Как видно, она почувствовала то же самое и отстранилась.

— Прости, сын, я должна уйти…

— Куда?

— Не знаю. Мне нельзя оставаться с тобой.

— Я хочу, чтобы ты осталась… или мы уйдём вместе.

Она грустно покачала головой.

— Нас разлучат. Разве ты не чувствуешь, что мы здесь не надолго?

— Всё зависит от нас самих.

Конрад взял её за руку. Он спешил. Ему казалось, что мать может исчезнуть так же внезапно, как появилась. Ведя её в дом, он с трепетом ощущал непрочность, хрупкость существующей между ними связи. Эта женщина больше не была его матерью. Он не имел права называть её так и удерживать. Два существа, похожие скорее на ангелов, лишённых крыльев, чем на людей, внешне ещё сохраняли мужское и женское обличие, но образы их были непостоянны, изменчивы, как море и небо.

Конраду почудилось, что в кухне стало темнее. Смутно-тревожное ощущение постороннего присутствия возникло у него при взгляде на лестницу, ведущую в жилые комнаты, словно деревянные ступени впитали в себя звуки чужих шагов.

— Подожди меня здесь. — Он выпустил руку матери, бесшумно приблизился к лестнице и остановился, прислушиваясь. Наверху царила тишина.

Что-то заставило его оглянуться. Мать исчезла. Конрад выбежал на крыльцо. Узкий, мощённый камнем дворик был пуст; никого не оказалось и на берегу. Громко окликнув мать, Конрад удивился странно изменившемуся, незнакомому звуку собственного голоса. Казалось, кричал кто-то другой, невидимый. Ему ответил рокот прибоя. Начинался прилив. Языки пены слизывали отпечатавшиеся на песке следы ног, ведущие к дому. В противоположную сторону следов не было.

Конрад возвратился в дом, чувствуя себя безмерно одиноким. В открытое окно мансарды рвался ветер. Берег и часть травянистой равнины просматривались до самых холмов. Море стремительно наступало, стремясь поглотить серебрящуюся полосу песка. Неяркий свет охватывал, обнимал, пронизывал все предметы, начисто стирая тени, отчего суровый пейзаж выглядел нереально, словно незавершённая картина.

Покинув мансарду, Конрад прошёл в единственную комнату и открыл окно. Перед ним громоздились валуны. Он выбрался на них. Море ревело внизу, под самой грядой. Тяжёлые волны разбивались о могучие глыбы, растекались ворчащей пенной мутью по пологой части берега. Нестерпимо холодный ветер взвивал и рассыпал мелкие брызги. Они жалили, словно тончайшие иглы. Хребты валунов покрывал белый налёт соли.

Конрад родился и вырос у моря, и любил его изменчивую душу, но здесь оно было другим. В его движении и шуме ощущался не весёлый задор, не грозная мощь вольной стихии, а мертвенная несвобода, словно эта серовато-зелёная водяная масса качалась в огромной каменной чаше, дрожащей в руке хмельного исполина.

Горизонт тонул в желтоватой дымке. Безотчётная тревога охватила Конрада: грязно-жёлтый туман поднимался от поверхности моря и, расползаясь по небу, двигался в направлении берега. Наблюдая за этим странным явлением, молодой колдун испытывал желание немедленно укрыться в доме. Облако таило в себе неведомую опасность. Оно разрасталось, приобретая очертания гигантской волны с вздыбленным клочковатым гребнем. Её основание отделилось от поверхности моря и растекалось в стороны потоками воды, издали напоминающими кривые кинжалы. Волна шла по небу, тускнела, увеличивалась в размерах, и Конрад вдруг сообразил, что это такое.

