В тот же день 9 июня 1919 г. Круссер издал приказ, в котором говорилось: «§ 1. Согласно предписанию командарма 14 армии сего числа я вступил в командование участком от Азовского моря до Ново-Успеновки.

§ 2. Все слухи о том, что все махновцы будут преследоваться новым командованием, ни на чем не обоснованы; их распускают те, кто чувствует за собой вину. Все истинные революционеры будут оставлены на своих местах совершенно независимо от того, к какой партии они принадлежат, только бы они шли с нами в ногу за одно дело, освобождение труда от капитала»[575].

Далее в приказе говорилось о разделении линии фронта на три участка, о назначении начальников участков, которым предлагалось немедленно связаться со штабом, расположенным на станции Орехово, и представить возможно более точные сведения о положении на участках.

Сдача участка фронта, войск, техники, вооружения, снабжения, документации, финансов прошли неожиданно просто и быстро, к вечеру 9 июня приемо-передаточный акт был всеми подписан.

Нашей штабной комиссии было приказано оставаться до особых распоряжений при штабе 3-й бригады Круссера.

А ночью с 9 на 10 июня 1919 г. комбриг Круссер погиб.

Газета «Большевик»так описала подробности его гибели:

«Прибывший из Киевского фронта тов. Козлов передает следующие подробности гибели тов. Круссера.

Тов. Круссер принял личное участие в наступлении, которое в час ночи повел советский бронепоезд от станции П. (район станции Пологи. — А. Б.). Пройдя с боем некоторое расстояние, бронепоезд должен был у моста остановиться, так как рельсы оказались развинчинными. Тов. Круссер с несколькими красноармейцами вышел из поезда.

Эта разведка с командиром тов. Круссером впереди попала неожиданно под перекрестный огонь. Пулеметы оказались во ржи. Красноармейцы без потерь отступили к бронепоезду, а командир тов. Круссер попал под первую пулю и умер. Пуля попала ему в плечо и прошла через грудь.

Подошедший со станции П. другой бронепоезд подобрал тело погибшего командира. Врагами он был раздет и ограблен.

Тело тов. Круссера было перевезено в Харьков и там с воинскими почестями похоронено на Скобелевской площади, рядом с могилой тов. Руднева»[576].

Мы снова оказались предоставлены сами себе. Ни свежих войск, ни пополнения, ни вооружения и боеприпасов мы не получали.

На линии Пологи–Чаплино появился бронепоезд «Н. Руднев», но он мало чем мог помочь войскам, у которых отсутствовали боеприпасы. Вскоре путь к отступлению бронепоезда шкуровцами был взорван и, оказавшись в безвыходном положении, команда взорвала и сам бронепоезд, выйдя из окружения пешком.

К вечеру 9 июня наш фронт откатился на линию: Новоспасовка, Цареконстантиновка, Гуляйполе, Гайчур, Чаплино, где махновцы поклялись умереть, но не отступать.

В этот же день Волин писал в статье «Последнее предостережение»: «...Новая власть, как и следовало ожидать, оказалась бессильной “творить”социальную революцию.

Фальшивая революция искусственно воспитала контрреволюцию.

Единственная же сила, способная на это великое творчество и могущая легко отстоять его от всяких покушений, — сила свободно организующихся и свободно действующих рабочих и крестьянских масс, — не только не получила на деле, после октябрьского переворота права на свободную деятельность, но, наоборот, очутилась в непредвиденных ею самой ужасных тисках самодовлеющей государственной власти, — постепенно иссякла. Свободная, творческая массовая организация, — единственно способная обеспечить экономический фундамент социальной революции и социалистического строя, — была неизбежно вытеснена и заменена самонадеянной и всеобъемлющей политической организацией государственной власти.

Результаты этого ужасного и неизбежного при партийно-политической революции убиения массовой самодеятельности — ныне налицо...

Есть ли еще выход из положения? Есть ли надежда на спасение?

Надо сделать все, чтобы поднять дух, энергию и веру масс. Этого нельзя теперь сделать ни прокламациями, ни воззваниями, ни призывами и словами. Правящая партия достаточно поработала над тем, чтобы масса изверилась во всех этих прекрасных вещах. И масса изверилась вконец.

Единственное средство теперь — ясно и твердо указать массам на новый выход из тупика революции.

Такой выход есть. Мы, анархисты, давно твердим о нем. Но одного нашего голоса недостаточно. Есть же в рядах правящей партии истинные революционеры и честные социалисты. Пусть они наконец, в этот грозный для революции час, признают свое заблуждение, свою роковую ошибку и предоставят массам на деле этот единственный для них выход, предоставят скорее, без колебаний и промедления, без ложного самолюбия власть имущих: предоставят право открыто, просто и искренне, без задней мысли о том, чтобы впоследствии вернуться вспять...

Надо, кроме того, немедленно и активно поддержать всеми имеющимися средствами те живые силы революции, которые давно и свободно творят свое дело без непосредственной опеки власти, уже знают, что такое вольное творчество, вольная организация, уже имеют собственную “свою”революцию и поэтому хотят защитить ее.

Я имею в виду, например, так называемый “махновский”район и махновские повстанческие отряды, физиономия которых, за последнее время совершенно и окончательно выяснилась.

Я имею в виду крымских крестьян и рабочих, идущих по пути безвластного социалистического строительства...»[577].

10 июня В. И. Ленин читал телеграмму Н. И. Махно от 8 июня 1919 г. с просьбой освободить его от полномочий начдива советской дивизии и, очевидно, с целью сохранения ее для истории, сделал на ней пометку: «в архив»[578].

После того как мы оказались изрядно потрепанными самыми верными в этом деле Троцкому войсками генерала Шкуро, командарм 14-й (бывшая 2-я Украинская) Ворошилов и член Реввоенсовета Межлаук 12 июня телеграфировали Троцкому:

«Махновия разбита Шкуро вдребезги. Отдельные махнята вопят о защите и покорности соввласти. Момент ликвидации этого гнойника самый удобный. Наша беда — отсутствие регулярных частей, которыми нужно занять Махновский фронт и ликвидировать остатки банд.

Полное отсутствие снаряжения, вооружения и даже продовольствия в 14 армии лишает возможности сколачивать на месте из рабочих надежные батальоны. Состояние фронта требует экстренных мер. Нужно хоть одну регулярную дивизию для быстрого очищения всего Донбасса. В противном случае необходимо гнать в армию возможно больше снаряжения, вооружения и пачками комсостав и политработников. Нажимайте на все педали. Здесь нужны быстрота и натиск.

№ 42... Командарм 14 Ворошилов, член Реввоенсовета Межлаук»[579]

В оперативной сводке штаба Южфронта от 12 июня 1919 г. сообщалось: «..8-я армия... Один из наших полков арестовал часть командного состава и, оставив позицию, ушел на Старобельск...»[580].

Подобных фактов можно привести много.

Это разложение армий Южного фронта, естественно, началось не в июне, поэтому любимые Троцким заградительные отряды и ударные батальоны не обеспечивали армиям победоносности, да и судя по документам, сами заградотряды нуждались в заграждениях.

Преступно было не понимать, что выполнение 3-го пункта «распоряжения»лишало Повстанческую дивизию боеприпасов, неотвратимо обрекало на поражение и, следовательно, создавало угрозу разгрома всего Южного фронта или по крайней мере сильно ослабляло его.

Не менее вредное влияние имели и меньшевистские взгляды Троцкого на крестьянство, как на силу, враждебную пролетарской революции, с которой пролетариат неминуемо должен прийти к столкновению.