Один из всадников в зеленом высоко держал знамя – на полотнище синего шелка червонным золотом сияли самоцвет в ветвях дерева и колесо о восьми спицах.

– Это царский герб! – выдохнул Линден, выглядывая из ветвей. От возбуждения он совсем позабыл о кошмарах Имми.

Девушка потянула его обратно.

– Не лезь, увидят!

– Нам лучше одеваться и бежать в деревню. Скорей! Я возьму рыбу и удочки. Никогда раньше не видел царских солдат. Интересно-то как!

– Но что им здесь надобно? – проговорила девушка.

Артрин, отец Руфрида и Линдена, выглядывал из среднего окна своей комнаты на втором этаже деревенского Дома Собраний. Поскольку другие дома в Излучинке не могли похвастаться вторым этажом, вид открывался превосходный. Сквозь крохотные стеклышки Артрин мог обозревать свои владения – сады, вьющиеся между домов тропки, бредущих по своим делам жителей, которых ему вменялось в обязанность защищать и поддерживать. От жары все, казалось, ползали, точно сонные мухи.

Артрин кивнул. Люди заслужили отдых. Тяжелая работа – быть излучинским управителем. Назначил его сюда хаверейнский совет двадцать пять лет назад; власти у него было мало, а ответственности – много. Помогать в скучной работе охотников находилось немного, и с тех пор, как двенадцать лет назад умерла мать его мальчиков, он тянул свой груз в одиночку. Если ноша станет непосильной, он может ее бросить, но чем ему заняться тогда? Место стало его жизнью, а бесконечный труд ради того, чтобы жизнь его соседей текла плавно и гладко, – второй натурой. А то, насколько иссушила его ответственность, сделав безучастным писарем, оставалось ему незаметным.

Солнце и дождь не значили для Артрина ничего, кроме изменчивых видов на урожай. В горах водились дикие звери; красоты в них он не видел. Река просто протекала рядом.

Ему было дело только до Линдена. Руфрид… Руфрид так подвел его, когда умерла мать мальчиков. Он не выразил никакой скорби. Вместо этого он озлобился, стал жесток и неуправляем. Это Линден помог отцу. Малышу было всего пять, но он разделил скорбь Артрина, и утешал отца так же, как тот утешал сына. Руфрид стал разочарованием, Линден – драгоценностью и самой большой надеждой.

Тем утром Артрину не сиделось на месте. Он презирал слухи. Само их существование подразумевало, что на свете есть вещи, которых он не знает и не может объяснить, вещи, ему не подвластные. И вот теперь, глядя из окна, он увидел колонну всадников, едущих по дороге со стороны Хаверейна.

Всадники въехали в деревню, на пару минут скрылись из виду за домами, потом показались снова, на краю сборного луга. Всего восемь, едут парами на гнедых конях. Шестеро в зеленом, их воевода в зеленом, лиловом и золотом, и чиновник в синем. И все вооружены, мечами и луками… На густо-синем знамени виднелся знакомый герб: драгоценность, дерево и восьмираздельное годовое колесо.

Люди царя Гарнелиса.

Артрина их появление и порадовало, и озадачило. Со времен разгрома бхадрадомен некогда многочисленная авентурийская армия съежилась почти до невидимости. Осталась едва лишь пара тысяч солдат – шествовать на парадах в больших городах, и учить ополченцев – на случай самого худшего. Но в эти мирные годы солдаты в зеленых мундирах служили скорее стражей, дружелюбной и едва ли военной. И даже при том в них редко возникала нужда. Артрину, к примеру, никогда не приходилось к ним обращаться. Излучинка управлялась с собственными делами. Так зачем они приехали?

По мере приближения вокруг солдат нарастал ореол зевак. Деревенские, по больше части дети, бежали за ними, любопытные и радостные. Артрин, как мог, приготовился к встрече – пригладил густую седую шевелюру, оправил серую хламиду и подтянул пояс.

По лестнице простучали шаги, и в комнату ворвался Линден. Изомира поспевала за ним.

– Отец!

– Знаю. Видел. Уже иду. Позови Мегдена и Колвина. И пусть Фрейна принесет пива, а кто-нибудь присмотрит за конями.

