БОТУС ОКЦИТАНУС,
или
ВОСЬМИГЛАЗЫЙ СКОРПИОН
Все действующие лица, имена, названия местностей и события, упоминаемые в романе, вымышлены. Если же кое-что в этой книге и напомнит читателю о людях и событиях нашей действительности, то это чистая случайность.
Г. Ш.
Правда всегда невероятна. Чтобы сделать правду вероятной, приходится примешивать к ней немного лжи.
Достоевский
ВСТУПЛЕНИЕ
Загадочные и тревожные события произошли несколько лет назад в одной европейской стране, называть которую мы здесь не будем.
Мы не будем называть ее хотя бы потому, что упомянутые мрачные происшествия имели место в период ломки географических понятий, когда коренным образом изменились все наши представления; многие пункты как на суше, так и на воде переместились. Взять хотя бы Атлантический океан: за весьма короткий срок он самым поразительным образом расширил свои границы за счет других морей, и наконец наступил такой момент, когда он стал включать в себя и Большой Бельт и Босфор, одновременно омывая отдаленные друг от друга берега Гренландии, Зеландии и Малой Азии.
Известно, что географические сдвиги сопровождались также поразительными изменениями климата, и это оказало весьма любопытное действие на флору и фауну многих стран. Некоторые зоологические особи, которые прежде встречались лишь в немногих местностях, теперь широко распространились в новых районах. В Эресунде появились акулы, и орлы-стервятники начали летать над Данией. Скорпионы и прочие гады наводнили собой страны, где раньше они были совсем неизвестны.
При данных обстоятельствах, когда даже названия местностей потеряли всякую определенность, когда смешались все понятия, — нет никакого смысла выделять какую-нибудь одну страну из числа других, ей подобных. Вдобавок то темное дело, о котором пойдет здесь речь и которое в истории уголовных преступлений фигурирует под названием «дела о Скорпионе», является в известной степени международной аферой и в нашу эпоху европейской сплоченности и солидарности может только подорвать престиж любой страны.
Подобно тому как скорпион (согласно утверждению Плиния Младшего[1] и Альберта Великого[2]) носит на собственной спине все свое многочисленное потомство, долгое время оберегает и кормит его, чтобы потом безжалостно сожрать, так и «дело о Скорпионе» не было изолированным, единичным, а представляло целую серию связанных между собой дел; это был настоящий питомник, где преступные махинации разрастались и плодились, причем каждый из мошенников норовил усесться другому на шею и сожрать его. Однако только отдельные мелкие аферы этого огромного запутанного дела стали предметом судебного разбирательства в упомянутой стране, и лишь незначительная часть из всего выводка скорпиона была обезврежена. Сам же он остался целехонек.
Лукреций[3] писал, что страх создал богов. Благодаря страху, который он внушал людям, Скорпион сделался божеством и занял подобающее ему место на небесном своде. Целое созвездие названо в его честь; окруженный другими животными, он стоит, растопырив клешни и отведя в сторону свой изогнутый хвост; в календаре Скорпион является символом определенного месяца[4].
Но боги, так же как и люди, смертны; было бы очень плохо, если бы они жили вечно. Тем более не может быть вечной власть богов, порожденных страхом.
Старые люди знали, что удел скорпиона — самому уничтожать себя. Если заставить это ядовитое животное выползти на яркий свет, то скорпион, видя, что все пути ему отрезаны, подымает свой изогнутый хвост, вонзает жало в собственное тело и умирает мучительной смертью, отравленный тем ядом, источником которого он сам является.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Было сияющее майское воскресное утро. С голубого неба лились потоки солнечного света. На Восточном бульваре распустилась первая нежная листва, зацвели кустарники, и лужайки покрылись сочной светло-зеленой травой. А в голубой вышине весело кувыркались три истребителя. На недавно построенных дзотах цвели маргаритки и одуванчики, как бы даруя горожанам радости сельской жизни. Весело трезвонили церковные колокола, чирикали птицы в кустах, поднимая невероятный шум. Прирученные дикие утки плавали в крепостном рву, хлопали крыльями по воде, плескались и резвились, радуясь весеннему теплу; американские моряки, облепив скамейки, отпускали шуточки вслед проходившим мимо молодым девицам.
На бульваре показался велосипедист; он весело катил по направлению к центру города. Путь этот был ему знаком: он неизменно проделывал его каждое воскресное утро. Пожалуй, сегодня он выехал позже обычного — он дольше спал, так приятно было понежиться в постели и побыть с женой, как и полагается по воскресеньям, когда не надо идти в школу. Он заметил, что часы на Восточном вокзале показывали около половины одиннадцатого. Велосипедист даже напевал от избытка чувств; он был без шляпы, ведь воздух и солнце, говорят, очень полезны для волос, а волосы у него уже начали редеть. Пальто он храбро оставил дома, на вешалке, несмотря на предостережение жены, и, пожалуй, это было с его стороны несколько легкомысленно: в воздухе чувствовалась прохлада. Зато на солнце было по-настоящему тепло, и велосипедист глубоко вдыхал воздух, напоенный слабым запахом моря, доносившимся со стороны пролива и порта, и ароматами цветущих в парке кустарников.
Говорят, что если петь на голодный желудок, то к вечеру придется плакать. Но наш велосипедист не верил в приметы. Это был образованный человек со здоровыми взглядами и солидными знаниями: ведь он, шутка сказать, ходил в школу чуть ли не сорок лет. У него не было причин проливать слезы, все было в порядке. Трамваи шли, как им и полагалось. Свободные граждане сами могли решать, каким номером трамвая им поехать — первым или шестым, и отправиться ли им в лес или в противоположную сторону. В этой части света общественный строй был демократический и надежный; неприкосновенны были и жилища, и сами люди; гражданам предоставлялась полная свобода мысли и вероисповедания, свобода высказываний — устно и в печати, свобода собраний; о цензуре не могло быть и речи.
У велосипедиста совесть была чиста, он уже имел право на получение пенсии, состоял членом двух добровольных похоронных обществ[5] и не питал страха перед будущим. А раз так, почему бы ему и не петь? Если он сегодня еще ничего не ел, то только потому, что ехал сейчас за хлебом в придворную пекарню, где чуть не всю жизнь покупали хлеб родители его жены. Вот почему и жена считала, что по воскресеньям и пеклеванный хлеб и булочки надо непременно брать в этой пекарне, хотя многие булочные были гораздо ближе к дому.
Эта утренняя прогулка на велосипеде доставляла путешественнику огромное удовольствие. Он старался держаться солнечной стороны и медленно ехал, наслаждаясь свободой от занятий в школе. А школу он посещал в течение всей своей жизни, сначала как ученик, потом как учитель в той же самой школе; вероятно, он не мог бы даже представить себе жизнь без своей старой школы. Это не был человек недовольный, или разочарованный, или нервный. Он никогда не мстил детям, которых учил. В какой-то мере он даже сохранил детскую непосредственность и с увлечением предавался таким радостям, которые обычно утрачивают свою привлекательность для человека уже в шестнадцать лет. Сдав государственные экзамены, он поступил на работу и счел себя достаточно взрослым, чтобы жениться. Жена его была хорошая женщина, и он ее очень любил. У них родилось двое красивых детей, которых они воспитывали скромными, порядочными людьми. Отец был привязан к своей школе и знал, что когда-нибудь кончит учительствовать и будет получать пенсию.