Литмир - Электронная Библиотека

- Остальные двинулись через море и все перетонули, — прервал рассказ Окаемов, — я знаю эту историю и бывал в станицах некрасовцев в Турции.

- Совет стариков молчал по приказу старейшины, своего начетчика… некрасовцы старообрядцы… они молчали потому, что идти туда, куда они надумали, было нельзя с буйным Некрасовым. Они не приняли и нового атамана; тот с половиной людей устремился через море… С ним пошли дерзкие и хорошие казаки, но гордыня затмевала им разум и не услышали они Бога и старейшин… Их паруса скрылись за горизонтом, а ночью разыгрался страшный шторм, застигнув струги как раз на том бесовском месте, где сало тонет в воде.

Переждав шторм на берегу, мы опять спустили струги, подняли паруса и пошли за передовым судном, ведомым Богом и рукою старейшины, сидящего на корме и прижимающего к себе драгоценное нечитанное Евангелие, как знак открывающейся новой жизни. В море не встретили никого, высадились у какого-то иноземного селения и наняли караван верблюдов… Путь через Персию на Алтай, в Беловодье…

- В Беловодье? — ахнул Окаемов, — что же ты раньше молчал?

- Да потому что это не приходило, видать, не нужно было… Только сейчас я начинаю понимать, откуда у деда Буяна была такая крепкая старая вера, такие знания Казачьего Спаса… он бывал в Беловодье и, верным делом, знал, как туда пройти… Вот так оказался на Аргуни донской казак.

- То, что он говорил «мы», — первый признак истины, — уверенно подтвердил Окаемов, — некрасовцы точно так говорят о своих предках, хоть минуло двести пятьдесят лет…

- Я еще не закончил, Илья Иванович… дед Буян часто исчезал, иной раз по полгода, и возвращался в станицу загоревший дочерна и изможденный… Он приносил турецкие платки, китайский шелк и дарил бабам. Я думаю, что он был связным между некрасовцами и Беловодьем…

— Жив ли он сейчас?

- Убить его было нелегко… ни пулей, ни шашкой. Когда станицу заняли красные, он вскричал на плацу: «Дьяволы!», метнулся к своей избе за оружием и воевал один с ними… Дом его подожгли снарядом из трехдюймовки, и больше о нем ничего не знаю. Я потом излазил все пепелище, но ни костей, ни его карабина не нашел… И почему-то уверился, что дед Буян остался жив, каким-то чудом покинул горящий дом… ведь он мог так маскироваться, что наступишь, а не увидишь…

- Почему ты решил, что он ходил в Турцию к некрасовцам?

- А он мне рассказывал об их станицах, что улицы там все прямые, чтобы простреливались при обороне, что турки запрещали им строить стены и рвы, так они додумались сделать дома окнами внутрь дворов, а лицевые части слили в единую крепостную стену, что они сами делали в кузнях даже пулеметы, что турки много раз пытались взять штурмом и выжечь гяуров-русских, но каждый раз случались такие вихри и смерчи, что выбивали шашки и ножи из рук наступающих, неведомая сила умертвляла лошадей на скаку, а встречь летел такой шквал свинца, что ни разу не смогли ворваться. Некрасовцы в засуху собирались на молебен и вызывали дожди, это было для них таким обычным делом, что турки приходили к ним с просьбой: «Ваш Бог сильнее нашего Аллаха, попросите у него дождя на наши поля».

- Я это сам видел, — подтвердил Окаемов, да. — а, придется идти в Турцию… к ним. Может быть, сыщем ниточку в Беловодье.

- Илья Иванович, — глухо промолвил Мошняков, — идет такая война, а мы будем шарахаться по Турции. Отпустите меня на фронт…

- Миллионная армия турок стоит у нашей границы… Немцы рвутся к Сталинграду и если его возьмут, они ступят на нашу землю… Сила некрасовцев очень важна сейчас. Собирайтесь, завтра же вылетаем, мне нужно встретиться с Лебедевым. Никуда я тебя не отпущу, ты донской казак и скоро услышишь речь своих прадедов, услышишь их песни и молитвы. Некрасовцы все сохранили в первозданном виде… Они все время поют: дома, на работе, в бою, в корогодах на праздниках, начинают петь с люльки и умирают с песнею на устах. Это такая мощная культура, такая твердая вера, что грех, отказываться напитаться из священного родника крепи казачества.

- До песен ли сейчас? — упрямо стоял на своем Мошняков.

