Огуст, прибежавший по вызову на командный пункт, долго изучал эту картину, потом принял решение произвести еще один взрыв. Посланные проотолетарии тут же начали бурить шурфы.

Второй взрыв, потрясший выбегавший в океан хребет, окончательно завалил и этот люк. На какое-то время мы могли считать себя в безопасности.

Когда мы остались вдвоем с Иудой, я не удержался и попытался еще раз определить границы жилой зоны архонтов. На этот раз на экране крупно высветились завораживающие первозданной красотой вершины. За ними, за скалистыми, короткими отрогами, подпиравшими хребет с противоположной стороны, внезапно открылась обширная, покрытая клочьями тумана равнина. Где-то вдали, на пределе видимости голубыми извилинами обрисовалась полноводная река. В той стороне туманы лежали особенно густо. Там же, на выпуклом лбу террасного холма — изображение очертило его близко, в крупном масштабе, — возвышались развалины древнего города. Я замер, не в силах совладать с манящим зовом живописных руин. С трудом справился с наваждением, попытался двинуть перспективу вглубь вновь открывшейся территории, ближе к сохранившейся причудливой башне таинственного города, однако изображение решительно откатилось в сторону гор. Затем на округлой стене зала, вопреки моей воле, вновь возник заваленный вход в туннель.

Некоторое время я бездумно наблюдал за каменной крошкой, усыпавшей пол. Что-то в этом таинственном поместье, на этой не имеющей права существовать земле, было не так!

Я страдал от непонимания, от невозможности предсказать следующий ход свихнувшегося фламатера, мучился неопределенностью позиции, которой придерживался приводной комплекс. Меня словно подвесили на упругой нити и предложили — воюй! Я тут же принялся дергаться, бездумно палить из бластера, бурить шурфы, взрывать скалы, не догадываясь, что со стороны напоминаю потешного клоуна, подвешенного на резинке. Веселенькое ощущение махать кулаками в отсутствие силы тяжести. Воевать на своей земле, в родных тверских лесах, среди пустошей, оврагов, на обширных полянах, покрытых целебными травами, на вырубках, где в конце лета и в начале осени полным-полно грибов — это было по мне. А в этом не имеющем границ, загадочном, обманчиво-нарядном заповеднике все было чужое, хотя, если по совести, мне сразу пришелся по душе этот волшебный уголок. Мог ли я вообразить, что мечты о неизведанном, о terra incognito, порой сбываются.

Передо мной лежала территория, существование которой противоречило всем законам физики, здравого смысла и убежденности в неукоснительной материальности мира. Это была земля, где когда-то обитали сгинувшие ди из секты старейшин. Эту землю замыкал причудливый, хранящий свои тайны океан — я уверился в этом сразу и напрочь. Может, заняться бурением скважины, с помощью которой можно будет добраться до трех слонов, стоявших на панцире черепахи?

Здесь теснились нехоженые горы, вздымались первозданные, непокоренные пики — трудно вообразить, что когда-нибудь каким-нибудь залетным альпинистам повезет оставить на них свои следы. Заснеженные шапки вершин, древние растения, густохвойные сосны неизбывно пробуждали детский восторг, какой охватывал меня в детстве, когда я рассматривал загадочные картинки, рассказывающие о древних чудесах Земли: о зарождавшейся в океане жизни, о первых рыбах, гигантских лягушках и массивных земноводных, когда-то впервые нюхнувших свежего воздуха, о исполинских хвостатых созданиях, невиданных слонах и носорогах, о первых, покрытых звериной шерстью людях.

Очаровательными казались и оранжевое, разнообразных оттенков небо, и зеленоватые облака, и бирюзовая гладь, на которой, словно поддакивая нетерпеливому ожиданию, в десятке миль от берега обнаружилась гирлянда неведомых островов. Это был захватывающий воображение пейзаж. Все равно ощущение свернувшейся в исходную оболочку неопределенности, припрятанного в ней ядовитого жала, каким, того и гляди, может ужалить эта чудня, прикинувшаяся хорошенькой, земля, не оставляли меня.

