— Э, брат, чего только не было за это время. Ну и красные наших не миловали, не оставались в долгу, — говорил Троян, — когда мы подъезжали к селу Ровное.
Вдруг, по нас залп, другой, третий. Донской кавполк бросился вперед и начал рубить в огородах крестьян, которые по нас стреляли.
Троян рассказал, что здесь стоял белогвардейский штаб, предводительствуемый капитаном Михайловым. Из местных крестьян он организовал отряд и за неделю до нашего подхода обезоружил одну отступающую красную роту, которая была расстреляна. Самого Михайлова поймать не удалось, а повстанцев (около 200 человек) обезоружили и отпустили. В этом селе особенно отличились женщины: они травили молоко и поили красноармейцев, которые через несколько часов умирали.
29-го августа с авангардом я подошел к станции Помошной, на которой стояли два бронепоезда и несколько эшелонов с красноармейцами и штатскими, эвакуировавшимися из Одессы, Николаева и Херсона. Они были застигнуты крестьянским восстанием и с боем успели пробиться только на Помошную. На Киев дорога была им отрезана, ибо Деникин уже занял Белую Церковь, а Петлюра — Казатин. Мы предложили им примыкнуть к нам. Однако они не приняли наших делегатов, высланных к ним, и открыли по нас стрельбу из орудий. Оставив главные силы с Калашниковым, я с Донским полком перешел железную дорогу южнее и ушел в с. Добровеличковку, где стоял Махно.
Калашников же торговался с бронепоездами и, наконец, решил взять их приступом. Они были взяты утром, 30 августа, когда г. Киев занял Петлюра.
Группа красных, взятая Калашниковым на ст. Помошной, была освобождена с оружием и бронепоездами. Они отошли к Златополи, но были разбиты местными повстанцами. Незначительный их остаток продвинулся в район Умами, где соединился с другой группой, шедшей с румынского фронта во главе с Временным Бессарабским правительством и под Киевом пробились на север.
Итак, 30 августа мы соединились с Махно. В его распоряжении была «повстанческая армия», состоящая из 1 500 штыков, 500 сабель, 50 пулеметов и 4-х полевых орудий.
Тридцать первого августа на общем собрании комсостава в момент, когда город Киев от Петлюры переходил в руки Деникина, я настаивал освободить из-под ареста всех коммунистов вместе с Кочергиным и Дыбецом, который нам был не чужой — бывший анархист, его жена Роза была анархистка, вместе с Махно сидела в Одесской тюрьме. Надо было их выручать.
Я встретился с арестованным Дыбецом. Сообщил ему, что следствие закончено и доказано, что он словом и оружием выступал против повстанчества и Махно, разоружал полки повстанцев, расстреливал людей, говорил что махновцы пособники Деникину и открыли Деникину фронт, агитировал против повстанчества и Махно.
Дыбец не отрицал и сидел молча с видом обреченного. Когда я от него уходил он сказал, что понимает свое положение, что красные за такие дела давно расстреляли бы. Я ему сказал, что анархисты пытаются их освободить и что есть какой-то шанс. Но Махно и особенно Щусь требовали показательного суда над ними, как над предателями, и их смерти... по случаю того, что красный командир Одесской группы Гуляницкий при отступлении из Ольвиопольского района, в лазаретах расстреливал больных и раненых махновцев, стягивая даже с операционного стола. Но большинство было на моей стороне. Все арестованные были освобождены, снабжены деньгами, документами и вскоре, от нас невредимыми уехали на север.
В Добровеличковском районе наша армия заняла несколько сел по фронту 40 верст и на 30 верст глубиной. Правда, полки были в достаточной степени выдержанные и обстреляные, так что на них можно было положиться; однако требовалась некоторая реорганизация. За счет уменьшения праздных людей, сидящих в обозах, необходимо было увеличить конницу и организовать армию так, чтобы она могла быть пригодной к партизанщине, то есть легкой на подъем и быстрой в маневрах.
Кроме того, требовал разрешения вопрос дальнейшего политического существования махновщины, как самостоятельного организма. А чтобы это сделать, следовало созвать полноправное собрание, которое и состоялось первого сентября в той же Добровеличковке. Полки аккуратно прислали делегатов, и собрание открылось. Единогласно был избран президиум, в составе: председателя — Махно и секретарей — Волина и Шпоты.
После приветствий, собрание приступило к обсуждению деловых вопросов. Затем был избран Реввоенсовет армии в составе тридцати человек: председателем — Лащенко, секретарями — Шпота и Хохотва[676], членами: Махно, Волин, Вдовиченко, Буданов[677], Калашников, Дерменжи, Чубенко, Павловский, я и другие. Здесь же были избраны заведующие отделами Реввоенсовета: военно-контрольным во главе с Хохотовой и культурно-просветительным — Волиным. Кроме того, был избран и штаб Повстанческой Армии во главе с командармом — Н. Махно и начштарма — меня. (В. Белаш — Ред.).
Собрание передало нам военную власть и возложило ответственность за действия армии. Особая ответственность за организацию и управление армии возлагалась на меня, считая Махно, администратором.
Итак, роли распределены: Реввоенсовет пополнен, штарм избран, вооруженные люди названы «Революционной Повстанческой Армией Украины (махновцев)».
На собрании, по моему настоянию, была избрана организационная комиссия, которая поступала в мое распоряжение. Организационная структура Повстанческой Армии мною была разработана и утверждена Реввоенсоветом. Она заключалась, примерно, в следующем: Повстанческая Армия складывается из четырех корпусов: трех действующих и одного резервного. Корпус — из полков, полки — из батальонов и дивизионов; батальоны и дивизионы — из рот и сотен; роты и сотни — из взводов; взводы — из полувзводов. По мере численного роста бойцов, полки возрастают в бригады, батальоны в полки, роты в батальоны и так далее... Соответственно с тем, был выработан штат полков, маневровых отрядов и штабов.
Во главе 1-го Донецкого корпуса был назначен Калашников, 2-го Азовского — Вдовиченко, 3-го Екатеринославского — Гавриленко[678] и 4-го Крымского — Павловский[679].
Красные части, которые были в Крыму, Николаеве, Херсоне, Одессе, а также до этого стоявшие по Днестру против румын и именовавшиеся сейчас как «Южная группа», были отрезаны с севера. Это была настоящая армия, и действуй она в тылу Деникина, как этого требовали приказы командования, могла бы активно способствовать успеху контрнаступления Южного фронта, начатого в средних числах августа 1919 года.
А происходило там следующее.
Во второй половине августа войска группы Селивачева освободили Павловск, Бирюч (Красногвардейское), Валуйки, Белгород, пройдя 150 километров подошли к Купьянску и приблизились к Харькову.
Таким образом, группа Селивачева оказалась с обнаженными флангами, что ставило ее в невыгодное положение. Деникинцы воспользовались этим и 26 августа ударили по ее флангам в районах Белгорода и Бирюча в сходящихся направлениях на Новый Оскол. Противник старался окружить и уничтожить красные войска, чтобы взломать весь центральный участок Южного фронта, прикрывавший путь к Москве. Завязались ожесточенные бои. Истекая кровью в неравных боях красные войска вынуждены были отходить.
Для облегчения положения группы войск Селивачева главным командованием 25-го августа был отдан приказ о наступлении частей Южной группы 12-й армии.
В нем говорилось:
«По обстановке сейчас является крайне желательным частями Южной группы нанести удар на Винницу–Житомир и на Помошную–Знаменку–ст. Мироновку во фланг и тыл противнику.
При успешных действиях частей этой группы ее задача должна быть расширена до очищения всего района средней Украины от петлюровских и Деникинских банд и удержания его в своих руках до подхода подкреплений...»[680].
