– Давайте не будем говорить об ошибках, – сказал Грэнби. – Это несчастный случай, вот и все. Опухоль спадет, и я поеду в свое поместье. Жаль только, без жеребца, хотя я очень надеялся, что сумею его приобрести.

– Я бы с радостью передал вам Урагана в качестве компенсации за причиненные страдания и неудобства, если бы он принадлежал мне, – проговорил Хардвик. – Я вчера подарил его Кэтрин, и это еще одно проявление моей снисходительности.

При этих словах отца Кэтрин невольно вздрогнула.

Граф же мысленно усмехнулся. Выходит, эта лукавая малышка опять обманула его. Если бы он выиграл скачки, победа оказалась бы напрасной, и Кэтрин прекрасно знала об этом. Таким образом, она намеревалась посмеяться над ним, отомстить ему. Графу вдруг захотелось вытащить девушку из гардеробной и поставить перед отцом, но он все же сдержался. «Нет, она заслуживает более серьезного наказания», – сказал себе Грэнби. И он твердо решил, что преподаст Кэтрин урок, который она никогда не забудет.

– Что ж, я ухожу, а вы отдыхайте, – сказал Хардвик. – Спокойной ночи, милорд.

– Спокойной ночи, – отозвался граф.

Дверь в коридор закрылась на секунду раньше, чем открылась дверь гардеробной. Кэтрин посмотрела Грэнби прямо в глаза, так как дала себе слово не отворачиваться, а если он возненавидел ее, то тем лучше. Ей будет проще уйти, если Грэнби не захочет поцеловать ее еще раз. Потом граф поправится, уедет к себе в поместье, а она опять обретет счастье, потому что забудет о нем. Так что ненависть лучше...

Граф довольно долго молчал, наконец, с угрозой в голосе проговорил:

– Ты дерзкая девчонка, вот ты кто. Скажи, зачем тебе все это понадобилось?

Кэтрин ужасно хотелось повернуться и выбежать из комнаты, но гордость не позволяла ей так поступить. По-прежнему глядя графу в глаза, она ответила:

– Ты сам во всем виноват. Ты вел себя слишком уж заносчиво, ты говорил, что мой отец не сможет отказаться от твоего следующего предложения и непременно продаст тебе Урагана. Кроме того, ты осмелился поцеловать меня в то утро на дороге – решил соблазнить меня, чтобы проучить. Поэтому я была вынуждена поступить таким же образом. Я сожалею, что с тобой приключился несчастный случай, но мне совсем не стыдно, что Ураган теперь мой.

– Итак, я вижу, что ты не раскаиваешься, – пробормотал граф. Он вытащил правую руку из-под одеяла и показал ей ленту: – А может, я напрасно спрятал ее, может, рассказать твоему отцу всю эту историю?

– Ты не посмеешь, – заявила Кэтрин. – Но даже если бы посмел, то винить стали бы тебя. Джентльмены не соблазняют невинных девушек, а ты замыслил именно это, признайся.

– Да, я такой. Беспринципный соблазнитель и негодяй. Но, видишь ли, молодая леди с безупречной репутацией не приходит в комнату джентльмена поздно вечером. Особенно если джентльмен лежит под одеялом совершенно голый. И разумеется, молодой леди не следует целоваться с ним. – Грэнби помахал лентой. – Думаю, твой отец будет не в восторге, если узнает об этом. Интересно, как он отреагирует? Может, спросим у него?

Кэтрин вспыхнула и стремительно пересекла комнату; она хотела забрать у графа ленту, а потом вернуться к себе. Конечно же, Грэнби просто запугивал ее, он не мог говорить все это всерьез.

Кэтрин потянулась за лентой, но граф уронил ее на пол и, схватив девушку за руку, усадил на кровать рядом с собой.

– Я сейчас поцелую вас, мисс Хардвик. В последний раз.

– Нет!

В следующее мгновение он впился в ее губы поцелуем. Грэнби собирался таким образом наказать Кэтрин, однако ему это не удалось, во всяком случае, Кэтрин не чувствовала себя наказанной. Она тотчас же забыла о своем гневе, и сейчас ей хотелось только одного – чтобы этот поцелуй длился как можно дольше. Однако она понимала, что граф имеет над ней почти неограниченную власть, и это очень ее смущало и вызывало стыд.