Он бросился в дом и спешно закрыл оба окна — в комнате и в мансарде, опрометью сбежал вниз по лестнице, в стремительно густеющей темноте нащупал и задвинул засов на входной двери и услышал глухой нарастающий вой. Ветер взревел, и скалы ответили ему тяжёлым низким эхом. В узком оконце кухни метнулась белая вспышка. Пыльные занавески испуганно колыхнулись. Грохот сотряс стены дома, прокатился над его крышей, обрушился где-то за холмами, и тут же зашумело, застучало, забарабанило по черепичной кровле, по стенам, по двери. Выглянув в окно, Конрад увидел сплошную мутно-белую пелену. Ветер разбивал косые струи ливня в мелкую водяную пыль.

Новая вспышка на мгновение высветила край возвышающейся над домом террасы, с которой водопадом срывалась вода. Оглушительный громовой раскат заставил Конрада вздрогнуть. Сын ведьмы со страхом подумал о матери. Где она сейчас? Что если она всё-таки ещё в этом мире?

Под шквальными порывами дом, казалось, приседал и ёжился, вжимаясь в скалу, но пока выдерживал напор ветра и натиск мутного потока, мчащегося через двор. Вода яростно бурлила, огибая стены, рвалась на крыльцо, захлёстывала верхние ступени. Стоял невыносимый шум, похожий на рёв водопада, но сквозь него были явственно слышны тяжёлые удары вплотную подступивших к дому волн и рокот перекатываемой ими гальки. Чудилось, что море бьёт в стену дома. Конрад не мог проверить, так ли это в действительности: с той стороны не было окон. Не выдержав, он вышел на крыльцо под проливной дождь. Порыв ветра едва не сбил его с ног, окатив солёными брызгами. За спиной хлопнула дверь.

Море, покрытое рваными белесыми гребнями, наваливалось на берег, тяжело бухало в прибрежные утёсы. Пена взметалась над краем террасы, на которой, словно птичье гнездо, приютился дом. Брызги летели во двор, но до самого дома волны не доставали: непреодолимым препятствием лежала на их пути гряда прибрежных валунов.

С трудом приоткрыв дверь, Конрад проскользнул в тёмную кухню. Будь что будет. Если ему суждено погибнуть под обломками рухнувшего дома, значит, такова воля Божья. Он провёл ладонями по лицу, словно только что вынырнул из реки. В несколько мгновений он успел промокнуть до нитки. С его одежды и волос капала вода, а в доме было не намного теплее, чем снаружи. Глянув на темнеющую в углу у стены печь, он подумал об огне, который разводили в ней прежние жильцы, и живо представил себе языки пламени, трепещущие над обугленными поленьями.

В тёмном закопчённом жерле блеснул рыжеватый свет. Конрад забыл о шторме и грозе. В сияющем мире его покровительницы мысленные образы не возникали с такой лёгкостью, их приходилось тщательно формировать. Но здесь требовалось совсем немного усилий, чтобы получить желаемое. Ему пришло в голову, что и дом, очевидно, вырос на его пути тогда, когда холод стал нестерпимым…

Огонь разгорался и гудел. Конрад не сразу решился приблизиться к печи. Дров в ней не было. Огонь горел сам по себе. Даже в чистилище это чудо выглядело жутковато. Пересилив страх, молодой колдун заставил себя подойти и сесть у огня. Ласковое тепло вознаградило его за храбрость. Вместе с холодом уходила и тревога. Дом, сотворённый его волей и воображением, не мог задавить своего хозяина.

Слушая шум непогоды, Конрад вспомнил похожий вечер в своей земной жизни. Тогда он, маленький мальчик, сидел рядом с матерью у очага, так же прислушиваясь к рёву шторма за стенами дома. Отец и старшие братья уже больше года как ушли в плавание. Никаких вестей от них не было. Мать скрывала беспокойство, на людях держалась с достоинством, хотя знала, что за глаза многие называют её вдовой. Младший сын был её единственной радостью, помощником по хозяйству и собеседником ненастными зимними вечерами. Она рассказывала ему морские истории, слышанные когда-то от мужа и его друзей, старые сказки, очень похожие на правду.