почти у самого сердца — вот здесь…

Как только Хранимира упомянула про червя, Димитрия так, чтобы не отвлечь ее, аккуратно толкнула Дарко в бок локтем, а затем наклонилась к его уху, приятно щекоча его своим дыханьем. Дарко едва сдержался, чтобы не рассмеяться, хотя в действительности с каждым днем поводов для веселья становилось все меньше и меньше.

— Я видела мясо, в котором завелись личинки, — еле слышно прошептала Димитрия, чтобы только Дарко смог услышать то, что она хотела ему сказать. — В той камере, в которую Хранимира посадила меня на время, чтобы защитить от своих соратниц.

Глаза Дарко округлились от удивления.

— Да ну, — произнес он одними губами, как будто Димитрия молола какую-то чушь несусветную. — Мы проверяли, мы исследовали. Даже на самом дне океана мы не обнаружили никаких признаков жизни. Посланцы отравили все, понимаешь?

— Но вы ведь не оставляли мясо, чтобы проверить, не заведется ли в нем чего?

— Это неважно. Все равно бы не сработало. Тебе могло показаться, Димитрия…

— Но я видела, — с прежним упорством настаивала Димитрия. Совсем как в детстве, когда все отказывались ей верить, несмотря на то, что она была на все сто процентов уверена в своей правоте. С Дарко спорить было еще сложнее, нежели с родителями или учителями. Дарко был непреклонен.

— В таком состоянии ты могла увидеть все что угодно. Оазис посреди пустыни, например, — фыркнул Дарко, не заметив, что они уже давно не разговаривали шепотом и тем самым привлекли внимание Хранимиры, которая внимательно ловила каждое их слово, хотя и не понимала, о чем шел разговор. Все, что удалось уловить ее голодному разуму, это слово "мясо", от которого у нее тут же потекли слюнки.

— Ты невыносим. — Димитрия обиженно поджала губы, а затем вновь повторила: — Но я видела, солдат. Своими глазами. Или ты мне не веришь?

— Я никому не верю, Димитрия.

— Даже себе?

— Даже себе.

Их разговоры всегда были слишком странными. То они были полными откровений, то между ними вдруг вырастала высокая железобетонная ограда, перегораживающая им путь друг к другу. Димитрия, в отличие от Дарко, хотела ему доверять. Это был ее единственный шанс. Ей казалось, люди должны доверять другим людям, если они спасают им жизнь.

— Не всегда, — задумчиво ответил Дарко, и Димитрия поняла, что, кажется, последнюю фразу она умудрилась произнести вслух.

Она понимала, кого он имел в виду. Хранимира уже успела рассказать им свою историю о том, как Огнек вытащил ее из горящей церкви, как клялся ей в любви и предлагал сбежать на край света. Но Хранимира не знала, где это — край света. Она боялась.

Когда она отвергла его, Огнек начал ее преследовать. Он жаждал обладать ей, как обладают вещью. Он забыл, что у Хранимиры была живая душа.

Где-то глубоко внутри Димитрии что-то кольнуло, когда Хранимира рассказывала им о своем прошлом. Конечно, она понимала, что Дарко не такой. В конце концов, у них были общие цели, Дарко был разумным, да и Димитрия, хотелось бы верить, тоже.

— Это все из-за твоей невесты, да? — чуть более ехидней, чем следовало, поинтересовалась Димитрия. — Зорко мне все рассказал.

— И что же он тебе рассказал? — Дарко блефовал. Он слышал каждое слово из того разговора.

— После ее смерти ты впал в депрессию, солдат. И, судя по всему, до сих пор из нее не вышел.

— Ты, кажется, тоже несколько месяцев после вторжения из дома не выходила, — не оставался в долгу Дарко. Его раздражало, что эта девчонка все время норовила засунуть нос не в свое дело.

Это была их первая настоящая ссора. Когда каждый по-настоящему был зол на другого. Крутой нрав Димитрии советовал ей прямо сейчас подняться и уйти от этого глупца так далеко, чтобы он никогда-никогда ее больше не нашел. И подавился своим слетом, на который они так и не успеют.

Но идти было некуда. Только это и останавливало.

— Понять не могу, как твоя принцесса тебя выносила, — сквозь зубы прошипела Димитрия. Ей хотелось сделать этому мужчине как можно больнее. Она больше не чувствовала себя перед ним в долгу. — У нее был любовничек, ты слышал?