У самого Дарко был такой же рюкзак, только в два раза больше. Наверняка и там была вода, подумала девушка. Всю жизнь прожив у реки, у этого неиссякаемого источника живительной влаги, Димитрия находила странным то, что именно вода была главной проблемой беженцев всего мира. В качестве пропитания они могли использовать и друг друга, но вот вода была на вес золота.

Когда Дарко и Димитрия уже покидали корабль, девушка заметила, что суетящиеся вокруг бурчащей махины члены экипажа заметно оживились и выглядели уже более довольными. По-видимому, поломка оказалась не столь серьезной.

Кто-то, прощаясь, махал Дарко рукой, но тот в ответ лишь мрачно улыбался. Никто не говорил этого вслух, но никто уже и не надеялся увидеть Дарко живым.

— Хороший был парень, — пробормотал один из солдат вполголоса, утирая со лба пот и закрывая крышку моторного отсека.

Возможно, он ушел так легко благодаря тому, что почти всегда был угрюм и молчалив, всегда в своих мыслях. Никто не знал, как он попал на корабль, никто не знал про то, как он потерял свою Эву, но, с другой стороны, в этой войне каждый кого-то потерял. У всех у них были семьи: жены, дети, братья-сестры… О них старались не вспоминать, как бы сильно ни любили, потому что каждый понимал, что, если эту боль насильно не заглушать, сама она никогда не утихнет. В конце концов, это же не их вина, что они выжили. Если бы те, кого они любили, не умерли, то они стали бы беженцами — превратились в недо-людей, а это было хуже, чем смерть.

Теперь некому было уводить их жен, воспитывать их детей и ссориться с их отцами. А может, оно было и к лучшему.

До границы Сараево они шли молча. Дарко просто не любил трепать языком, а Димитрия уже и так привыкла к тишине. Ее ноша, которая сначала казалась не такой уж тяжелой, теперь давила, приминала ее к самой земле, и от этого ей тем более было не до разговоров.

— Нам нужно добраться до Белграда, — наконец нарушил молчание Дарко. — Оттуда раз в три дня уходит поезд в Сибирь. Если успеем на ближайший, ровно через две недели окажемся на месте, но, опять же, если повезет.

— В Сибирь? — удивилась Димитрия. Может, ее познания в географии и были далеки от совершенства, но уж то, что Норвегия и Сибирь находились чуть ли не на разных концах материка, она осознавала.

— У меня там знакомые. Попытаемся поторговаться с ними.

Поторговаться? Димитрия вопросительно приподняла брови. Наверное, это обойдется Дарко не очень дешево, и, особенно, если учесть, что деньги уже давно вышли из обращения, на что он там будет что-то выменивать?

— А если они не согласятся?

Дарко не ответил, но Димитрия и так поняла, что в таком случае с ними будет.

— Согласятся, — сухо произнес он спустя несколько минут молчания. И от безразличия, которое вложил эти слова, по коже Димитрии пробежались мурашки. Этот парень слов на ветер не бросал.

— Почему ты пошел?

— Что? — Неожиданность вопроса заставила мужчину обернуться, чтобы посмотреть Димитрии в глаза.

— Почему ты пошел со мной? Капитан сказал, что выделит ребят, которые будут вести меня.

— Что тебя не устраивает? — уже начиная раздражаться, спросил Дарко. У него отлично получалось не отвечать на вопрос и одновременно переводить стрелки на свою спутницу.

— Ты же знаешь, успех предприятия — максимум один к двум.

— Я бы сказал, один к десяти, — грустно ухмыльнулся мужчина.

В течение вечера никто из них больше не пытался заговорить. Про себя Димитрия все гадала, как им удастся преодолеть пешком такое немаленькое расстояние до Белграда, да еще и с таким грузом на плечах. Девушку спасала только выносливость, которую приобрел ее организм от облучения, — Дарко же помогали годы тренировок.

В своей прошлой жизни — до вторжения — он был корреспондентом крупнейшей сербской газеты "Благие вести". Родители не поощряли выбор сына, ступившего на опасное поприще журналиста. Деньги, правда, платили хорошие, и родители быстро угомонились, решив, что, видимо, уже ничего не исправить.

Отец Дарко всю свою жизнь служил летчиком-испытателем и хотел, чтобы сын продолжил его дело, но тот целыми днями проводил за книгами и мечтал прожить тихую, спокойную жизнь. Отец тщетно пытался воспитать в сыне мужчину, но затем вместо него это сделала война.

Иногда гнев — лучшее оружие. После смерти своей невесты Дарко был зол на все на свете — поступив в отряд капитана Лексы, он, не задумываясь, отдавал всего себя в каждой схватке с противником. Вскоре все движения были доведены практически до автоматизма, и Дарко, окрыленный чувством мести, делал все, что было в его силах.

Если бы сейчас Эва увидела его, то навряд ли бы узнала. До сегодняшнего дня Дарко почти никогда не улыбался, но сейчас, рядом с Димитрией, он стал чувствовать себя гораздо спокойнее, будто наконец нашел то, что искал все эти годы.

Эва стала бы превосходной матерью, подумал он. Она была сильная, мужественная и вместе с этим заботливая. Она смогла бы возродить человечество, но ей этого, увы, было уже не дано.

Городской ландшафт постепенно сменялся сельским: разрушенные дома, покинутые, одинокие. Мертвые деревни ютились одна на другой, и нигде не горел свет, а только нараспашку были оставлены двери, которые угрожающе скрипели при каждом дуновении ветра.

От мысли, что почти в каждом доме сейчас разлагалось человеческое тело, Димитрию пробила дрожь. Она еще никогда не выходила на улицу в такую темень, которая порождала в ее воображении все новые и новые ужасающие картины. Вот в колыбельке под теплым одеялом из верблюжьей шерсти лежало маленькое тельце. Глаза младенца закрыты, и, кажется, что он просто спит, только очень тихо…

— Нам нужно остановиться на ночлег. Ты еле ногами передвигаешь, — шепотом заметил Дарко, но Димитрия тут же замотала головой.

Ей не хотелось останавливаться в этом месте. Только не здесь, где в воздухе все еще стоял застарелый запах разлагающейся плоти. Домашняя скотина полегла первым делом, и девушка то и дело чувствовала, как чьи-то кости хрустят под ногами. Беженцы здесь съели и обчистили все, что смогли.

— Нет, — воспротивилась Димитрия, — не здесь. Вскоре пойдут открытые луга — можно передохнуть и там.

Дарко пожал плечами. Сейчас ему было не до размышлений по поводу фобий девушки. В отличие от Димитрии, радиация не затронула его вовсе, потому что он эвакуировался на стационарную станцию почти сразу после окончания войны. Можно сказать, что, приняв его в свою команду, капитан Лекса практически спас его от судьбы, постигшей многих беженцев. Но вместе с ужасами облучения Дарко не приобрел и его положительного свойства — а именно выносливости. Несмотря на то, что Димитрия была меньше него и намного слабее, сейчас она чувствовала себя почти такой же измотанной, так что Дарко немного слукавил, когда сказал девушке, что именно она выглядит неважно.

Димитрия прежде никогда не ходила дальше ближайших улиц, а мысль о том, чтобы покинуть Сараево, казалась ей прямой дорогой на ужин к беженцам. Она многое повидала и услышала от них, когда они бывали в городе. Нет, она, конечно, не приближалась к ним, но иногда ей удавалось кое-что подслушать. Речь беженцев была обычно путанной и бессвязной, но она по-прежнему оставалась человеческой.