Потеря города, где мы базировались, послужила поводом к быстрому нашему отходу из Александровска и заставила нас форсировать переброску 1-го Екатеринославского полка Клейна и 1-ю кавбригаду на Екатеринослав, что и было исполнено к 9-му ноября.
В ночь на 11 ноября мы без боя очистили Александровский район окончательно, с Кичкасского моста были сняты рельсы и сожжен настил, вся Александровская флотилия была спущена вниз по Днепру на Никополь.
Глава восьмая НОЯБРЬ 1919 – ЯНВАРЬ 1920
Тем временем, по заданию штарма, группа Ващенко заняла г. Николаев и, простояв два дня, вышла на Херсон, который 9-го ноября атаковала. Она уже занимала графский сад и ружейным огнем обстреливала центр города, буржуазия бежала на пароход «Георгий». Но подошел миноносец «Жаркий»и огнем орудий отогнал Ващенко.
Вечером 10-го ноября 1919 г. с 1-й кавбригадой и 1-ым Екатеринославским полком я прибыл в Суреко-Литовское, где находились 13-й стрелковый полк, Реввоенсовет и Махно. Остальные учреждения и управления сосредоточились вместе со штармом в с. Солененькое и в районе Хортица – Никополь. В доме священника, где помещался штаб 13-го полка, устроили заседание комсостава и распределили роли по занятию Екатеринослава.
Решили, что город занимается: 13-й пехотной и 4-й (до 6 000 штыков) сводной стрелковой дивизиями, при дивизионе артиллерии (12 пушек, из которых 4 английские пушки составляли английскую батарею), 50-ти пулеметах и бригадой губернской стражи (700 штыков, 25 пулеметов и батарея артиллерии).
Силы противника: прибывшая из Курска шкуровская бригада чеченцев, влитая в 1-ю Туземную дивизию, сосредоточилась в с. Лоцмано-Каменка, общей численностью в 5 000 сабель при 50 пулеметах и дивизионе артиллерии (16 пушек).
Наши силы не превышали белых: 13-й стрелковый полк — 4 000 стрелков, при 4-х пушечной батарее и 25-ти пулеметах, 1-й Екатеринославский полк — 5 000 стрелков, 32 пулемета и 2-х пушечная батарея; 1-я кавбригада Петренко — 3 000 сабель, 30 пулеметов и одна горная батарея и, наконец, штабная сотня кавалерии.
План нападения состоял в ночном подходе нашей пехоты к городу, а кавалерии на Лоцмано-Каменку. 1-й Екатеринославский полк, с выходом на Сухачевскую дорогу, должен действовать на фабричный район и вокзал со стороны Диевки: 13-й полк — по Сурско-Литовской дороге на центр города; кавалерия действует непосредственно на центр расположения 1-й Туземной дивизии. Подход частей к городу должен быть закончен к двум часам утра 11 ноября. Части вышли из Сурско-Литовского в 9 часов вечера. Пехоту сопровождала полковая разведка. С кавбригадой и штабной сотней вышел Махно.
Дорога была скверная: грязь, туман и непрекращающийся дождь. В трех верстах от места действия мы сняли полевую заставу противника. Время было около 11 часов ночи, когда мы подошли к одному хутору, стоявшему от с. Лоцмано-Каменки не далее полутора верст. Чтоб не сорвать общего плана операции, надо было повременить до трех часов утра. Было решено использовать этот хутор и до налета добыть свежий «язык». Махно с бригадой остался в хуторе, выставив охрану и разведку южной части села. Я с штабной сотней и 7-ю «Люисами»отправился наблюдать северную и западную часть вытянутого по Днепру села. Повторяю, была темная дождливая ночь. Мы подошли к огородам, сбегавшим по крутому берегу во дворы. Днепр таинственно и холодно шептался в волнах, на улицах происходило какое-то непонятное шуршание и глухой стук колес. Оставив на обрывистом спуске к селу сотню и захватив лишь десять кавалеристов и три «Люиса», я осторожно спустился по переулку с глубокими промоинами к главной улице, выходящей на Екатеринослав. Посланный в одну из хат кавалерист не заставил себя долго ждать. Он явился в сопровождении старика — местного жителя, со слов которого мы узнали, что в селе много чеченцев, артиллерии и обозов, что вчера арестовано все мужское население в возрасте от 18 до 40 лет и угнано в Екатеринослав и, наконец, что только и слышно от чеченцев: Махно, Махно; с этими словами они несколько минут назад оставили квартиры и уехали на площадь. Старик утверждал, что чеченцы очень боятся махновцев. Отпустив старика, мы спустились на главную улицу — угол соединения двух улиц. Шум, топот и лязгание оружия все приближался. Сердце сильнее застучало тревогой, когда мы в десяти шагах увидели движущуюся вооруженную массу подвод и кавалеристов: все они ехали на нас.
