Второй пример, естественно, зам. Сергеева по «режиму». Долгое время вплоть до снятия с работы самого В.Г., этот «кгбист» Г. А. Г-ев издевался над сотрудниками.

Он постоянно запугивал Сергеева вмешательством «органов», которым до всего этого не было никакого дела. В отличие от С-ко, Г-вым двигал не садизм, а страх. Он был действующим офицером КГБ, т.е. ему шел положенный оклад и все прочие льготы и преимущества, но на работу он приходил в ОКБ. Будучи абсолютно невежественным человеком, он был уверен, что откуда-то из Москвы к нам поступают огромные государственные секреты, с которыми мы непонятно для него что-то делаем, все время пытаясь их разгласить. То обстоятельство, что секреты создают наши сотрудники в ходе выполнения служебных обязанностей, он понять не мог. Свою главную задачу он видел в том, чтобы воспрепятствовать разглашению. Для этого записывались на магнитофон (были специальные люди) телефонные разговоры с другими городами и для возможности их «деятельности», был запрещен автоматический набор другого города (только заказ через местную АТС), постоянно устраивались проверки каждого листика в портфеле сотрудника и целый ряд подобных абсурдов. Толку от этого никакого не было. Но по любому, даже мельчайшему, «нарушению», сотрудника приглашали к Г-ву, где проводилась беседа (с последующим представлением письменного объяснения) в лучших формах допросов КГБ. После этого, как правило, следовал приказ по предприятию с объявлением выговора или снятием допуска, что означало немедленное увольнение. Особо большое поле деятельности у него открылось, когда разрешили минимальный выезд из СССР.

Г-в любыми способами пытался выяснить об отъезде родственников наших сотрудников (о нас самих и речи быть не могло), после чего следовало снятие допуска с этого сотрудника. Более того, каждый сотрудник предприятия обязан был сообщить об отъезде своего родственника (конечно, речь не идет о членах его семьи, которым выезд не разрешался, а отдаленного, например, двоюродный брат жены).

Г-в боялся малейших претензий со стороны своих истинных начальников из облуправления КГБ и готов был на все применительно к сотрудникам предприятия, чтобы избежать любого выражения их неудовольствия. Пределом его мечтаний было раскрыть шпиона США, засланного к нам (в том, что такие есть, он не сомневался) и получить благодарность руководства и внеочередное звание. У меня было такое ощущение, что в управлении КГБ облегченно вздохнули, когда перевели его на работу к нам. Вернемся к нашим «баранам».

Следующее большое направление в нашей работе составили СУ огромных по тем временам объектов, в роли которых выступили спроектированные первоначально как транспортные корабли снабжения челомеевского «Алмаза» космические аппараты.

Самими объектами управления занимался челомеевский филиал №1, размещенный на той же территории, что и завод им. Хруничева. Ныне это КБ «Салют», входящее вместе с заводом в единый научно-космический центр. Первый такой корабль был запущен в июле 1977 г.

Все корабли запускались на УР-500 (ныне «Протон»), как и было задумано В. Н. Челомеем, так как другой ракеты-носителя требуемой грузоподъемности у СССР не было. Назывались они вначале ТКС (транспортный корабль снабжения), как и следовало из проекта «Алмаз». Частично эта функция сохранилась за ними и в составе комплекса «Мир». ТКС №1 пробыл в космосе 3,5 года. В 1981 г. был запущен ТКС №2, который состыковался со станцией «Салют-6», а еще через два года — ТКС №3. Последний корабль с таким названием ТКС №4, запущенный в 1985 г., состыковался и управлял всей связкой (куда входил еще и корабль «Союз», остаток разработок космических кораблей ОКБ-1).

