– Глупый вопрос.
Поэт еле слышно хохотнул.
– Пожалуй. Вопрос, достойный писателя. Но сможешь ли ты ответить?
Внезапно Линдена затрясло.
– Нет. Не могу. Полгода назад я сказал бы, что я сын Артрина, что я женюсь на Имми и останусь крестьянином. А сейчас не могу. Что-то во мне изменилось. Меня словно несет куда-то, и я не знаю, куда, а остановиться – не в силах. Поэтому я больше не боюсь.
– В тебе говорит одиночество. Это мне знакомо. – Сафаендер положил руку на плечи юноше, кончиком пальца поглаживая кожу. Линден хотел стряхнуть его ладонь, но не стал. Прикосновение его было невыразимо успокаивающим. – Похоже, тебя уже давно никто не утешал объятьями…
– С тех пор, как забрали Имми.
– О. И ты не в силах полюбить другую?
– Навряд ли.
– Не попробуешь – не узнаешь.
Наступило долгое молчание, пронизанное странным, неласковым жаром.
– Пора возвращаться в лагерь, – проговорил Линден. – Ведра ждут.
Позади послышались шаги. Обернувшись, юноша увидал, что на краю поляны стоит Аштарь, уперев реки в боки и лукаво поглядывая на Сафаендера.
– Милый наш Саф, – невесело усмехнулась она. – Ничто не меняется, да?
– Ты удивишься, – ответил поэт, вставая, – насколько я изменился.
Занималось утро, туманное и сырое, роняя тусклые алмазы серого света сквозь сплетенную из веток крышу шалаша. Танфия завозилась под одеялами, жмурясь от света, потянулась к Сафаендеру, и не нашла его рядом. Девушка тяжело вздохнула. Что он, опять сбежал ради тайных бесед с госпожой Вайной?
Шалаш бы тесный и сырой; по углам прорастала лебеда. И все же это была роскошь, если вспомнить ночи, проведенные на болоте под дождем. Сафаендеру здешняя неуютица была ему оскорбительна и ненавистна, и Танфия это знала, только не могла понять, чем утешить его. Они встретились всего десять дней назад, и только теперь девушка начинала осознавать, что в ее возлюбленном таятся такие глубины, которые ей и за всю жизнь не вычерпать. «Или я была до смешного самоуверенна, – думала она, – если решил, что могу по-настоящему узнать такого, как он?». Впрочем, она была по-прежнему безоглядно в него влюблена.
Загадочная госпожа Вайна, похоже, собирала беглецов в лесной глуши еще с прошлой осени. В лагере уже теснилось добрых три тысячи человек. Здесь было немало коней, а среди собравшихся были не только согнанные с земли крестьяне, но и горожане, имевшие и деньги, и оружие. Но какой властью притягивала и удерживала их Вайна? Сафаендер знал, но Танфии поведать отказывался.
– Почему ты мне не доверяешь? – спросила она днем раньше.
– Тебе я верю, но она просила меня не говорить ничего и никому, – ответил тогда Сафаендер.
– Она была твоей любовницей раньше, в Парионе?
– Она была… моим другом. Даже скорее знакомой. Но любовницей —никогда.
– Тогда почему ты все время с ней толчешься?
Сафаендер только глянул на нее с таким ласковым терпением, что девушке захотелось подбить ему глаз.
– Когда я не с тобой, я не обязательно рядом с ней. Я могу и один бродить.
– Зачем?
– Старая привычка, любимая. Я же писатель. Я привык творить в одиночестве. Если ты останешься со мной, как я бы хотел, тебе придется научиться не ревновать.
– Я не ревную! – ответила тогда Танфия.
Сейчас же она неловко заерзала на тонком тюфячке. Что он имел в виду? И если на то пошло – к кому или чему она должна его ревновать?
Первая их встреча была столь ошеломительно сладка, что Танфии хотелось продлить эту сладость на веки вечные, чтобы не было никаких сложностей, чтобы прежняя жизнь Сафаендера не затеняла их настоящего. Но это было невозможно. Она до боли сердечной любила его и хотела, и поэт, похоже, отвечал ей взаимностью, но он продолжал пропадать, и покуда они ждали в этом лагере возвращения Руфрида, их будущее – если оно у них было – оставалось неясным.
Снаружи просыпался лагерь. Танфия лежала, прислушиваясь к топоту копыт, шелесту шагов, уютным шумам быта. Надо бы встать, присмотреть за Зарянкой, потом завтрак…
Издалека донесся чей-то крик. Девушка присела на койке, пытаясь разобрать слова. Голос принадлежал Мириасу.
– Эгей! Друзья идут!
В дверях встал улыбающийся Сафаендер.
– Танфия, пошли, ты должна это видеть!
Девушка вскочила, поспешно натягивая одежду и подпрыгивая на одной ножке, пытаясь влезть в башмак. К тому времени, когда она выбежала наружу, лагерь уже кишел народом, и разобрать, куда течет толпа, было непросто. Девушка протолкалась к середине склона, где деревья стояли редко, позволяя взгляду проникать до самого подножия. Но утренний воздух был холоден и влажен, кусты падуба серебрились росой, и туман клубился внизу, скрадывая взор.
Сафаендер потянул Танфию за руку, туда, где стояла госпожа Вайна, и худенький человечек, постоянно следовавший за ней, и актеры-парионцы.
Первым из тумана выступил на своем гнедом Мириас, за ним – Линден на Зимородке. Они вдвоем несли рассветный дозор; видно, Мириас прискакал в лагерь дать предупреждение, потом снова выехал новоприбывшим навстречу. Миг спустя из мглы сгустились фигуры – целый отряд, устало ковыляющий к лагерю. Тревога охватила девушку, но она тут же поняла – это не могут быть царские солдаты. Все они были серы, точно призраки, рожденные туманом.
Несколько мгновений она стояла, потрясенная, покуда лагерники стояли в ожидании, готовые поднять оружие. Взгляд Танфии притягивали двое бредущих во главе отряда. Как не были они измазаны грязью, девушка не могла не признать их осанки, их походки, даже не завидев лиц. Потом она признала и уныло бредущих в поводу усталых коней. Танфия стиснула ладонь Сафаендер и едва не разрыдалась от облегчения.
– Руфрид! – вскрикнула она.
– И Элдарет! Ох, слава богам!
Вслед за разведчиками тянулась длинная колонна беженцев, но их Танфия едва замечала.
– Элдарет! – воскликнул Сафаендер. – Благодарение богу и богине!
Пока старые друзья приветствовали друг друга, Танфия ринулась к Руфриду, повиснув у него на шее. Юноша поднял ее, закрутил в воздухе, и лишь с неохотой опустил, когда от бесконечных поцелуев у него.
– Я так за тебя боялась, – прошептала она.
– А мы за вас. Когда мы вернулись в Нахиллею, то нашли убежище разграбленным. Улицы были полны солдат. Как нас не схватили по второму разу – ума не дам.
– Олберид и Олмион не сказали, куда мы направились?
– Их там не было, – ответил Руфрид.
– Не было? Что с ними сталось?
– Не знаю. Но Элдарет сказал, что на случай несчастья вы уговорились встретиться в Энаванейе. Поэтому мы здесь.
– Что же вы так долго добирались? И что это за люди? Что с вами было?
Руфрид кисло усмехнулся.
– Меня загребли в Нафенет. Они дошли до того, что просто угонят народ из соседних деревень; какой-то ублюдок треснул меня по башке… в общем, потом расскажу. Тан, ты бы видела Элдарета, когда он помогал нам бежать! Он был великолепен! О – и я встретил парня, который видел Изомиру!
– Что?! – вскрикнула девушка в восторге. – Расскажи!
– Не надейся особенно. И Линдену не проболтайся. Ее отправили на другой рудник. Там часты были подземные взрывы, и много рекрутов погибло.
– Погибло? – Восторг сменился головокружительным ужасом.
– Да. Но была ли она среди них – не знаю. – Он стиснул девушку еще крепче. – Просто не знаю. Никто ее не видел с тех пор, но послушай, Тан – многих отправили в Париону… особенно резчиков по камню.
Танфия приложила ко лбу холодную ладонь.
– Значит, она может быть жива?
– Да. Будем надеяться. – Он подтолкнул ее и прошептал: – Глянь на них.
Обернувшись, Танфия увидала Элдарета, заключившего в страстные объятья госпожу Вайну. Она едва ли уступала ему ростом; капюшон ее свалился, отпустив на свободу длинную золотую косу. Двое возлюбленных льнули друг к другу, и отстранялись, чтобы глянуть в глаза и смеялись, и плакали, и обнимались снова. Толпа обтекала их, но в самозабвении своем они были одиноки. Танфия улыбнулась, не в последнюю очередь оттого, что Сафаендер не лгал – они с Вайной и вправду не были любовника.