Такие моменты надолго остаются в памяти, но решение приходит не сразу. Из двух улиц вооруженная лавина продолжала движение. Что нам, четырнадцати человекам, оставалось делать? Мелькнула мысль — убежать к сотне? Нагонят! Раствориться в среде противника?! — Узнают! Остановить движение огнем? Все равно насядут! Инстинкт самосохранения заложен в каждом живом существе. В мгновения опасности, когда рассудок теряет равновесие и блуждает произвольно нерв страха, берет верх инстинкт, который и руководит человеком. Точно так было с нами. Не знаю почему, но навстречу движущейся лаве противника я крикнул: «Остановись! Какая часть? Где командир?»Что это был противник, конечно, не было сомнений. Напряжение, которое было у нас, начало разряжаться. Какой-то чеченский офицер отдал команду и движение по главной улице остановилось. В голове колонны, выходившей по другой улице на главную, послышалась команда на русском языке: «Остановись!»Тот же голос назвал артиллерийский кавказский дивизион, которым он, видимо, командовал. На мой вопрос, кто отдал распоряжение отступать, он ответил, что начдив Туземной. Произошла заминка. Напряжение достигло своего апогея, мы не знали, что именно надо было предпринять. Рука скользнула за маузером. В глубине противника, кто-то сильным басом кричал на передних: «Что стали, двигайся!»В это время как-то невольно, судорожно спустился курок: раздался выстрел, кто-то вскрикнул. Передние ряды замешались, завыли, крича: «Стой, не стреляй, свои!». Но напряжение нашло выход. Три стрелка, до того следившие за событиями, пустили очереди. Сотня открыла по селу беспорядочный огонь. Колонны противника шарахнули назад, сбивая друг друга и опрокидывая орудия и подводы. Чеченцы загалдели, а мы, стоя посреди улицы, в упор расстреливали противника, уходившего в большом беспорядке в глубину села двумя улицами. Шум удалялся. Было слышно, как в 10 шагах стонали раненые, да лошади подвернув орудия и подводы, опрокинувшись в промоины, барахтались в этом месиве.
Шум удалялся на площадь, стрельба прекратилась и как-то было жутко и неприятно на сердце. Мы подъехали к стонам. Не буду смущать вас картиной, какая открылась глазам из темноты ночи, не буду волновать виденным тогда у загат, у ворот, посреди улицы — это была картина сплошного ужаса, где кони и люди в судорогах барахтались в крови и грязи. Жертв было много...
Из соседних хат нами были выгнаны жильцы для оказания помощи раненым.
Поднимаясь к сотне и вслушиваясь в темноту ночи, я мысленно анализировал все случившееся. Вдруг затрещал пулемет именно в том месте, где с площади дорога идет на Сурско-Литовское. Мысль, что чеченцы ушли нам в тыл, быстро пронеслась в воображении, и я решил предупредить события. Подобрав сотню, мы двинулись на хутор, где стоял с 1-й кавбригадой Махно. Пулемет продолжал работать. Мы, отъехав полверсты от места действия, развернувшись, дали несколько очередей и залпов по селу и площади. Тот пулемет, который будил мое любопытство, почему-то умолк. До нас доносились отрывочные крики и глухой шум, удалявшийся к Днепру, в сторону Старых Кайдак.
Все смолкло. Приехали к бригаде часа в два ночи. Штаб дремал, Махно, не раздеваясь, спал. Одновременно с нами прибыло донесение от разъезда, который сообщал, что пулеметным огнем он остановил попытку чеченцев выйти из села на Сурско-Литовское, где чеченцы, что предпринимают, разъезд не сообщал.
Вскоре мы двинулись всей бригадой на село. В это время ахнуло орудие в Екатеринославе, за ним другое, третье и уже не смолкало до самого рассвета.