Так написано на мраморной плите на Армянском кладбище,
в самом низу, точнее, не так — «Эдуард Акопов, архитектор».
Вот теперь правильно. Когда я пытаюсь рассказать, что он построил,
то показываю на большой дом в начале Суворовского бульвара
и на такой же у площади Маяковского. Мои собеседники морщат лоб
и делают вид, что вспоминают, хотя на самом деле
не хотят показать своего равнодушия — обычные жилые дома.
Я начинаю сразу смущаться и оправдываться, —
мол, тогда нельзя было допускать никаких излишеств,
зато внутри у квартир хорошая планировка…
«Да-да», — отвечают они и переводят разговор на другую тему.
Дома Эдик ходил всегда в полосатой пижаме и много курил,
поэтому его заставляли курить в своей комнате,
дверь в которую всегда была закрыта.
У него было много одежды:
раз в месяц он перешивал какой-нибудь старый костюм,
то зауживая его в талии, становясь в нем похожим на балерину,
то делая огромные лацканы, как у бабочки или майского жука.
Он был невысокого роста и поэтому ходил в туфлях на каблуках,
искусственные большие зубы делали его лицо похожим на лошадиное,
когда он выходил на улицу, на него всегда оглядывались прохожие,
наверно, так в его представлении должен был выглядеть щеголь,
доживший до наших дней со времени нэпа.
Как балерина, кругами он ходил по Пионерским прудам,
куря сигареты с мундштуком и украшая длинные пальцы
фамильными кольцами с бриллиантами.
На его детской фотографии, которая у меня сохранилась,
Эдик похож на маленькую куклу в девичьем бархатном платьице,
с завитыми локонами и медведем в руках.
Умер он в больнице от воспаления легких потому, что лежал
в больничном коридоре и своим куревом мешал другим больным,
а его фамильные драгоценности и квартиру захватила
фиктивная жена, правда, потом она долго на него ругалась,
потому что какого-то одного важного бриллиантового кольца
среди его рухляди все же не нашла.
