— Кем бы он ни был!

— Что я могу вам рассказать? — спросил Палмер.

— Вы должны учесть, — начал Моллетт, — что наш парень, занимающийся банковскими делами, в отпуске. У меня другая область. Сейчас я просто выполняю задание взять у вас интервью. У меня тут небольшой список в несколько тысяч вопросов.

— На какую тему?

— Как вы предполагаете провалить билль об отделениях сберегательных банков?

— Для печати?

Моллетт протянул вперед руки ладонями вверх.

— За это мне платят.

— Но мне платят не за это, — напомнил Палмер. — Я был бы счастлив поговорить по некоторым этим вопросам неофициально. Но из того, что я могу сообщить вам для печати, едва ли получится даже один абзац.

— Давайте начнем с него.

Палмер отпил немного виски.

— Мы намерены довести до сознания людей — так скоро и энергично, как нам это удастся, — что на данной стадии нашей национальной экономики сберегательные банки представляют собой денежный тупик; что личные сбережения — вещь хорошая, но она не обязательно становится все лучше, когда таких сбережений все больше; что в действительности беспрепятственный рост сбережений обычно затрудняет естественное развитие экономики; и что, таким образом, экспансионистские требования сберегательных банков не в интересах общества.

Моллетт немного подумал, потом поднял свой стакан. — Я не собираюсь передергивать, — сказал он, — но ничего из вышесказанного я не назвал бы сенсационными новостями.

— Я знаю, — согласился Палмер, — однако ничего другого для печати я сказать не могу.

Моллетт вздохнул. — Тогда давайте говорить неофициально. Если я увижу что-нибудь стоящее, мы сможем это перефразировать и сделать официальным. Ладно?

— Во всяком случае, давайте попробуем.

Моллетт кивнул и оглянулся на Вирджинию:

— Неплохо для банкира, — И снова повернулся к Палмеру с той же приятной улыбкой:

— Не для печати. Вы верите хоть во что-нибудь из всей только что рассказанной вами ерунды?

Палмер усмехнулся:

— Не для печати, «ерунда» — это не то слово. Здесь больше подойдет «отрава». Но — все еще не для печати — то, что я сказал, считается священной истиной в Вашингтоне и в других высоких сферах, где делается экономическая политика.

— Будучи банкиром, как вы относитесь к неограниченному расширению личного кредита?

— Совершенно не обязательно быть банкиром, чтобы отвергать его, — ответил Палмер. — Любой человек, которому дорого благосостояние своей страны, знает, что это безумие. С другой стороны, этот человек знает, — добавил он, — что, зажимая кредит, мы войдем в такой экономический штопор, по сравнению с которым кризис 1929 года покажется похожим на медленный вальс. Слишком поздно. Раз уж схватил тигра за хвост, то отпускать нельзя.

— Очень хорошо, — сказал Моллетт. — Разрешаете цитировать?

— Не стоит.

— Это высказывание о тигрином хвосте можно понять поразному, — продолжал репортер. — Например, как насчет банка, который вытанцовывает перед Тамманским тигром. [Таммани — организация демократической партии в Нью-Йорке. «Тигр» — прозвище этой организации.] Даже имея Мака Бернса в качестве посредника.

Палмер поднял брови:

— Не могли бы вы точнее определить слово «вытанцовывает»?

— Беру его обратно. Давайте скажем — банк, который использует влияние Таммани в своих экономических целях.

— Боюсь, вам следовало бы спросить об этом мистера Бэркхардта. Мак Бернс был нанят задолго до моего появления на сцене.

— Если я спрошу Бэркхардта, — возразил Моллетт, — он только накричит на меня. Я спрашиваю вас, поскольку мне кажется, что вы человек здравомыслящий. Вы представляете собой современный тип банкира, — добавил он, подмигивая Вирджинии, — с определенной настроенностью к сотрудничеству и вообще с высоким интеллектуальным уровнем.

— Лесть может сделать вам все, кроме статьи, — ответил Палмер. — Опять-таки не для печати, — я унаследовал Бернса и связь с Таммани. В этом есть какой-то смысл. Просто ЮБТК должен действовать так, чтобы не оставалось места вопросам, подобным вашему.

— Иными словами, вам не нравится сотрудничество с Таммани?

— Я не против, просто я принимаю его как одно из основных правил игры.

— Ух, — выдохнул Моллетт. Он снова повернулся к Вирджинии:— В следующий раз, когда я буду брать у него интервью, напомни мне оставить карандаш в кабинете.

— Не задавай таких прямых вопросов, — посоветовала она.

— Мы разговариваем неофициально. В пределах — хоть до небес, ладно? — спросил он, повернувшись к Палмеру.

— Спрашивайте.

— Ну, конечно, — засмеялся Моллетт, — каким же еще способом я узнаю что-нибудь? — Он наклонился вперед к столу так, что стакан виски оказался прижатым к его груди. — Как насчет такого: вы верите Маку Бернсу?

— А я не должен? — парировал Палмер.

— Суды, ведущие дела о банкротствах, заполнены людьми, верившими ему.

— Как я понял, большинство его клиентов были довольнотаки богатыми людьми.

— Именно о них я и говорю сейчас, а не о мелкоте, приходившей к Маку в расчете использовать его политическое влияние. Он безжалостно выжимал таких людей, и меня очень удивило бы, если хоть бы один процент из них когда-либо получил правительственный контракт.

— У вас сердце не обливается кровью при виде этих людей, не так ли? — спросил Палмер. — Суть подобной игры в том и заключается, что выжимающий должен быть жуликом в душе.

— Верно. Это и беспокоит меня в отношении ЮБТК.

Палмер опять подозвал официанта:

— Повторить.

— Прекрасно, — согласился Моллетт.

— Пас, — сказала Вирджиния.

— Но давайте закажем что-нибудь поесть, — добавил Моллетт. — Я возьму небольшого омара, жареного, и салат из свежих овощей. А ты, Джинни?

— Омары по-ньюбургски.

— Бифштекс из вырезки, средне прожаренный, — сказал Палмер. — Какую закуску?

— Мне ничего, — Моллетт склонил голову набок. — Вы знаете, когда он примет заказ и уйдет, я еще раз задам тот же вопрос.

— Этого-то я и боялся. Вирджиния?

— Спасибо, ничего, кроме омаров.

— Все. — Палмер следил, как официант удаляется. — Вы предполагаете, — продолжал он, — что ЮБТК таит в душе склонность к воровству?