Грэнби с трудом сдерживался, стараясь не поддаться голосу страсти. Целуя Кэтрин, он говорил себе, что делает это с одной только целью – желает показать ей, что с ним не следует шутить, что он не Дэвид Молбейн, который готов валяться у нее в ногах и считает обыкновенный танец божественным даром.

Грэнби крепко прижимал к себе девушку, не обращая внимания на боль в плече. Ему страстно хотелось, чтобы воспоминание об их последнем поцелуе преследовало ее долгие годы. Но почему он этого хотел? Граф чувствовал, что не может ответить на этот вопрос.

Наконец, он разжал объятия, и девушка медленно поднялась на ноги. Их взгляды встретились, и Кэтрин вдруг снова почувствовала себя оскорбленной. Она с удовольствием влепила бы Грэнби пощечину, если бы не его больное плечо.

– Я уверена, что больше не потревожу вас, – проговорила она с невозмутимым видом. – Желаю вам спокойной ночи и скорейшего выздоровления.

Граф рассмеялся:

– А также скорейшего возвращения туда, откуда я прибыл?

Она кивнула:

– Совершенно верно, милорд.

Прежде чем Грэнби успел ответить, Кэтрин повернулась и вышла из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.

Морщась от боли, граф нагнулся и поднял с пола забытую ленту. Улыбнувшись, он положил ее под подушку.

Кэтрин сидела в гостиной и умирала от скуки. К счастью, отец уже почти не сердился, и завтрак с ним и с тетей Фелисити прошел довольно мирно. Ей очень хотелось выйти из дома и наведаться в конюшни, но она не смела нарушить запрет.

После несчастного случая с графом прошло пять дней, однако Кэтрин еще злилась на себя из-за того, что так легко уступила, когда он захотел поцеловать ее в последний раз. Черт бы побрал этого Грэнби! Когда она покинула комнату, он наверняка еще долго веселился и злорадствовал, вспоминая ее беспомощность.

Если бы только она могла так же радоваться своей победе. Ураган принадлежал ей, но отец запретил на нем ездить. Так что ей оставалось лишь читать или смотреть в окно. А летние дни тянулись бесконечно долго...

Кэтрин старалась не думать о лорде Грэнби, но вскоре поняла, что ей это никак не удается – она снова и снова о нем вспоминала. Видимо, через день-другой он должен был встать с постели и покинуть их дом. Что ж, очень хорошо. Разумеется, ей ни в коем случае не следовало встречаться с ним. Не следовало встречаться даже с его слугой.

Тяжко вздохнув, Кэтрин закрыла книгу, которую уже давно не читала, и подошла к окну. Услышав, что в комнату кто-то вошел, девушка обернулась и увидела слугу лорда Грэнби.

– Извините, мисс, – сказал он, – я ищу мистера Гэбса.

– Они с миссис Гибсон уехали в город и вернутся не скоро. А что случилось? Может, я могу вам чем-нибудь помочь?

– Мне нужна мазь для растирания, которой обычно пользуют лошадей, – ответил Пек. – Граф жалуется на недомогание, а доктор Хокинз рекомендовал именно эту мазь.

– В кладовой есть бутылка, – сказала Кэтрин. – Мой отец часто пользуется этим снадобьем. Я сейчас принесу...

– Благодарю, – кивнул Пек. – Граф непременно оценит вашу любезность. Он надеется спуститься сегодня к ужину.

Кэтрин с невозмутимым видом проговорила:

– Что ж, пойдемте.

Они прошли по коридору, и Кэтрин вынесла из кладовой темно-желтую бутыль. Протянув ее Пеку, сказала:

– Мазь полезно бы подогреть. Мой отец говорит, что так она действует гораздо лучше.

– Тогда я так и поступлю. Благодарю вас, мисс.

– А вы не знаете, когда граф собирается покинуть нас? – неожиданно спросила Кэтрин.

Пожилой камердинер пожал плечами:

– Точно не знаю, мисс. Мне кажется, милорд говорил, что через день, но думаю, все будет зависеть от доктора Хокинза. Последнее слово за ним.

– Да, конечно.

Слуга откланялся и пошел к своему хозяину. Кэтрин же еще немного постояла в коридоре, а затем решила навестить тетю. Она уже подошла к тетушкиной двери, но в последний момент передумала – ведь на самом деле ей вовсе не хотелось беседовать с леди Форбс-Хаммонд.