— Если ты забросил меня на необитаемый остров, то это как раз в твоём духе, — сказал Конрад. — Тебе ведь давно уже не терпелось избавиться от меня, но мог бы придумать что-нибудь получше… или я был слишком опасным соперником?

Не решаясь идти через болото, он снова спустился на берег и направился к высокому холму, со стороны которого прилетела птица — единственное живое существо, встретившееся ему в этом мире.

Пологий, осыпающийся склон холма, образовал мыс, широким клином врезавшийся в море.

Пройдя совсем немного, Конрад был вынужден остановиться: дорогу ему преградили огромные валуны — обломки разбитых морем скал. Берег в этом месте крутыми террасами спускался к воде. Обогнуть гряду вплавь было бы легче, чем пробираться по скользким каменным глыбам, но холодное неспокойное море и ледяной ветер не располагали к купанию…

На одной из террас примостился убогий домишко с острой черепичной крышей. Увидев его, Конрад вздрогнул: дом возник, подобно миражу. В первый миг он казался заброшенным и ветхим, но вот будто невидимые руки стёрли призрачный узор трещин, смахнули старую, въевшуюся в камень пыль, выровняли черепицу. Демон не солгал. Такие преображения невозможны на земле.

В земной жизни сын ведьмы привык к осторожности и не приблизился бы к чужому жилью, ничего не зная о его обитателях. Некоторое время он наблюдал бы за домом, чтобы выяснить, какие люди в нём живут и сколько их. Если бы оказалось, что это семья, в которой преобладают дети и женщины, Конрад попросил бы милостыню и разузнал о ближайшем селении, где можно было бы найти работу. Но в чистилище он обладал силой, которой не имел на земле, а потому не стал терять времени и направился к дому, намереваясь прикончить хозяев, если они окажутся негостеприимными.

Дом был невелик. Мансарда с большим квадратным окном слегка выдавалась над каменным крылечком. Тяжёлая входная дверь была приоткрыта, но изнутри не доносилось ни звука — очевидно хозяева куда-то ушли.

Войдя в темноватую кухню, Конрад понял, что в доме уже давно никто не живёт. Всюду лежала пыль, котлы и кастрюли заплела густая паутина.

Из кухни деревянная лестница вела наверх, в просторную комнату, обставленную более или менее новой мебелью: там находился длинный стол, несколько стульев и комод. Высокое окно с белыми наличниками служило одновременно выходом на скалистую гряду, в которую дом упирался задней стеной. Такое странное расположение говорило о том, что прежние хозяева не боялись ни грабителей, ни диких животных.

Самым светлым и уютным помещением в доме оказалась мансарда. Третью часть её занимала широкая кровать без полога, застеленная на удивление чистой постелью. В большое квадратное окно была видна вся бухта, окружённая скалистыми утёсами и холмами.

У окна стоял маленький столик под тонкой белой скатертью. Он был накрыт. Конрад не поверил своим глазам: откуда в этой дикой безлюдной местности взялись роскошные, будто только что сорванные розовые яблоки, вино в серебряном кувшине, свежий белый хлеб? Запах земной человеческой пищи напоминал о забытом, далёком мире…

Отломив кусок хлеба, Конрад равнодушно подумал о том, что пища может быть отравлена. Смерть в чистилище означала для него возвращение на землю — почему-то он был уверен, что это именно так и желал только, чтобы всё произошло быстро. Неожиданное, ничем не объяснимое предательство богини опустошило его сердце. Он не понимал, в чём провинился перед ней, за что она изгнала его из своего волшебного мира, но чувствовал, что его сказка окончилась.

Скорее к людям! Он ненавидел их, но земная жизнь манила его теплом воспоминаний о красоте природы, подвластной смене сезонов, и маленьких радостях, доступных лишь обитателям видимого мира и оттого особенно желанных в чистилище.

Он потянулся к кувшину, взял его обеими руками. Пить из широкого горлышка было неудобно — вино переливалось через край. Мимолётная мысль о бокале мгновенно воплотилась в образ: на столике появился деревянный, украшенный резьбой кубок. Налив себе вина, Конрад с беспокойством оглянулся: ему почудилось, что за его спиной бесшумно приоткрылась дверь.

В комнате произошла едва уловимая перемена. В ней будто посветлело. Обстановка осталась прежней, но изменились мелкие, не сразу бросающиеся в глаза детали: в изголовье кровати прозрачно-белым туманом опустилась шторка, на скатерти проступил узор из красных и голубых цветов. Конрад поднял край скатерти и расправил его на ладони — цветочный узор был вышит его матерью. Вот и чёрные, жжёные пятна — следы от углей, высыпавшихся из трубки отца. Откуда взялась здесь эта вещь, которой давно уже не было на земле?

Вспоминание о родителях причинило неожиданно жгучую боль. Конрад не узнавал себя: пустая бессмысленная печаль была ему прежде не свойственна. Что толку рваться туда, где больше нет ни твоих близких, ни дома, в котором ты родился и вырос? Та жизнь окончилась. Её необходимо забыть, иначе тоска изгложет душу. В аду — боль и ужас неотвратимой гибели. В чистилище — печаль о прошлом, которое теперь, издали, кажется таким радостным и счастливым. Это иллюзия. Человеческая жизнь не бывает безоблачной, просто хорошее помнится дольше и забывается труднее.

Но он не желал забвения, не хотел отдавать времени свои воспоминания за избавление от безысходной тоски. Он слишком высоко ценил свою личность, чтобы позволить ей исчезнуть, и верил, что если ему суждено возвратиться на землю, его память не должна угаснуть.

Глядя в окно на море и берег, он задумчиво отламывал кусочки хлеба и запивал их вином. Тишина и тепло, разливающееся по телу, постепенно возвращали ему душевный покой. Возможно, он поспешил обвинить богиню в предательстве. С чего он взял, что она покинула его навсегда? Ему казалось, что она незримо присутствует здесь, в доме.

Но что-то изменилось в окружающем мире настолько неожиданно, что в первый миг Конрад почувствовал тревожный холодок этой перемены, коснувшийся его сердца, и лишь потом заметил движение на берегу.

Вдоль кромки прибоя медленно, неуверенной походкой шла женщина в длинном сером балахоне. Её голову покрывал грубый серый чепец. Тяжёлый шаг, опущенные плечи говорили о глубокой усталости. Конрад следил за ней, не отрывая глаз. Она напоминала ему мать. Сходство было невероятным.

Женщина подошла ближе. Он уже ясно различал её черты, но всё не мог поверить… Она, точно она! Не выдержав, он бросился ей навстречу.

Она так долго блуждала по этой странной местности, не встречая по пути ни людей, ни животных, не замечая ни малейшего следа их присутствия, что уже начала свыкаться с тоскливой безжизненностью окружающего мира. Дом она увидела внезапно: он будто вырос перед ней — зримое свидетельство того, что в этом мире она всё-таки была не одна. Она остановилась, испуганно глядя на молодого человека, выбежавшего ей навстречу, и не сразу узнала в нём своего младшего сына. Он так удивительно изменился! На мгновение ей показалось, что и сама она — уже совершенно иная женщина, не та, что была прежде.

— Конрад? — мать смотрела на него, с трудом веря, что это действительно он. — Я думала, что больше никогда тебя не увижу… — Она заплакала.

Обнимая её, он с удивлением и страхом осознал, что эта встреча — последнее короткое свидание перед вечной разлукой. Их пути расходились навсегда.