У тяжелых дверей Дома Собраний Артрин подождал, покуда всадники спешатся. Подошедший к нему человек был росл и пузат. Короткие черные волосы обрамляли раскормленное, грубое лицо с узкими глазками. Одежда поизмялась в пути. Золотая звезда с сапфиром на правом плече выдавала в нем чиновника высшего ранга – регистата, того, кто исполняет царские указы.

Артрину этот человек был знаком. Когда-то они вместе служили в хаверейнском совете. Староста стиснул челюсти.

– Бейн.

– Артрин, старина!

Старые знакомцы встретились на пороге, ухмыляясь и с излишней сердечностью похлопывая друг друга по плечам.

– Редкая часть – видеть тебя здесь, – сказал Артрин. – Все, кто верен царю, должны жить в мире. Так что привело тебя сюда?

– О, по государственным делам, – отмахнулся Бейн. – Хотя, надо сказать, не вполне обычным. Это великая, огромная честь. Я здесь по указу самого царя.

– Ты из самой Янтарной Цитадели? – Артрин был потрясен. На его памяти лишь один или два человека осмеливались заявить, что одолели долгий, далекий путь.

Бейн прокашлялся.

– Не совсем. Всего лишь из Скальда. Но я – регистат, и действую и по поручению князя Сеферетского, и – как в данном случае – по личному указанию царя.

Фраза эта сочетала в себе слои лжи и угрозы. Всем было известно, что князья Сеферетские не имели никакой реальной власти. О, перед ними преклонялись, и важнейшие решения требовали их одобрения, но реально уделом правил не Луин Сефер, родовое гнездо князей, а умеренно скудоумный Скальдский совет. Но царь… это было совсем другое дело.

Артрин коротко поклонился, стараясь не выказать ни зависти, ни насмешки. Но, проводя Бейна по лестнице в свою рабочую комнату, он с трудом сдерживал тошноту. Он же ничуть не способнее меня, думал староста, так почему он поднялся так высоко, когда я очутился в Излучинке? Подличаясь перед нужными людьми, чего я никогда не выносил?

– Впечатлен твоими успехами.

– Да ну, – отмахнулся Бейн, точно прочитав мысли Артрина. – Все мы служим царю Гарнелису, как бы скромен не был вклад каждого из нас.

Артрин совершил героическую попытку встать выше собственной ярости.

– Испей со мною вина. Я наказал сыну предоставить провизию твоим людям.

Он разлил вино по кубкам, и сел напротив своего гостя за широкий стол у окна. Комната была скудно и ветхо обставлена. Штукатурка промеж темных потолочных балок пожелтела. Вдоль двух стен тянулись полки, уставленные пыльными деревенскими летописцами. Артрин душой ощутил бейново самодовольное презрение.

– Помощников у тебя нет?

– Только Мегден, старик, что присматривает за домом. И Колвин – он у меня на посылках, да за садом ухаживает…

Бейн поцокал языком.

– Всего двое помощников.

– Нам нужны все свободные руки, чтобы землю пахать, а не прислуживать таким, как я.

Бейн басовито хохотнул.

– Ну да. А мальчик… это ведь Линден? Я его видел у реки с девчонкой. Кроме ивовых листьев, на них не было ни нитки.

– Ох, эта молодежь, – снисходительно вздохнул Артрин. – Она его нареченная.

– Таким юношей можно гордиться, – безо всякого выражения заметил Бейн.

– Верно. Так что же, друг, какие дела привели тебя на край света?

– Чистая формальность, – ответил Бейн. – Собственно говоря, дела бумажные. Счетоводство.

– Ну, чем смогу, тем помогу разобраться. Но мне невдомек, почему Излучинские урожаи приехал проверять столь высокий чин.

Бейн хихикнул.

– Ты не понял. Царь ведет счет не зерну и не репе, а своим подданным. Но не будем о делах сегодня. – Бейн поднял кубок и заговорщицки блеснул глазами. – Завтра времени достанет.

Артрин постарался скрыть разочарование.

– Вы останетесь на ночь?

– Дорога из Хаверейна была долгой. Ты же не погонишь коней назад без отдыха?

– Нет, конечно. – Артрин выдавил улыбку. – Для нас будет честью и радостью принять вас как гостей.

– А для меня будет честью отужинать с тобой, и вспомнить старые времена. Поверь, мои вести станут добрым поводом для празднества.