Белла Аркадьевна тоже учудила — ОБХСС боится до сих пор, старая расхитительница социалистической собственности.

Самыми серьёзными были, конечно, возражения Шапижнячки — она не отступит. Если бы речь шла о регистрации нового предприятия, то нет никаких проблем: делаем сколько нужно учредителей и — вперёд! Но в том то и дело, что долг должен существовать как минимум год до возбуждения дела о банкротстве, чтобы было более менее правдоподобно. Говорить с Игорем, хозяином «Бескида», сейчас срочно вводить к нему новых соучредителей, наверно так…

Составление реестра кредиторов выявило столько хвостов, о которых в «мирное» время Богдан и не догадывался. Но работа двигалась, процесс шёл. Как положено, распорядитель имущества опубликовал в газете «Голос Украины» объявление о возбуждении дела о банкротстве. Со дня публикации в течение месяца принимались заявления от кредиторов. За этот месяц Богдан раз шесть встречался с Завадским, ещё пару раз тот приезжал в бухгалтерию, к Валентине Тимофеевне.

Этот месяц, пожалуй, главный в процедуре банкротства. Вся задолженность должника, которая не была заявлена его кредиторами за этот месяц, считается погашенной и должна быть безъаппеляционно списана. Многие украинские предприятия используют эту норму для своеобразной игры под названием «Кто не успел, тот опоздал». Заявление о банкротстве можешь подать сам на себя или попросить дружественное предприятие, делаешь публикацию и через месяц считаешь улов. Крупные фирмы за одну такую ходку в банкротство отфутболивают по пять-десять миллионов долговых обязательств. Никакой государственной базы данных о банкротстве не существует, есть две-три частных, но отсутствие регистрации в них стоит всего пятьсот долларов. Поэтому нормальные юристы всей страны хотя бы раз в неделю просматривают «Голос Украины», именно этот голос может сообщить о том, что кто-то из ваших партнеров залез в процедуру банкротства.

С наступлением весны надо было выводить производство на проектную мощность и работать на склад — еще недели две — три, от силы — месяц и объемы заказов будут превышать возможности завода. Сезонное затишье в продажах сжирало оборотные средства. Тем более, что выигранный тендер, которым так гордился Богдан, выходил боком — поляки еще с декабря задерживали последний платеж за отгруженную продукцию (Вполне возможно, «пшеки» прослышали про банкротство и решили «спрыгнуть» или, в лучшем случае, потянуть резину). Кредиты в нынешнем положении были мечтой несбыточной, поэтому пришлось продавать офис в центре — благо он был оформлен на физлиц и формальных проблем с отчуждением не возникло.

Коллектив бурлил — о банкротстве все знали ещё до собрания, проведённого Богданом сразу после того, как он немного пришёл в себя после судебного заседания. На собрании выступил он, его зам Гусин, юрист «Лекса» Слава Бер и Ляденко, председатель профкома. О рейдерах многие слышали по телевизору, читали в газетах. Тема на то время — достаточно модная, поэтому, можно сказать, аудитория была подготовленная.

«Наше предприятие хотят захватить бандиты. Мы делаем всё возможное, чтобы не допустить этого. Просим Вас сохранять спокойствие и работать, как работали раньше. Само по себе объявление процедуры банкротства не означает, что нашему предприятию — конец. Мы защитим свои права в суде, и справедливость восторжествует!» — Вот то, что пытались донести до работников.

Народ воспринял, вроде, все как надо. Немного подпортил обстановку юрист этот, Бер, будь он неладен. Пригласили его для авторитетности, вот, мол, крупный специалист, адвокат, щас все по полочкам разложит, а тот говорил на таком языке, что всё равно никто ни черта не понял, но при этом всем своим видом демонстрировал, что ему такому утонченному и рафинированному вовсе не место выступать здесь перед всяким быдлом в спецовках. Да и Ляденко, собака холопская, перестарался, перекликушествовал — вскакивал и то и дело разряжался криками:

— Ничего, выстоим.

— Продержимся.

— Защитим рабочие места.

— Горою станем.

— В тюрьму мерзавцев!

— и всё тому подобное, ну не дать ни взять Тарас Бульба из недавнего фильма, но тот, правда, свои спичи под пулями умудрялся произносить.

