— Славно-то как, товарищи! — отчетливо, но не криком выдохнул Толян.

— Зер гут, геноссен! — утвердительно кивнул черной с проседью головой Саша.

Офицеры улыбнулись синхронно кивнувшей им парочке и энергично, правда, без лишнего шума, ринулись саженками наперегонки куда-то вдаль, подальше от берега.

Люся посмотрела одобрительно им вслед и спросила Петрова:

— Это ваши друзья?

— Надеюсь, что так, — неопределенно протянул Андрей Николаевич, — во всяком случае, с этими мужиками лучше дружить, чем ругаться.

Люся еще раз посмотрела вслед удаляющимся на середину озера мускулистым торпедам и коротко кивнула.

— Давайте к берегу, Андрей Николаевич, только вы первый, хорошо? Не люблю, когда меня разглядывают, — тут же пояснила она свое желание.

— Вот не могу сказать, что не очень-то и хотелось! — выдохнул Петров и послушно погреб к мосткам, всем проснувшимся после купания телом ощущая растворившийся в воздухе над озером хрустально чистый, без кокетства, женский переливчатый смех.

Удалось обойтись без ступенек деревянной лестницы. Петров ловко вымахнул на теплые доски, сгреб свою одежду и послушно скрылся за деревянной перегородкой купальни — снять мокрые боксерские трусы, выкрутить и куда ж их теперь девать-то?

Летние тонкие брюки тотчас пойдут пятнами, если выжатые трусы надеть. Неприлично. А если брюки натянуть на голое тело, то куда ж трусы девать мокрые — не тащить же в руках? Пока Петров мучился детским вопросом, Люся весело позвала его из соседней переодевалки:

— Андрей Николаевич, кидайте мне свои плавки, у меня мешок есть!

— Неудобно, — буркнул опешивший Петров.

— А с мокрыми трусами в руках по монастырю разгуливать вам удобно?

— Нет! — отсмеялся в ответ Андрей и перекинул «боксеры» через деревянную перегородку.

Освеженное купанием голое тело приятно согрелось вновь под стоящим в зените солнышком. Надевая брюки, Петров еле унял внезапно вспыхнувшее желание, даже юность вспомнилась невольно. Сам себе удивился и посмеялся Андрей Николаевич, справился с природой, оделся полностью, причесался и пожалел, что закурить нельзя — монастырская купальня-то.

Люся ждала его на дорожке, ведущей к собору. Свежая, довольная, глаза лучатся, длинные пальцы ловко выкручивают намокшие у шеи и потемневшие русые локоны. Рядом с холщовой сумочкой, небрежно брошенной на скамейку, притулился пластиковый пакет с логотипом Петербургского Дома книги. Петров решительно подхватил пакет с мокрым бельем и подумал: «Интересно, а в чем Люся купалась? Я так и не приметил, в купальнике или. Что за детство, Петров!» — оборвал он сам себя и, заметив краем глаза, как торопятся в сторону автобусной стоянки туристы их группы, замахал призывно рукой приднестровцам:

— Толя, Саша! Пора!

Две еле различимые головы на середине озера — одна белая, другая черная, согласно кивнули, подняли вверх руки, и тут же эти руки замелькали, как будто нокаутировать хотели вспенившуюся вокруг воду — мужчины быстро поплыли к берегу.

— Последняя группа из монастыря возвращается, видишь? Водитель черного «бумера» был мокрым от пота, в прохладном кожаном салоне еще острее пахнущего страхом.

— Успокойся, ты мне в отцы годишься, а ведешь себя как русский! — отмахнулся от встревоженного напарника старший машины. Он и сам волновался. Несколько групп туристов вернулись с экскурсии, расселись по своим автобусам и уехали на пристань, а Жеребца все не было. Не выдержав, старший выскочил из БМВ и закурил, стараясь не очень приметно озираться вокруг чайной. Вот и запоздавшая группа, действительно, показалась из аллеи, ведущей к монастырю. Туристы утомленно тянулись редкой цепочкой, несмотря на бибикавший им вовсю последний оставшийся на стоянке автобус. Некоторые еще и в чайную заскочили.

Грузин выругался по-русски и в несколько шагов вбежал на крыльцо чайной. Внутри было тихо и уютно. Вкусно пахло свежей выпечкой. Небольшая очередь выстроилась у прилавка, закупиться в дорогу минералкой и соками, пирожками и булочками, которые здесь в десять раз дешевле и вкуснее, чем в баре на теплоходе.

