К счастью, их не могли видеть те, кто остался на последний танец. Впрочем, оставшихся на танцевальной площадке было немного. Почти все участники праздника и зрители или уже вернулись домой, или сидели в тавернах. Во всяком случае, на площади, кроме них двоих, никого не было.

Граф протянул девушке руку и с улыбкой сказал:

– Полагаю, нам не обязательно возвращаться на площадку, ведь музыка слышна и здесь, не так ли?

Она кивнула:

– Да, конечно.

Тут руки их соприкоснулись, и Кэтрин невольно вздрогнула, ей показалось, что тепло его пальцев проникло в каждую клеточку ее тела.

Граф увел Кэтрин в узкий переулок между магазином миссис Бертли и лавкой галантерейных товаров, и они тотчас же закружились в вальсе.

– Ты всегда такой отчаянный? – спросила Кэтрин, заранее зная ответ.

– Не более отчаянный, чем вы, мисс Хардвик, – прошептал граф с лукавой улыбкой.

Кэтрин знала, что вряд ли забудет, как танцевала в темном переулке с красавцем лордом Грэнби. Даже здесь, на булыжной мостовой, он двигался необыкновенно изящно и грациозно. Когда же музыка смолкла, его пальцы скользнули по щеке девушки, а потом он чуть приподнял ее подбородок, и губы их тотчас слились в поцелуе.

Поцелуй был долгим и страстным, как будто ночь принадлежала только им двоим. Он обнимал ее все крепче, и в какой-то момент Кэтрин вдруг приподнялась на цыпочки, обвила руками шею Грэнби и ответила на его поцелуй. Не было ничего лучше, чем прижиматься к нему всем телом и ощущать тепло его сильных рук.

Кэтрин слышала веселый смех музыкантов, собиравших свои инструменты. Она чувствовала легкие порывы ветерка и прохладу летней ночи, вдыхала запах дорогого одеколона, исходящий от графа. Острота ее ощущений стократно возросла, словно под магическим воздействием луны. Но острее всего Кэтрин ощущала сладость его поцелуя.

Наконец он прервал поцелуй и, отстранившись, произнес:

– До завтра.

В следующее мгновение Грэнби покинул ее и исчез во тьме.

Рассветный туман еще стелился над травой, когда Грэнби появился на условленном месте. Он покинул замок Садли, не потревожив даже слуг. Правда, один из конюхов проснулся, когда граф выводил из стойла свою лошадь, но он отправил конюха спать, сказав, что хочет совершить утреннюю прогулку.

Пек же получил инструкции еще накануне вечером. Ему следовало приготовить экипаж и отправиться в Рединг до десяти утра. Грэнби решил покинуть Уинчком вне зависимости от того, чем закончится пари. Он собирался догнать своего слугу в этот же день, а через два дня, если погода позволит, он уже будет в Беркшире, у себя в поместье.

Разумеется, ему давно следовало заняться делами, но он постоянно откладывал эту поездку: в поместье было скучновато, зато теперь, с наступлением лета, у него появится множество дел, и ему не придется скучать. А потом настанет сезон охоты – его любимое время.

Правда, в отличие от большинства своих знакомых Грэнби охотился не ради самой охоты, просто ему нравился свежий воздух осеннего утра, и нравилась бодрящая скачка по лесу. Его отец также любил это время года, и они часто отправлялись на охоту вдвоем.

Первые лучи солнца, пробившиеся сквозь листву, осветили поляну, и Грэнби в изумлении осмотрелся. Ему вдруг показалось, что окружавший его пейзаж очень походил на одну из горных долин близ Фоксли, обширного поместья, которое теперь принадлежало ему. С этим местом были связаны самые приятные воспоминания...

Внезапно раздался стук копыт, и в следующее мгновение из-за деревьев появилась Кэтрин. Она сразу же увидела графа, и лицо ее оживилось. Грэнби же смотрел на нее с улыбкой, он чувствовал, что эта девушка нравится ему все больше. Разумеется, она была очень хороша собой, но его в ней привлекала не только внешность. Кэтрин обладала сильной волей и решительным характером, и это ему также нравилось, ему казалось, что эти качества делали ее еще более привлекательной.

Кэтрин пересекла поляну и, придержав свою лошадь, остановилась в нескольких метрах от графа. Тут взгляды их встретились, и она сразу же вспомнила о вальсе под луной и о поцелуе – этот поцелуй потом приснился ей ночью. Кэтрин постаралась избавиться от навязчивых мыслей и напомнила себе, что приехала сюда с определенной целью: она хотела бросить вызов графу и всем прочим мужчинам. Кроме того, она должна была доказать самой себе, что сумеет справиться с любыми трудностями и сможет жить так, как ей захочется.

– Доброе утро, – сказал Грэнби.

– Доброе утро. – Кэтрин вынула из кармана жакета маленькую фляжку и, отвинтив крышку, передала фляжку графу, – На кухне у миссис Гибсон варился кофе. Я подумала, тебе пригодится.

– Спасибо.

Грэнби поднес фляжку к губам. Крепкий и горячий кофе оказался очень кстати, граф окончательно проснулся. Сделав еще один глоток, он вернул фляжку Кэтрин.

Он смотрел, как она пила. Вроде бы ничего особенного, но Грэнби казалось, что между ними произошло нечто интимное – ее губы прикасались к тому месту, где только что были его губы. И он вдруг подумал, что никогда еще не чувствовал такой близости с женщиной, как в эти мгновения.

А затем ему в голову пришла довольно странная мысль, и он никак не мог освободиться от нее. Встретившись на поляне и наблюдая восход солнца, прихлебывая горячий кофе, каждый из них жаждал победить в этом необычном состязании, хотя победа, в сущности, никому не нужна. Действительно, зачем он сюда приехал? Чтобы сорвать еще один поцелуй? Или, может быть, причина в том, что они оба были гордыми и упрямыми, а жеребец стал как бы символом этого упрямства? Граф обвел взглядом поляну и спросил:

– А где же лошади, о которых ты говорила?

– На пастбище, недалеко отсюда, – ответила Кэтрин. – Следуй за мной.

Они пересекли поляну и углубились в рощу, минут через пять Грэнби увидел еще одну поляну, правда, она была огорожена и на ней паслись лошади.

– Это и есть пастбище, – сказала Кэтрин.

В следующее мгновение она спешилась, и граф невольно залюбовался ею. «Бриджи очень ей идут, – подумал он. – Во всяком случае, она выглядит в них не хуже, чем выглядела бы в платье из шелка и атласа. Что же касается фигуры, то в бриджах она даже... Впрочем, сейчас не время об этом думать», – одернул себя Грэнби.

Граф спешился и, стараясь сосредоточиться, стал думать о предстоящем состязании. Он говорил себе, что должен во что бы то ни стало выиграть скачку. Разумеется, Грэнби прекрасно понимал, что поступил бы как истинный джентльмен, если бы уступил победу даме. Однако он знал, что сделает все возможное, чтобы победить. Азартный игрок, граф никогда не позволял себе проигрывать.

Когда девушка начала снимать седло со своей кобылы, Грэнби подошел к ней:

– Давай я помогу.

– Сама справлюсь, – ответила Кэтрин. – Ведь я с детства в седле. Пока мои подруги запускали воздушных змеев и играли с куклами, я помогала конюхам. Единственное, что Джимкинс не разрешал мне делать, это помогать при случке.

– Надеюсь, что и не разрешит, – усмехнулся Грэнби.

– Почему? – Кэтрин взглянула на него через плечо. – Уверяю тебя, я совершенно не похожа на молодых леди, которых ты встречал в Лондоне. В Стоун-бридже разводят лошадей. Я знаю, как это происходит, хотя никогда не видела. Наши три кобылы скоро разродятся. Мне нравится присутствовать в конюшне, когда появляются новые жеребята.

Грэнби молча пожал плечами. Он несколько раз видел рожающих кобыл и каждый раз благодарил Всевышнего за то, что родился мужчиной. Интересно, что он почувствует, когда его жена будет давать жизнь наследнику? Его друг Стерлинг утверждал, что держался достойно, хотя для этого ему пришлось выпить графин бренди.

И тут перед его мысленным взором возник образ: Кэтрин сидит в кресле у камина и кормит грудью ребенка, а этот малыш – его, Грэнби, сын.

Пытаясь отогнать этот образ, граф говорил себе, что сейчас следует думать совсем о другом, однако в этот момент он уже знал: ему необходимо, чтобы Кэтрин осталась в его жизни...