Разошлись все спокойно, да и поводов для беспокойства у них пока не наблюдалось: зарплату платили вовремя и в прежнем объеме, заказов — валом, на работу возят, обедом кормят, с отпусками — нормально. Так что, трудовая дисциплина должна быть пока на уровне.

А вот ситуация в семье всё более накалялась. Люся бесилась за проданную дачу, а теперь и вот офис… Богдан объяснял, что офис принадлежал ему чисто номинально. Когда приобретали эту четырехкомнатную квартиру на проспекте Ильича — договорились с учредителями, что оформят документы на него с Шапижняк в равных долях, чтобы в случае необходимости можно было этой недвижимостью оперативно распорядиться. Это они сделали правильно. Несколько раз брали кредиты наличными под залог этой квартиры, а вот теперь нужда заставила продать. Да, Люська ещё не и знала, что треть стоимости квартиры — 30 тысяч долларов пришлось просто так отдать Шапижняк, а все остальные вложить в производство. Уже сидя у нотариуса Шапижняк пригласила Богдана «выйти подышать» и поставила жесткое условие, либо он втайне от учредителей отдает половину суммы ей, либо она срывает эту сделку и ведет работу против Богдана. «Ты себе, Богданчик, украл достаточно, пришло мое время тебя немного прижучить.» Полчаса торговли — и максимум, что удалось сделать, так это сбить сумму до 30 тысяч. От, старая перечница, руки выкрутила, припёрла к стенке и ничего не поделаешь, а отдавать ему в общий котёл придётся все девяносто тысяч.

Дочь отправили на третью четверть в санаторий, она писала, говорила: нравиться. Отсутствие дочери, их вечного примирителя и парламентария, плохо сказалось на взаимоотношениях. Богдан просто стиснув зубы старался любыми путями не конфликтовать, хотя был страшно разочарован, что в такое трудное время, когда, можно сказать, дело всей его жизни рушиться, он не нашел поддержки в семье. Людмилу его деланное миролюбие раздражало ещё больше, она распалялась, психовала, неделями с ним не разговаривала и старалась придумывать всякие гадости.

Перед самым Восьмым марта Завадский приезжал на завод подписывать окончательный вариант реестра требований. Богдан тогда внимательно изучил все копии отзывов, которое распорядитель составлял на каждое заявление.

Так, например, ЧП Буденко, их бывший поставщик песка писал, что общая сумма долга составляет 52 тысячи гривен, из них 34 тысячи это сумма основного долга, что подтверждается накладными, а восемнадцать тысяч — пеня за несвоевременную оплату, рассчитанная как двойная учётная ставка НБУ за каждый день просрочки платежа. Завадский в отзыве признал сумму в полном объёме. Хотя, будь воля Богдана, послал бы он эту крысу Буденко куда подальше. Ничего мы ему не должны, а даже совсем наоборот. Предприниматель этот, гаишник бывший, поставлял им песок. Так как лицензии на разработку недр у него естественно не было, официально они оформили свои отношения как транспортные услуги. Чтобы не запутаться в расчетах, в накладных указывали реальное количество песка. В конце каждой недели подбивали итог: привезено 150 тонн песка, 60 гривен за тонну, итого — 9000 грн. Три тысячи проводим официально, якобы за оказанные транспортные услуги, остальное отдаём наличными. Пока он возил Камазами, вопросов не возникало, но потом у него появилось два китайских самосвала грузоподъемностью 25 тонн. Месяца через два после этого главный инженер сказал, что подозревает, что привозят эти чудо-автомобили, «почти «Вольво», как хвастался Буденко, максимум тонн двадцать. Проверили просто — заплатили втихаря водиле, заехал Макаров с ним в автовесовую до и после разгрузки — 21 200 килограмм. Эту операцию повторили в разные дни ещё два раза — 19,8 и 20,6 тонн соответственно. Сумма убытков за два месяца набегала приличная. Батула предложил уладить всё по мирному и пересчитать, но Буденко уперся рогом: я сам, мол, не знал и в карьере платил из расчета 25 тонн. Богдан, конечно, в эту сказку не поверил и они расстались. А сейчас, смотри-ка, объявился и накладных насобирал на тридцать тысяч, гад такой.