Приняли они тайно явившихся гостей дружелюбно, но настороженно. Много наслышались о кровавой революции в России и гражданской войне, опасались чужаков, и приглядывались долго, пока не раскусили — за чем пожаловали и что принесли в себе пришлые — добро или зло. Окаемова здесь помнили и уважали за глубокие познания истории Руси и казачества, истории их бегства от истребления карательными поисками. Мошняков сразу вошел в их среду и когда заговорил на родном казачьем диалекте станицы, отличить его от говора некрасовцев стало почти невозможно. Но их древний язык был более певуч, образен: корзине назывались сплеткой, воротный столб — вереей; и отличился от всех казачьих выговоров чистотой старинного выговора, не засоренного мертвыми словами.

Окаемов понял, что Мошнякову они доверяли больше всех, он предвидел это и попросил именно его рассказать старообрядческому священнику легенду деда Буяна о пути некрвеовцев в Беловодье, поведанную Егором. Знают ли они об этом? Егор должен был открыться о деде Буяне позже и узнать, знакомо ли им это имя. А уж потом он сам будет искать ту ниточку к тайне, за которой и пришли сюда, Некрасовцы знали все. Но таились и еще более исхитрялись уводить разговор в сторону, прикидываясь непонятливыми. Помог случай… когда стряслось очередное нападение фанатиков «младотурков» на караван с рыбой, только что покинувший пределы станицы, то Егор с Мошняковым приняли участие в сполохе и погоне за разбойниками, а когда их окружили, обремененных добычей, Быков применил свое воинское искусство, скрутим один всех. Некрасовцы видели бой и на обратном пути стали приставать с просьбой обучить их. Как оказалось, это была проверка, потому что сами они владели Спасом и свято хранили его в тайне, даже не выказывая умения в незначительных схлестках с врагом. Егор отказался обучать и этим прошел испытание, ибо тайну доверять случайным людям великий грех. Эта проверка и молва о нем позволили встретиться с достопримечательным стариком.

Когда Егор увидел могучего деда в вечерних сумерках, то занемело сердце от испуга и радости. Он не верил своим глазам. К нему навстречу пружинисто шагал дед Буян, скупо улыбаясь и прошивая руку.

- Дед Буян, неужто довелось встретиться?! — кинулся обнимать его Быков, но старик слегка отстранился, внимательно поглядел ему в глаза и отрицательно покачал головой.

— Буян был моим отцом, я Ипат Буян… Степан Авдеин. Он пропал в пути и не вернулся.

— В каком пути?

- Он всюю свою жисть был в пути… — неопределенно ответил Ипат, — никак знал ево?

— Знал… он меня в малолетстве обучал.

— Он мне гутарил про тебя. Ступай в хату, повечаряем.

На широком столе грудилась вареная рыба, головастый сазан, жареная мелочь, залитая яичницей. Разговор был долгим, Быков рассказывал что помнил о своем учителе. Ипат молча слушал, изредка переспрашивал и уточнял, потом промолвил:

- Он тады в хате не сгорел, Бог помог уйти; и ишшо дни разу он являлся к нам, а потом сгинул в пути…

— Неужто он пешком с Аргуни добирался в туретчину?

— Кады как… и на конях бывало, и на верблюдах, и пехом… Привышно. Я ишщо парнишой ходил гуды, бывал и на Аргуни, и в китайщине, и в Индии, и где токма не таскало по свету белому…

Ты тоже знаешь Путь, Ипат? — решился спросить Быков.

— А на кой он тебе сдался?

Война… Окаемов верит, что беловодские старцы помогут России выстоять. Проводи нас туда…

Ишь ты, резвый… не можно это, — Ипат снуло покачал головой, и покуда сами оттель не призовут, хода нету… Рядом пройдешь, в песках-зыбунах сгибнешь, от жажды помрешь возле райскова места, а глаза ево не видят и ножаньки не поднесут… Дажеть малое осквернение и грешок не пущають, не открываются врата. Токма долгая молитва, очищения высшая милость — ключ к тем святым вратам… Отец бы повел, я не доведу, старый уж и грех без спросу соваться, пока не призовут. И сами не ищите, пока не «созиждете сердце чисто и дух прав не обновите во утробе своей» и не встанете на духовную тропу…

— Кто же укажет?

— Бог…

— А у вас есть связь с Беловодьем?

Как же без иё, есть… все святые книги там в сохранноотях… троих сынов я уж стерял на энтом пути, счас внук там учится. Должон вот-вот заявиться. Ежель путь не возьмет… Ты лопай-лопай рыбку-то, жирная, сладкая, силу придаст. Казаку без рыбушки нельзя, она кость крепя. Коли отец мой тя учил, мы навроде братьев теперя, токма я девятый десяток разменял.

- Я любил его… свято любил и помню досель, — грустно промолвил Егор, — удивительной души был человек… Суровый и добрый, веселый и яростный в схватке. Один решился воевать с красным полком, и если бы не пушка у них…

- Ежель бы не пушка, батя бы одолел их, — уверенно и без похвальбы сказал Ипат. Он подпер голову рукой и вдруг завел старинным распевом древнюю былинушку: