Дикон решил еще раз позвонить в Эдинбург.

— Это Майкл Дикон, — назвался он, когда в трубке раздался мягкий голос Джона Стритера. — Я полагаю, вы уже читали новости о том, что супруге Джеймса предъявлено обвинение в убийстве Найджела де Врие?

— Да.

— У вас есть какие-нибудь предположения, почему она сделала это?

— Вообще-то нет. Я разговаривал с ней в пятницу перед Рождеством и предложил ей перемирие. Она была на удивление сговорчивой.

— Какое перемирие?

Наступила неловкая пауза.

— Ну, то самое, о котором вы мне и говорили, — удивленно произнес Джон. — Я сказал, что мы ей верим, и попросил ее использовать свое влияние на де Врие, с тем чтобы нам было позволено просмотреть файлы персонала фирмы. Мы хотели выйти на людей, которые могли бы помочь нам отыскать Марианну Филберт. Она согласилась и попросила меня перезвонить ей после Нового года, когда она займется этим вплотную.

— Ее не взволновало ваше предложение?

— Нет, но она была озадачена. Поинтересовалась, почему именно сейчас мы начали ей верить. Тогда я рассказал про вас, про то, что вас заинтриговала судьба Джеймса и что вы посоветовали мне сотрудничать с Амандой, а не воевать.

— И что же она на это ответила?

— Насколько я теперь помню, она сожалела о том, что вы не заинтересовались Джеймсом пять лет назад, ведь с тех пор много воды утекло.

— Вы не попросили ее уточнить, что она имела в виду?

— Нет. Я понял, что если бы правда открылась еще тогда, сразу после исчезновения Джеймса, то мы перенесли бы боль гораздо легче.

— Понятно. Что-нибудь еще?

— Нет. Мы пожелали друг другу счастливого Рождества и попрощались. — Стритер снова немного помолчал. — Вы не в курсе, полиция уже допрашивала ее относительно Джеймса?

— Да, но она не изменила свои показания. До сих пор утверждает, будто не знает, что с ним случилось.

В трубке послышался вздох:

— Я надеюсь, вы будете держать нас в курсе событий?

— Разумеется. До свидания, мистер Стритер.

Дав торжественную клятву, что никогда не будет даже упоминать об этом в своих статьях, Дикон уговорил Лоренса, чтобы тот побеседовал с женщиной, которой де Врие предлагал десять тысяч отступных, чтобы та молчала.

— Мне только требуется выяснить, — пояснил Дикон, — заявляла ли эта особа в полицию о случившемся. И если нет, то почему.

Лоренс нахмурился:

— Я полагаю, именно потому, что деньги выступили в роли приманки.

— Но откуда у него взялось время, чтобы посоветоваться со своим адвокатом? Большинство женщин звонят в полицию сразу после того, как за насильником закрывается дверь. Таким образом, они не дают обидчику ни одной лишней минуты, чтобы обдумать план действий. Поэтому взятка, как мне кажется, больше напоминает подарок на прощание.

Лоренс пообещал все выяснить, и позвонил через пару дней.

— А вы были правы, Майкл. Та женщина вообще не стала сообщать в полицию. Мой коллега рассказывал, что случаи изнасилования бедных женщин не так уж редки. При этом их сильно калечат. Ему приходилось видеть пострадавших. Он потом уговаривал ту женщину все же подать на де Врие в суд, — тут Лоренс хихикнул, — надо сказать, это было не совсем этично, потому что он в то время еще сам работал на Найджела… Но она отказалась из страха.

— Она испугалась де Врие?

— И да, и нет. Она не стала распространяться на этот счет, но мой коллега уверен в том, что Найджел продолжал ее шантажировать. Она работала биржевым брокером. Мой друг считает, что она использовала информацию осведомителей и скупала нужные акции, а де Врие пронюхал об этом.

— Но почему тогда он все же предложил ей взятку?

— Сам де Врие объяснял это тем, что с его стороны это был единственный случай, когда он так сильно напился, и на него будто что-то нашло. Но по словам женщины такое происходило неоднократно. Короче говоря, мой коллега поверил ей и после этого порвал с де Врие все отношения, посчитав его исключительно опасным человеком. По его мнению, де Врие все же осознал, что зашел слишком далеко, — он умудрился сломать женщине челюсть и руку, — и решил прекратить с ней все отношения, оставив «на прощанье» подарок. Он распорядился выплатить ей десять тысяч и на словах передать о прекращении дальнейших контактов с ним.

— Так, значит, он все таки заплатил ей?

И снова легкий смешок:

— Да. Причем мой приятель умудрился вытряхнуть из него двадцать пять тысяч, а потом, как я говорил, расстался с ним навсегда.

— Вы понимаете, что этот эпизод может помочь в деле Аманды? Ведь он доказывает, что у Найджела была страсть к насилию.

— Я так не думаю. Считаю, что она не захочет выставлять все происшедшее напоказ. Тем более, если это случалось с ними не впервые, — значит, женщины сами соглашались на насилие. Она построит защиту по-другому. Аманда будет доказывать, что это был первый такой случай, когда он проник в дом без приглашения и взял ее силой. Потом, когда она, наконец, избавилась от него, то дала ему пощечину, и смерть Найджела — только дело случая.

— Она лжет.

— Я тоже в этом уверен, мой друг, но бедняжка пытается спастись.

— И ей это удастся?

— Без сомнения. Одни только показания Барри заставят присяжных оправдать ее.

— Но если бы не Барри, ее бы не арестовали, — напомнил Дикон. — А теперь он будет выручать ее. Как бы сказал Терри, это парадоксально.

Лоренс рассмеялся:

— Кстати, как его успехи в освоении науки чтения?

— Даже лучше, чем я мог предположить, — сухо заметил Дикон. — Он нашел себе занятие: отыскивает в словаре непристойные слова и сводит меня с ума, зачитывая вслух определения.

— А как поживает Барри?

Наступила долгая пауза.

— Барри решил, наконец, открыться относительно своих чувств, — вздохнул Дикон, — и если он не опомнится в ближайшее время, я ему оторву яйца и запихну в его поганую пасть. Я человек на удивление терпеливый, как вы знаете, но тут я вынужден сказать «стоп». Мне не очень приятно быть предметом чужих вожделений.

Передано по факсу

От : Майкла Дикона, Лондон, Флит-стрит, редакция «Стрит»