- Есть много летописных источников о Беловодской епархии, — словно не слыша его, продолжал Окаемов, — в разные времена посвященные бывали там и возвращались в великом благоговении. По преданию, был там и Сергий Радонежский. Торный путь в Беловодье из Соловецкого монастыря, да и многих других, тоже описан. Не потому ли при разгроме старой веры Соловки восемь лет не могли взять регулярные царские войска?

Я читал удивительный апокриф одного монаха, вернувшегося из Беловодья… Сказ был настоль волшебным, что трудно верится и досель, через семьсот лет от его написания: о быстроходных телегах без лошадей, о летающих лодках, о стремительном передвижении тамошних долгожителей… Многими источниками подтверждается, что Преподобный Сергий Радонежский из Лавры умудрялся обернуться в Москву и назад обыденкой… за два часа. Это сто двадцать слишком верст… Неужели русскому народу не пригодится ныне такое умение? Такие знания?

- Уговорил, Илья Иванович, — виновато пробормотал старшина.

- И еще… судя по твоему облику и генотипу, ты потомок древнего казачьего рода джанийцев и черкасов, основавших в незапамятные времена городок Черкасск, нынешнюю Старочеркасскую станицу близ Ростова. Они пришли не только на Дон, но и на Днепр, и свидетельствует тому Черкасская область, вотчина запорожского казачества. Пришли от устья Кубани, где была древняя столица Черкасии и куда вернулись запорожцы, к истокам своей прародины, застав еще на островах в плавнях остатки истребленных чумой и врагами казаков-черкасов и понимая их язык…

Там же был найден полуторатысячелетний дуб, на котором был вырезан крест и расшифрована надпись о принятии черкасами христианства еще во втором веке… Джанийцы и Радонеж — Раджа имеют один царственный корень ариев… они правили всеми непросвещенными племенами и владели не только необоримым воинским искусством, но и древними знаниями… Я сам видел этот гигантский дуб и прочел надпись: «Здесь потеряна православная вера. Сын мой, возвратись в Русь, ибо ты отродье русское». Цел ли сейчас этот дуб в урочище Хан-Кучий близ Туапсе и эта древнеславянская вязь букв — не знаю. Я видел потомков черкасов и нахожу поразительное сходство с тобой, Мошняков… арийский профиль, темно-русые волосы, борода светлее, с красниной на усах, высокий лоб и горбинка на носу, светлые глаза и все ухватки, привычки и дерзость воинского древнего сословия.

— Не люблю, когда хвалят, — застеснялся Мошняков.

- Это тоже признак истинного казака, — улыбнулся Окаемов. — Твою прародину осетины до сих пор называют Казакией, и это название помнят все кавказские народы; греческие и римские историки знают о ней, открывают путь к загадочному этносу. Я приглашаю тебя в этот путь, полный тяжких испытаний и смертельных опасностей. Знания древних нужны России. К некрасовцам со мной поедут Быков, Мошняков и пятеро бельцов.

— А я?! — возмущенно вскочил Селянинов.

- А ты… ты с иконою Казанской Божией Матери завтра улетаешь в Сталинград. Будь осторожен. Будешь командовать особым взводом бельцов и хранить святыню до решающего часа на берегу Волги. Скарабеев пришлет за вами машину, ясно?

— Ясно… но хотелось бы с вами.

— Подобные приказы не обсуждают.

* * *

Место для станицы некрасовцы выбрали на берегу большого пресного озера и занимались исконным рыбным промыслом. Турецкие купцы брали оптом их продукцию и поставляли даже в Европу вяленые и копченые балыки. Озеро летом начинало пересыхать и отступало от берега, освобождая плодороднейшие земли, где казаки разводили свои огороды и выращивали сказочные урожаи. Арбузы достигали такой величины, что один человек с трудом обхватывал их руками и не всякий поднимал. Помидоры с дыню, а дыни с крупную тыкву. В сезон осенних дождей вода прибывала и снова закрывала уже убранные огороды, принося с собой чудодейственное удобрение — ил.

Станичники жили справно, но это благополучие достигалось напряженным трудом от зари до зари: на полях, на баркасах и на огородах. Строгое соблюдение старой веры и обычаев, постоянное ожидание набегов турок и охрана своих угодий выковали в них единый воинский характер, и сохранялась община этим, и жила песенным молитвенным духом, великой радостью творения рук своих и талантом сердец. Всё на чужбине было заведено так же, как и в былых городках на Дону: ухоженная церковь, прямые прострельные улицы. Минуло уже несколько поколений, а тоска по родимой сторонушке жила и томила казаков надеждой возвращения в родные места.

94
{"b":"283941","o":1}