Хочу рассказать и о некоторых рядовых конструкторах, о которых до этого никто не писал.
Один из них, Кизин Михаил Георгиевич – первый на заводе кандидат технических наук, защитивший кандидатскую диссертацию по теплообменным аппаратам (танковым радиаторам), а позднее внедривший в серийное производство совместно с группой конструкторов-мотористов высокоэффективные радиаторы. В обиходе его так и звали – «катээн». Меня привлекала его живость. Помню, как-то однажды он с грустью говорит мне: «Я никогда не стану директором завода...» На мой вопрос «Почему?» ответил: «Ростом мал...»
В конце 1950-х гг. он оставил преподавательскую работу и уехал из Нижнего Тагила. Я всегда сожалел об этом...[1] Василий Остапович Дроботенко. Этот человек разработал укладки боеприпасов на все танки, созданные нашим КБ, начиная с Т-34 и заканчивая Т-72. Трудность и специфичность этой работы заключается не только в том, что надо уложить внутри боевого отделения танка максимально возможное количество выстрелов, не допустив их соприкосновения друг с другом и с остальными агрегатами боевого отделения, но и обеспечить быструю их подачу к орудию для заряжания. Ему же это удавалось еще за «кульманом» и при переходе «в металл» почти ничего не приходилось менять. Я не помню конструкторов, которые могли бы спроектировать укладку лучше, чем это удавалось Василию Остаповичу.
Аналогичную работу по укладке на танк и в танк шанцевого инструмента, приспособлений, возимого комплекта запчастей, противогазов, танкошлемов и другого оборудования проводил Николай Николаевич Попов.
Места для укладок приходится искать после того, как уже разработаны и установлены основные узлы и агрегаты танка. Трудность этой работы состоит еще и в том, что башня танка должна вращаться вкруговую, поэтому ни одна укладка в корпусе не должна задевать за все, что установлено в башне при любом положении башни и пушки. Снаружи укладки на корпусе не должны задевать за пушку даже при предельном угле снижения ствола.
Владимир Антонович Семененко проектировал топливные баки для всех танков, от Т-34 и до Т-72. На первый взгляд, это сделать просто. На самом же деле баки должны быть технологичными в изготовлении, надежными в эксплуатации и бою. У Владимира Антоновича было необъяснимое чутье на способ крепления баков к броне: они не отлетали и не разрушались даже при обстреле корпуса танка.
Иван Захарович Ставцев – специалист по редукторам. «Гитары» всех танков и спецмашин, создаваемых на базе этих танков, – его детища.
И вот такие конструкторы имели оклады по 1100 рублей, а руководители групп – по 1400 рублей. Как-то мы с Семененко шли после работы домой. Он мне показал свое ветхое пальто и сказал: «Ношу девятнадцатый год, новое купить не на что». У него было двое детей...
Много влюбленных в свое дело было и в опытном цехе: участники Великой Отечественной войны инженеры-испытатели П.Я. Дюков, И.Я. Морозов, водители.
Особо хочу рассказать о начальнике участка сборки Исааке Григорьевиче Битенском. Имея только начальное образование, он хорошо разбирался в чертежно-технической документации и очень рационально, без шума и ругани распределял работу. До войны он был механиком-водителем в опытном цехе Харьковского завода и вел в 1939 г. один из двух танков Т-34 из Харькова в Москву для показа в Кремле. Однажды он рассказал мне об этом: как их обыскивали перед заездом в Кремль, как главный конструктор М.И. Кошкин, простудившись в пробеге, во время доклада чихал и кашлял, чем вызвал неудовольствие Сталина, как представители Наркомата обороны были против этого танка и как Сталин сказал: «Я верю конструктору, танк надо запустить в производство в кратчайшие сроки».
