Палмер сидел за столиком на четырех человек в дальнем углу рыбного ресторана на Западной Сорок пятой улице. Он посмотрел на свои часы, потом на стенные, надеясь обнаружить расхождение. Но и те и другие показывали час дня, а это означало, что Мак Бернс и их гость, корреспондент газеты, опаздывают на полчаса.
Палмер наблюдал, как официант церемонно повязывает бумажные салфетки двум мужчинам, сидящим за соседним столиком. Им только что подали омаров, которые были необычно велики для ленча. Всего минут пятнадцать назад эти омары были живыми, и, когда официант принес их показать заказчикам, клешни еще двигались в последних предсмертных судорогах. Теперь же красные недвижимые омары подвергались атаке разнообразными смертоносными инструментами.
Как многие жители Среднего Запада США, Палмер не любил блюда, приготовленные из обитателей морских глубин. Ему были до тошноты противны любые животные, имеющие раковину. Омары, креветки и крабы казались ему похожими на гигантских насекомых из бредовых кошмаров. Устрицы и моллюски, подаваемые на одной половинке раковины, слишком живо напоминали ему запекшуюся слизь. Кроме того, как и многие жители Среднего Запада, он никак не мог привыкнуть к тому, что в Нью-Йорке назначенное для свидания время соблюдалось весьма относительно, особенно если свидание включало в себя такой вид общественной деятельности, как, например, ленч. Послеобеденная встреча, назначенная на 8 часов, никогда не начиналась по крайней мере до 9. А ленч, назначенный на 12.30, сказал себе Палмер, просто означает любое время после часа.
В этот момент он увидел Вирджинию Клэри, влетевшую в ресторан в сопровождении какого-то мужчины. Она быстро пробежала глазами по комнате и, найдя Палмера, устремилась к его столику.
— Извините за опоздание, — сказала она, едва переводя дух. — Мак позвонил мне пятнадцать минут назад и сказал, что не может прийти. Поэтому я помчалась в «Стар» и привезла Джорджа сама. — Она отступила, чтобы показать Джорджа.
Палмер встал.
— Мистер Моллетт? — сказал он, протягивая руку.
Джордж Моллетт, взяв руку Палмера, крепко и церемонно пожал ее. Он огляделся, снял пальто и, прежде чем сесть, повесил его на стул.
Моллетт был моложавый мужчина — лет сорока, как решил Палмер. Средний рост, коренастая фигура и совершенно круглая голова. Щеки у него были неестественно красные, и Палмер не мог понять, всегда ли они такие или это результат декабрьского мороза. Глаза Моллетта, почти такие же бледно-голубые, как у Бэркхардта, были беспокойные и в то же время сосредоточенные. Казалось, что, переходя с предмета на предмет, они схватывают впечатления короткими, яростными вспышками. Палмер заметил, что ни один предмет не миновал этих своеобразных атак — будь то сложенные на столе руки Вирджинии, или же солонка, или же люди с салфетками на груди, поедавшие омаров за соседним столиком, и даже воротничок рубашки Палмера. Эта настойчивая пытливость глаз не гармонировала, по мнению Палмера, с носом Моллетта, не имеющим определенной формы и если уж что-то напоминающим, то скорее всего, небольшую луковицу. Этот заурядный нос как будто специально создан для маскировки испытующих глаз, думал Палмер. Рот у Моллетта был маленький, с полными спокойными губами. Теперь, открыв его, Моллетт спросил сипловатым доверительным голосом:
— Что мы будем пить?
Палмер рассмеялся и помахал официанту.
— Не по сезону похолодало, — заметил он. — Что-нибудь из антифризов?
— Виски. Любое. — Моллетт повернулся к Вирджинии:— Мак увильнул, да? Я так и думал, что у него не хватит нахальства позавтракать со мной.
— Почему?
Моллетт отмахнулся, как бы отгоняя неприятный запах.
— На прошлой неделе этот парень напичкал меня дутыми биржевыми сведениями. — Он нагнулся вперед, положил локти на стол, понизил голос:
— Бред сивой кобылы. Мол, будет объявлено увеличение дивиденда, и акции взлетят как птицы. Мол, в течение двух недель доходы удвоятся. Вот-вот будет объявлен правительственный контракт на 80 миллионов долларов, и все в таком же духе. Устоять невозможно.
— Надеюсь, ты не купил? — спросила Вирджиния. Моллетт покачал головой и улыбнулся:— Дорогая, если бы я вообще когда-нибудь покупал акции по чьим-либо советам, то уж не Мака Бернса. Он надеялся, что я напишу об этом в нашей газете. А статья нужна была для повышения курса акций. Обычная карусель. Ужасно смешно. — Он скорчил гримасу.
— Такого никогда не случалось, — сказала Вирджиния очень серьезно, — во всей истории нью-йоркского журнализма.
— Ха! Но мы в «Стар» стараемся не влипать в подобные истории.
— Это жулики из другой газеты занимаются подобными штучками, да, Джордж?
Он взглянул на нее исподлобья и повернулся к Палмеру:
— Вы заполучили хитрую маленькую штучку. Она кончит тем, что завладеет банком.
Палмер заказал официанту напитки.
— Кто-нибудь все равно это сделает, — сказал он.
Глаза Моллетта неожиданно стали совершенно круглыми и уставились на Палмера:
— Простите?
Палмер покачал головой и обратился к Вирджинии:
— Какое объяснение дал Мак? Трусость?
— В час дня он улетает в Олбани.
— В этом весь Мак, — подтвердил Моллетт. — За то время, которое у него уйдет, чтобы доехать до аэродрома, полететь на одной из этих двухмоторных развалюшек, потом от аэродрома добраться до центра города, он мог бы доехать туда же на поезде. Но это не для Мака.
— Сама скорость, — сказал Палмер, — иногда менее важна, чем иллюзия скорости.
— А иллюзия, — добавил Моллетт, — всегда более важна, чем действительность, если вы Мак Бернс.
Последовала глубокая тишина. Чувствуя, что тонет в ней, Палмер сказал:
— Любопытно, если вы такого мнения о Маке, как он мог увлечь вас позавтракать с ним сегодня?
Моллетт указал на Палмера квадратным пальцем и произнес своим сипловатым доверительным голосом:— Я здесь, чтобы увидеть вас. Честно говоря, я очень рад, что Мэкки Нож упорхнул в Олбани.
Принесли виски. Палмер поднял свой стакан.
— За смятение в стане врага!
Моллетт приятно улыбнулся: