Взвешивали «за»и «против». Махно здесь же написал и отправил следующую телеграмму:

»№ 9688 от 6 июня 1919 г. Штадив-Повстанческой, Штарм 2, передать по обоим адресам. Штарм 2 Скачко, копия Предреввоенсовет Троцкому.

Пока я чувствую себя революционером, считаю своим долгом, не считаясь ни с какой несправедливостью, обличающей меня в нечестности, к нашему общему делу Революции, предложить немедленно же прислать ко мне хорошего военного руководителя, который бы, ознакомившись при мне на месте с делами, мог принять от меня командование дивизией. Считаю, что должен сделать это революционер, ответственный за всякий нечестный шаг по отношению к Революции и народу, когда его обличают в созывах съездов и подготовке какого-то выступления против Советской Республики.

Начальник дивизии Махно»[567].

8 июня 1919 г., уже со ст. Лозовой, Троцкий выпускает в свет очередной гневный приказ:

«...Кто является виновником наших последних неудач на Южном фронте, в особенности в Донецком бассейне? Махновцы и махновщина, — сам себя спрашивал и сам себе отвечал Троцкий. — На словах эта братва сражается со всем миром и побеждает всех врагов, но когда дело доходит до боя, махновские командиры бесстыдно покидали вверенные им позиции и откатывались назад на многие десятки верст.

Среди солдат махновской бригады было немало хороших честных бойцов. Но без правильной организации снабжения и управления и, главное, без внутренней дисциплины и разумного командования махновские части оказывались небоеспособными, и конные белогвардейцы гнали их перед собой, как стадо баранов.

Махновцы предательски обнажили правый фланг Донецкого фронта и тем самым нанесли тяжкий удар ближайшей армии.

Мало того, махновцы принялись разлагать соседние части: из штаба Махно. рассылались агитаторы по соседним полкам с призывами не подчиняться установленому Советской властью командованию, а переходить на махновское положение, то eсть в ряды бесшабашной, разнузданной, небоеспособной махновской партизанщины. Гуляйпольские заправилы пошли еще дальше. Они назначили на 15 июня съезд воинских частей и крестьян 5 уездов для открытой борьбы против Советской власти и того порядка, который установлен в Красной Армии.

Терпеть дальше подобное издевательство со стороны зарвавшейся банды стало невозможно. Если бы дать махновцам осуществить их план, мы имели бы новое григорьевское восстание из гуляйпольского гнезда.

Ввиду этого Центральная военная власть категорически воспретила съезд и направила надежные, честные воинские части для наведения порядка в районе махновщины.

Ныне преступной затее положен конец. Махно смещен с командования, махновщина ликвидируется»[568].

Каждая мысль последних приказов Троцкого — злонамеренная ложь, приправленная неприкрытым стремлением к решению политических проблем военными средствами.

Тогда же, 8 июня в 10 часов дня, я был вызван Махно на ст. Гуляйполе. Там было экстренное заседание штаба дивизии, Военно-Революционного Совета и союза анархистов. Решался вопрос — что делать? Многие предлагали снять части и уйти за Днепр на соединение с Григорьевым, но были и такие, которые говорили: «Пусть Чека расстреливает, но мы с фронта никуда не уйдем».

Я рекомендовал сдать свои части красному командованию и уйти в подполье к белым, но единодушия не было.

Вдруг, новое известие, свежая телеграмма:

«Приказ

Председателя Реввоенсовета и Наркомвоенмора от 6 июня 1919 г. №107. ст. Балаклея.

Группа лиц, объединенных вокруг партизана Махно, встала на путь изменника и предателя Григорьева и приступила к организации заговора против Советской власти. Эта банда из Гуляйполя осмелилась назначить на 15-е июня съезд анархо-кулацких делегатов для борьбы с Красной Армией и Советской властью.

Этот съезд запрещен. Объявляю, что всякий участник съезда будет рассматриваться, как изменник, который в ближайшем тылу наших красных войск организует заговор и открывает ворота врагу.

Махновцы призывают к себе из других частей и армий перебежчиков.

Объявляю:

Всем военным властям и заградительным отрядам, высланным по моему распоряжению, отдан приказ ловить всех тех предателей, которые самовольно покидают свои части и перебегают к Махно, и предавать их Революционному Трибуналу, как дезертиров, для суда по законам военного времени.

Им кара может быть только одна — расстрел.

Всероссийским Центральным Исполнительным Комитетом России и Украины мне приказано навести порядок на фронте в Донецком бассейне и в ближайшем тылу.

Объявляю, что этот порядок будет наведен железной рукой. Враги рабочей и крестьянской Красной Армии, шкурники, кулаки, погромщики, махновцы, Григорьевцы, будут беспощадно раздавлены регулярными стойкими, надежными частями.

Да здравствует революционный порядок, дисциплина и борьба с врагами народа!

Да здравствует Советская Украина и Советская Россия!

Л. Троцкий»[569].

Собравшиеся винили меня в моих предложениях, указывая на приказ Троцкого. Я настаивал, что сейчас момент весьма ответственный и всякая минута промедления с нашей стороны грозит пролитием невинной крови В нашем тылу заняли фронт красные полки, вернувшиеся с григорьевского участка. Они ожидают нашего подхода, чтобы разоружить, а командиров расстрелять. Мы находимся между двух огней: белые с фронта, красные с тыла. Нужно сдать свои части красным, а самим уйти в деникинское подполье.

Но большинство настаивало свернуть полки и уйти за Днепр на соединение с Григорьевым.

В это время шкуровская бригада атаковала Гуляйполе, и мы расстались. Я уехал на Пологи, Махно — на Гайчур.

Со станции Гайчур 8-го июня в 15 час. 40 мин., уже в который раз, он отправил телеграмму красному командованию, а мне копию. В ней он писал:

«Штаб 14-й армии — Ворошилову. Харьков Предреввоенсовета — Троцкому. Москва — Ленину, Каменеву.

В связи с приказом Реввоенсовета Республики за № 1824 мною была послана в штаб 2-й армии тов. Скачко и Предреввоенсовета Троцкому телеграмма, в которой я заявлял о сложении с себя полномочий начдива, просил прислать специальное лицо для приема от меня дел. Сейчас я вторично заявляю об этом и считаю обязанным себя дать нижеследующее объяснение своему заявлению.

Несмотря на то, что я неизменно вел ожесточенную борьбу с белогвардейскими бандами Деникина, проповедуя народу лишь любовь к свободе и самодеятельности, несмотря на глубокотоварищеские встречи и прощания со мной ответственных представителей Советской республики, сначала тов. Антонова, а затем тов. Каменева и Ворошилова, — в последнее время официальная Советская газета, а также партийная пресса коммунистов-большевиков распространяет обо мне ложные сведения, недостойные революционера, тяжелые для меня. Меня выставляют и бандитом, и сообщником Григорьева, и заговорщиком против Советской республики в смысле восстановления капиталистических порядков. Так, в № 51 газеты “В пути”Троцкий в статье под названием “Махновщина”задает вопрос: “Против кого же восстают махновские повстанцы?”и на протяжении всей своей статьи доказывает, что махновщина есть в сущности новый фронт против Советского строя, и ни одного слова не говорит о тяжелом белогвардейском фронте, на котором с первых дней восстания крестьян против гетмана–помещика, повстанчество несло и несет неисчислимые жертвы.

В упомянутом приказе Реввоенсовета республики я объявляюсь заговорщиком против Советской республики, организатором мятежа на манер григорьевского.

Я считаю неотъемлемым, революцией завоеванным правом рабочих и крестьян созывать самим съезды для обсуждения вопросов как общего, так и частного характера. Поэтому объявление свыше таких съездов незаконными я считаю нарушением революционных прав народа.

Тем не менее должен заявить, что является фактической неправдой утверждение, что я или мой штаб являются организаторами съезда. Я отдаю себе полный отчет в отношении ко мне Центральной государственной власти. Она считает все повстанчество в целом несовместимым с государственным строительством в том смысле, в каком это строительство проводится современной государственной властью.