А.А. Морозовым был установлен строгий и рациональный порядок оформления и прохождения техдокументации. Сначала обсуждались конструкторские проработки узлов и механизмов, иногда в нескольких вариантах. После обязательного их рассмотрения и утверждения главным конструктором или одним из его заместителей делались увязки по размерам, и только после этого выпускались рабочие чертежи. По готовности рабочих чертежей делалась контрольная увязка размеров, и выпускались сборочные чертежи, а также спецификация. Качеству выполнения чертежных работ уделялось очень большое внимание.
Система обозначений на чертежах была простой, поэтому в них легко разбирались на основном производстве, на ремонтных заводах и в войсках. До принятия на вооружение танки не имели окончательного названия. Опытным образцам присваивался номер объекта, который и фигурировал в начале обозначения чертежа. Например, все номера танка Т-34 начинаются с цифры 135, танка Т-54 – с цифры 137 и т.д. Чертежи для опытных образцов копировались на бумажную кальку, а для серийных – на матерчатую. На серийные машины заводились эталоны и оригиналы чертежей. Четко, по установленному порядку вносились и изменения в чертежи.
Высокое качество выпускаемой нашим КБ конструкторской документации подтвердилось и при ее передаче в Польшу и Чехословакию. Из этих стран не поступило ни одного замечания по документации на танк Т-54. По ней эти страны в короткие сроки организовали у себя производство этого танка.
Четко была организована работа и так называемых вспомогательных групп: группы изменений, производственной группы, архива, переплетной и т.д. В них работали добросовестные, знающие свое дело люди. Например, переплетом и изготовлением картонных макетов узлов танка занимался семидесятилетний Василий Григорьевич Лебедихин, который еще до революции из ученика переплетчика стал хозяином типографии. Сразу после революции Лебедихин сдал типографию государству и вновь стал работать переплетчиком. Несмотря на преклонный возраст, он бегом поднимался на третий этаж. Геометрию он не изучал, о числе «пи» не имел никакого представления, но макеты деталей и узлов цилиндрической формы у него выходили точно по чертежу. Он делал заготовку цилиндра равной по длине трем диаметрам, а когда он ее сворачивал и склеивал, то непостижимым образом получалось именно то, что надо было иметь по чертежу.
Быстро и качественно проводились копировальные работы под руководством Марии Федоровны Толстиковой.
Вот с такими людьми выпало мне счастье начать работу в должности главного конструктора танкового КБ Уралвагонзавода. Наследство, оставленное мне А.А. Морозовым, было воистину бесценным. Я был полон творческих сил и замыслов. Окрыляло и то, что в 1952 г. на заводе началось строительство нового здания танкового КБ и опытного цеха с механическим и экспериментальным участками.
Лиха беда начало
Приняв должность главного конструктора, я передал работу по стабилизатору пушки моему бывшему однокурснику по академии Ю.А. Ковалеву.
Исполнение своих новых обязанностей я начал с того, что позвонил начальникам пяти упомянутых выше «подснежников» и сказал, что в ведомости КБ на получение зарплаты фамилий последних не будет. С этого момента началась борьба, которая, в конце концов, завершилась в нашу пользу. Больше всего усилий пришлось приложить для увольнения председателя товарищеского суда Ложкиной, так как она была членом КПСС с 1925 г., опекалась парткомом и завкомом профсоюза, а муж ее слыл на заводе известным критиканом.
На второй день к вечеру ко мне в кабинет зашел неизвестный мне человек и представился: «Уполномоченный НКВД по Дзержинскому району капитан Нехаев». Я спросил, что его интересует. Произошел следующий неприятный разговор.
– Вы знаете, что у вас в конструкторском бюро много евреев?
– Конечно, знаю. Я здесь работаю уже четвертый год.
– Надо их уволить.
– Увольнять я их не буду и более того, если кто-то попытается уволить, я буду категорически возражать. Они активно участвовали в создании танков Т-34 и Т-54, имеют допуск к секретной работе, для их увольнения нет никаких оснований.
– Тогда нам придется поговорить по-иному и в другом месте.