— Судьи у нас несменяемые. Суды независимые, — доказывал преподаватель истории.

— Фу ты! Независимые суды! — воскликнула уборщица. — А вы помните, как они судили и рядили во время войны? И после войны? Сначала они засадили в тюрьму борцов за свободу. А затем осудили целый ряд мелких извозчиков и шоферов, которые за жалкие гроши водили немецкие грузовики. Однако крупные и богатые фирмы, которые снабжали немцев военными материалами и нажили себе не одну сотню миллионов, строя для врага аэродромы, — те были начисто оправданы. Известная фирма «Майт, Джонсон энд Стар» в награду за свои преступления получила полное оправдание. А редактор «Народной воли» попал в тюрьму за то, что рассказал правду об этой истории!

— Но ведь то, что вы говорите, — это коммунизм! — испугался лектор Карелиус.

— Ах, вот как? — женщина как будто удивилась. — Значит, сама правда тоже коммунистическая!

Лектор Карелиус пригладил волосы и расправил на себе одежду. Потом плюнул на платок и попробовал оттереть пивные пятна на галстуке. Он был немного сбит с толку тем, что уборщица позволяла себе рассуждать подобным образом. Неужели так же думают и все простые люди? Женщина подметала пол уже рядом с ним, и ему пришлось отодвинуться, скоро не останется ни одного сухого местечка. Он быстро перебирал ногами, спасаясь от веника.

— Не у места вы встали! — заявила уборщица. — А ну-ка, пустите! Мне нужно здесь подмести!

— Сейчас я буду готов, — ответил лектор, отчищая рукав. — Я весьма поражен. Вы так странно смотрите на вещи. Должен вам сказать, что я — преподаватель науки об обществе. И я думаю, что вы неправы. Нельзя судить о демократии на основании исключительных времен. Война и оккупация во все внесли беспорядок. Вполне естественно, что при чистке были допущены кое-какие ошибки, но ведь нужно принять во внимание и чрезвычайные обстоятельства. Тогда строго поступили с предателями родины, надо же было когда-нибудь положить предел.

— Да. Мелких шпиков угнали на остров и расстреляли. А министры, которые заставляли их шпионить, и теперь разгуливают на свободе, произносят громкие речи, выступают по радио. Теперь фирма «Майт, Джонсон энд Стар» строит аэродромы для американцев. Теперь уже американцы нуждаются в услугах спекулянтов военными материалами и шпиков. Ну-ка, отойдите немного в сторону!

Лектор Карелиус посторонился. Он вспомнил про того странного американца, которого встретил в одном из темных коридоров «Ярда», у него еще был такой лошадиный галстук. Как это сказал сержант полиции Факс? Он назвал этот коридор «коридором разведки». Разве это в порядке вещей, когда уборщицы рассуждают о подобного рода делах? Очень много странного и непонятного происходило вне стен классической гимназии.

— Знаете что, — сказала женщина. — В тот самый день, когда крупных немецких военных преступников выпустили на свободу — всех приговоренных к смерти за бесчисленные убийства, истязания людей и за многое другое, — так вот, в тот день, когда им разрешили выехать на родину, потому что они понадобились американцам, именно в тот самый день арестовали моего сына за то, что он расклеивал плакаты, на которых было написано: «Лучше мир, чем война!» Но его ничто не остановит, он и впредь будет поступать точно так же! Одному богу известно, что такие люди, как вы, знаете о порядках в наших демократических полицейских участках! Знаете ли вы, что полицейские страшно избивают арестованных, а потом приносят ложную присягу, что на них совершили нападение! Вот и видно, что вы ровно ничего не знаете, хоть и преподаете науку об обществе.

— Нет… то есть да…

— Рассказывайте свои басни ученикам на уроках! Сами-то вы небось ни на грош в них не верите?

— Раз вы мне рассказали… — смущенно пробормотал Карелиус.

— Да какой толк вам рассказывать! В библии говорится… Подвиньтесь немного!.. Там написано о некоторых людях, которые имели глаза, но не хотели видеть; имели уши, но не хотели слышать. Тут уж ничего не поделаешь!

— Да, в библии есть такое место, — подтвердил Карелиус.

Женщина продолжала мести и говорить:

— Вот хотя бы это гнездо скорпионов — верный признак того, что наше общество доживает последние дни. Оно быстро разлагается. Прогнила самая сердцевина!