Единственным спасением была работа. На время утихомирив змеиную орду, хорды немедленно приступили к строительству плота, с помощью которого мы, в случае необходимости, могли бы бежать с этого берега и укрыться на островах. На самое маленькое суденышко у нас уже ни времени, ни сил не хватало.

Хорды и на этот раз с энтузиазмом принялись за дело. До вечера успели навалить деревьев, расчленить их на бревна, соорудить помост, на котором сколотили основание плота. Обрушив опоры помоста, опустили уже обшитый каркас в воду, однако перетащить припасы времени не хватило. Ближе к вечеру, когда местное солнце начало клониться к горным вершинам и воины Черного гарцука приступили к решительному штурму, нам стало не до морских путешествий.

Первым тревожным сигналом начала атаки стали глухие удары или, похоже, взрывы, с помощью которых кольчатые безногие твари принялись расчищать проходы. Затем внезапно померк экран — об этом сообщил прибежавший Иуда. Я тут же бросился на командный пункт, попытался связаться с проникшим во внутренности информационной машины шариком, однако тот не откликнулся.

Сердце сжало тревожное предчувствие. Некоторое время я в упор рассматривал померкшую стену, пытаясь ментальным образом вернуть изображение к жизни. Врубил всю мощь, какой обеспечил меня волшебный пояс.

Все напрасно.

Между тем губошлепы разбежались по позициям. Иуду и сестер отправили тыл, в песчаные дюны. Там было построено небольшое укрытие, как раз на полпути между лощиной, ведущей к подножию гор, и небольшой бухтой, где поселяне спрятали плот.

Время тянулось удивительно медленно. Приютившая нас местность как бы замерла. Стихло волнение на море, песок высох точно по оцепеневшей линии уреза воды. На поверхности океана слепяще и резко отражалось местное тусклое солнце. В воздухе ни единого дуновения ветерка, обречено обвисли листья папоротниковых деревьев. В сверхчувственной ауре исчезли убаюкивающие, напоминающие страстные вздохи шумы. Я раз за разом пытался связаться с наблюдательными шариками, оставленными во всех трех туннелях, однако те онемели. Становилось нестерпимо жарко.

Не нравилась мне эта тишина, прерываемая редкими приглушенными раскатами, доносящимися со стороны всех трех туннелей.

Что там творилось?

Прошло более часа, жара не спадала. Я обошел все три позиции, каждый раз дотошно расспрашивал губошлепов, что там, в туннелях — все ухают? Наконец добрался до баррикады, прикрывать которую взялся Неемо с матросами. Капитан выглядел угрюмо, то и дело поглядывал на небо — тучки, что ли, дожидался или дождика? Может, темноты?..

— В чем дело, Неемо? — спросил я, устраиваясь рядом с ним в окопе.

Он долго молчал, все поглядывал на воткнутую в бруствер обломанную зубчиками палочку, потом подвинулся, жестом предложив занять его место. Я подчинился, проследил за крючковатым коготком, которым тот провесил незримую линию от моего правого глаза через верхушку обломанной палочки в направление солнца.

— Ничего, учитель, не замечаешь?

Я недоуменно почесался.

Он повторил жест.

Я устроился поудобнее — так, чтобы средний зубчик лег на край светила. Пригляделся — оранжевый блеск мне не мешал. Кому пришлось вырасти под жесточайшим приглядом Дауриса и Тавриса, тому яркий свет был не страшен.

— Ну и что? — я глянул на капитана.

— Опять ничего не замечаешь?

— Оно, — я почесал висок и ткнул скрюченным пальцем в светило, — стоит на месте?

— Нет, учитель, оно возвращается к зениту. Засеки время.

Я вновь прищурил левый глаз, навел верхушку палочки на край солнечного диска. Хватило нескольких десятков секунд, чтобы догадаться, что имел в виду Неемо. Сердце у меня замерло, подступил леденящий страх. Если он прав, а это так, выходит, кто-то или что-то решило продлить светлое время суток, а это означает, что отстраненности приводной станции пришел конец и нам всем следует готовиться к худшему.

Астрономическое открытие было ошеломляющим, в него не хотелось верить. Мало ли куда направилось солнышко? Может, оно заблудилось или решило вернуться на ночевку туда, где провело утро?