Системы управления ТКС с самого начала делала наша организация, так как в это время другого варианта никто и не представлял. Уже само по себе это не походило на работы ОКБ-1, которое самостоятельно (заказывая другим организациям только отдельные приборы) разрабатывало СУ. По сравнению с системами управления МБР, система управления ТКС была менее сложной, да и требования по сравнению с тактико-техническими характеристиками боевых ракет были помягче. При этом она была гораздо более громоздкой из-за необходимости обеспечить при весьма длительных сроках существования ТКС многочисленные режимы работы: точная и грубая ориентация, стабилизация, управление параметрами орбиты, управление многочисленными и разнообразными двигателями и пр. Но одну важнейшую, новую для нас задачу, эта СУ должна была решать — стыковку космических аппаратов. До нас эту задачу в СССР решало только ОКБ-1, очень этим гордилось и полагало, что никто другой и не сможет. Ну, нам частенько приходилось попадать в подобные положения и не только в космосе.

Во многом наша задача стыковки была сложнее, чем у ОКБ-1, но они были первопроходцами, и они придумали саму радиотехническую систему сближения и стыковки, найдя для нее в Москве разработчика аппаратуры — НИИ ТП (точных приборов), чьим заделом мы и воспользовались, не разрабатывать ведь для каждой темы отдельную аппаратуру стыковки, тем более, что с самим кораблем она была связана только размещением антенн. Так что роль космических первопроходцев выполняло ОКБ-1 (теперь уже бывшее) С. П. Королева. Все остальные задачи стыковки по информации от системы «Курс» (так называлась аппаратура НИИ ТП) решал разработчик СУ корабля (само ОКБ-1) или, впервые, наше ОКБ-692.

В то время эта задача решалась очень редко под всеобщим наблюдением и считалась самой сложной, да и сейчас представляется не очень простой. Необходимы пояснения.

Итак, два космических аппарата (далее КА), вращаются вокруг Земли по разным орбитам с первой космической скоростью (примерно, 8 км. в сек.). Необходимо создать из них один корабль. Для этого стыковочная штанга одного КА должна мягко войти в стыковочное отверстие другого. Взаимное расположение кораблей сообщает непрерывно система «Курс», на этом ее функции заканчиваются, управлять движением космического аппарата по этой информации должна СУ его самого. Активную роль исполняет тот КА, что прилетает, а не тот, что уже находится на орбите. В нашем случае эту роль исполнял ТКС, которым мы управляли, а орбитальный корабль только поддерживал необходимую для стыковки ориентацию.

Предварительная работа состояла в том, чтобы орбита ТКС и орбитального корабля совпали (за счет маневра ТКС), оба КА сблизились и ТКС мягко причалил к орбитальному кораблю. Как правило, на активном КА есть пилот, который им и управляет. Возможны и случаи беспилотной стыковки, но вначале это была еще большая редкость, когда БЦВМ ТКС сама управляла его движением, поскольку ТКС — беспилотный корабль. У нас был именно этот случай. Вторая особенность — масса стыкуемых КА. У ОКБ-1 активный корабль «Союз» имел массу порядка 5 тонн и стыковался он к более массивному орбитальному кораблю. Если на последнем были пилоты, они переходили на участке стыковки в возвращаемый аппарат орбитального корабля, чтобы, в случае ненормальной ситуации, сразу отделиться и спуститься на Землю. Масса ТКС была близка к 15 тоннам, что только усложняло нашу задачу, так как его инерционность была существенно большей, чем у «Союза». Многие, в том числе в ОКБ-1, были уверены в нашей неудаче, что, помимо всего прочего, должно было еще больше поднять авторитет ОКБ-1, как единственной организации, умеющей осуществлять стыковку в космосе. Но мы не доставили нашим недоброжелателям такого удовольствия, первая же стыковка состоялась, как и все последующие, хотя без приключений не обошлось. Главная заслуга в обеспечении стыковки принадлежала специальной лаборатории, созданной в теоротделении, которую возглавил Ю. Т. Муравьев. Я не писал ранее, что среди многочисленных его достоинств, был безусловный артистический талант, так что именно он, вместе с другим начальником лаборатории В. Г. Сухоребрым, были бессменными ведущими на знаменитых вечерах теоротделения.

Все стыковки со станциями «Салют» прошли настолько нормально, и мы так к этому привыкли, что перестали уделять каждой чрезмерное внимание и чересчур волноваться. Как выяснилось в дальнейшем, совершенно напрасно, и свою порцию неприятностей и волнений мы получили сполна. Но это было уже в другом проекте, хотя во время таких же стыковок.