— Я очень огорчен, что вчера нагрязнил здесь, — признался Карелиус. — Но я охотно помогу вам навести порядок.

— Вы? Не ваше это дело! — ответила женщина. — Не такого рода люди наведут здесь порядок. Это мы займемся генеральной уборкой!

Она взяла швабру и так энергично принялась тереть пол, что он весь покрылся мыльной пеной. Свежий ветер ворвался в комнату через открытые окна, словно предвестник генеральной уборки, которая не заставит себя долго ждать.

Дальше все шло как по маслу. Следуя указаниям уборщицы, лектор Карелиус нашел дорогу в отделение, ведающее делами об убийствах. Лектора направили к веселому и общительному комиссару полиции Хильверсуму, который в течение четырех месяцев усиленно занимался загадочным двойным убийством в доме по Аллее Коперника. Хотя улики против лектора Карелиуса были серьезные, тем не менее, разумеется, не следовало пренебрегать ни одной мелочью.

В газеты было дано сообщение, что к настоящему времени полицией были допрошены не менее 7008 различных лиц, которые так или иначе могли иметь какое-нибудь отношение к убитым. Полиция со вниманием рассматривала малейшее сообщение, поступавшее извне. Самые незначительные высказывания и фантастические анонимные письма подвергались тщательному исследованию. Начальник отделения по делам убийств с чистой совестью мог поэтому говорить, что полиция решительно ничем не пренебрегла, ни одна деталь не была отвергнута как несущественная, ни одно сообщение не было оставлено без внимания как совершенно бесполезное.

Сверх того, государственный прокурор Кобольд высказался на пресс-конференции, что не может быть абсолютно никакого сомнения в том, что Карелиус — убийца. Имелись неопровержимые данные. Полиция пока еще не выложила всех своих карт на стол. Но у нее имеются сильные козыри, и она пустит их в ход, когда назреет момент. Уже сейчас можно с определенностью сказать, что никогда еще в истории уголовных преступлений страны не было более опасного преступника, чем Карелиус. Его цинизм превосходит все, с чем до сих пор приходилось встречаться. К тому же не подлежит никакому сомнению, что у него имеются извращенные наклонности. На высказывание журналистов о том, что в обыденной жизни лектор Карелиус как будто считался приветливым и симпатичным человеком, государственный прокурор Кобольд с улыбкой ответил: «Вне рабочего времени убийцы часто бывают приветливыми и симпатичными! А когда начинают орудовать, то становятся неприятными».

Против высказываний прокурора выступил адвокат Гуль, который в качестве читателя направил письмо в газету «Дагбладет». По его мнению, тот факт, что прокурор называет убийцей человека еще до того, как суд разобрал его дело, сам по себе недопустим и находится в противоречии с чувством справедливости. Подобный случай не мог бы произойти в Англии, которая считается образцом в области законоведения. Никто не может быть причислен к виновным, пока его вину не признает суд. Только тогда убийцу можно назвать убийцей, когда он осужден по суду. Если прокурор Кобольд самовольно заранее объявил об исходе дела, то это не что иное, как вмешательство в круг обязанностей судьи и суда присяжных. Еще доктор Сэмюэл Джонсон сказал своему другу Босуэлу[59]: «Вы не знаете, хорошее это дело или плохое, пока судья не решит его!» Адвокат Гуль сослался на весьма яркий пример: одного английского журналиста приговорили к тюремному заключению только за то, что он еще до того, как суд вынес свое решение, назвал «убийцей, орудующим с помощью кислоты», одного джентльмена, который умертвил нескольких знакомых ему женщин (их тела он подверг химическому разложению, опустив в ванну с кислотой). Вот как осторожно поступают в Англии, когда дело касается доброго имени обвиняемого и его репутации; здесь, в этой стране, подобной традиции, к сожалению, не существует, но следовало бы все же порекомендовать прокурору быть более сдержанным, пока по делу еще не вынесено решение. Что касается самого адвоката Гуля, то он нисколько не убежден в том, что лектор Карелиус совершил двойное убийство, хотя сам он, Гуль, всегда руководствовался указанием известного британского судьи лорда Элдена: «Адвокат отдает свои усилия каждому, себя самого — никому. Исход дела ему безразличен. Только суд правомочен вынести решение». Было бы желательно, чтобы прокурор Кобольд последовал этому прекрасному британскому совету.