На длинных деревянных лавках за столиками сидели только две местных старушки и те, просто так, поболтать с буфетчицами. Очередь тут же разом обернулась к колоритной кавказской фигуре в дорогом черном костюме, совершенно неуместном в этих краях. Отошедший от стойки с пакетом пирожков в руке высокий крепкий блондин средних лет заторопился к автобусу и, протискиваясь мимо грузина, загородившего выход, по-свойски приобнял его за талию — вежливо, но твердо подвинул, чтобы не мешался спешащим людям. Кавказец вскинулся было осадить русского, но следом поперся какой-то восточный дядя со стальными локтями, чувствительно толкнувший его в бок, потом русоволосый подтянутый мужик бесцеремонно отодвинул грузина, пропуская впереди себя красавицу с большой бутылкой минералки и еще какими-то покупками в обеих руках. Вежливо протиснулась в дверь пожилая парочка — высокий мужчина с седой профессорской бородкой и прижавшаяся к нему опасливо миниатюрная жена в тесно, не по возрасту, обтягивающих брючках. А там и все вышли. Чайная опустела. Гугунава так и не явился. Ехать к теплоходу и искать его там — совершенно нелепая затея. А вдруг попался Жеребец? А что, если русская контрразведка давно сидит у них на «хвосте»? А почему так отчаянно трусит водитель — человек опытный и пожилой? Может быть, это он сдал их всех с потрохами, от того и трясется? Грузин кинулся к машине, захлопнул за собой дверцу и дрожащей рукой вытащил из плечевой кобуры увесистый револьвер.

— Поехали отсюда, живо! — ствол грубо воткнулся водителю под ребра. — И без шуточек, если что, застрелю как шакала!

Седой старик каким-то чудом сразу вобрал в себя брюхо, побледнел и, не задавая вопросов, стал разворачиваться на узкой деревенской улице. Черный слиток немецких передовых технологий заурчал и понесся мимо покосившихся палисадников, мимо стекляшки табачного ларька на опустевшей автостоянке, обогнал неспешный туристический автобус, на первом же перекрестке свернул в сторону от пристани, нащупал под собою асфальт и скрылся на горизонте, как и не было.

Муравьев проводил взглядом сверкнувший черным лаком «бумер» и невинно перевел взгляд на Анчарова. Тот кивнул, как бы размышляя о чем-то своем, «девичьем». Петров, сидящий между офицерами, покусал губу и окинул взглядом сидящих впереди туристов. Кто-то рассеянно слушал усталого гида, кто-то дремал. Андрей приобнял крепкие плечи Толяна и тихонько шепнул ему в ухо:

— Толя, а у этого чуда в перьях кавказской национальности, того, что из «бэмки», ствол под мышкой. — Толя ничего не ответил, просто кивнул, дескать, принял к сведению. Зато сидящий с другой стороны Анчаров, казалось бы, смотревший в окно, неожиданно сам подвинулся к Петрову и горячо шепнул в ответ за Толяна:

— Не только под мышкой, но и за поясом тоже.

Петров тяжело вздохнул и нахмурился. Толян невозмутимо нащупал своей лапищей сжатую в кулак руку Андрея, ласково ее разогнул и похлопал надежной прохладной ладонью:

— А не выпить ли нам днестровского коньячку за знакомство сегодня вечером? А лучше, сразу после обеда.

— Лучше сразу! — эхом отозвался с другой стороны Саша Анчаров.

Петров только кивнул в ответ.

Автобус мягко остановился на пятачке асфальта у пристани. Туристы с облегчением потянулись к теплоходу, окружили пестрыми чирикающими стайками местных торговцев сувенирами и рыбой. Кирилл с Машенькой немного отстали от группы, закурили оба с наслаждением и отошли на ближайший бугорок, подставив разгоряченные лица свежему ветру.

— Кира, ты позвонить домой не хочешь? Здесь, наверное, связь хорошая, — Машенька порылась в сумочке и протянула мужу, протирающему платочком блестящую плешку в окружении венчика седых волос, маленький затейливый телефончик.

— А? Да, милая, сейчас, — встрепенулся мужчина и послушно открыл крышку мобильника, всматриваясь сквозь изящные стеклышки профессорских очков в расплывающиеся циферки кнопок.