Чтобы маленький гость не чувствовал себя стеснённо, Хёгвальд отослал слуг, усадил его рядом с собой и дал ему вина. Мальчик оживился и, как волчонок, набросился на еду. В продолжение всего ужина его рот ни на миг не оставался свободным, поэтому говорил один Хёгвальд. Хозяин дома никогда не бывал многословен, но в этот вечер он сам себя не узнавал. Он рассказывал голландскому мальчику о "Седом страннике", о своей прежней службе и давно утраченных друзьях. Ян Фогель слушал не очень внимательно. Он грустно размышлял о том, где проведёт ночь. Хозяин не заговаривал о петухе, и постепенно мальчиком овладело беспокойство: уж не вздумал ли богатый незнакомец забрать птицу даром?

— Сколько же ты хочешь за свою пташку? — спросил Хёгвальд, угадав тревогу гостя.

Ян задумался. Нелегко оценить своё единственное достояние.

— Видно, ты так дорожишь этим петухом, что всех моих денег не хватит, чтобы купить его, — сказал Хёгвальд. — Оставайтесь-ка у меня оба.

Серые глаза мальчика расширились от удивления, но хозяин не шутил.

После ужина он отвёл Яна в комнату, где была приготовлена постель, а утром забрал его на корабль.

К вечеру того же дня "Седой странник" ушёл из стокгольмской гавани.

По-шведски Фогель не понимал и пока мог быть только слугой при капитане. Хёгвальд поселил мальчика с матросами, чтобы тот быстрее научился новому языку, но маленький голландец оказался большим сорванцом, матросам не было от него покоя и уже через два дня Хёгвальду пришлось задуматься над тем, куда переселить своё сокровище. Он перевёл Яна в небольшое помещение, смежное со своей каютой. Теперь Фогель всегда был под рукой у хозяина.

В свободные часы Хёгвальд учил Яна говорить по-шведски и скоро тот уже вовсю болтал с матросами. В этом мальчике Хёгвальд нашёл то, в чём больше всего нуждался. Ян привязался к нему. Их внешнее сходство бросалось в глаза, и многие на корабле считали Фогеля сыном капитана. О своих родителях Ян не заговаривал. Вероятно, они умерли. Он вообще очень неохотно рассказывал о себе, и его жизнь до того дня, когда он предложил одинокому прохожему петуха, так и осталась для Хёгвальда тайной.

Размышляя о том, как по возвращении в Стокгольм будет воспитывать своего приёмыша, Георг Хёгвальд совершенно забыл, что ещё недавно считал себя обречённым на близкую гибель.

Петух расхаживал по кораблю, вызывая всеобщее восхищение, которое не разделяла только Хильд. Попытка установить дружеские отношения с пёстрой птицей едва не стоила собаке глаза.

Со дня отплытия прошло две недели. За это время жертвами "Седого странника" стали несколько судёнышек датских и норвежских рыбаков. Хёгвальд потопил их, твёрдо убеждённый, да простит ему Бог, что действует на благо Швеции.

На всяком морском судне, будь то роскошно украшенный военный корабль, тяжеловесный "купец" или скромная рыбацкая посудина, обитает добрый дух-покровитель. Это маленький старичок с обветренным лицом и длинной белой, как пена, бородой. Днём он невидим, но ночью, особенно в непогоду, его можно заметить на палубе. Напевая странную заунывную песню, он ходит по кораблю и крохотным молоточком простукивает каждую доску, бревно и брус. Если что-то не в порядке, тревожный стук молоточка предупреждает команду об опасности.

Конечно, у "Седого странника" был такой покровитель. Хотя никому ещё не доводилось его видеть, матросы говорили о нём с уважением.

Как-то вечером, когда, проверив вахту, Хёгвальд уже собирался уйти к себе и лечь, к нему подбежал страшно возбуждённый Фогель.

— Гере капитан! — воскликнул он, задыхаясь от волнения. — Взгляните, там, на грота-рее… сидит человечек… Он в плаще, и шляпа у него такая высокая, с мягкими полями, как у вас!

— В следующий раз, Ян, — сухо произнёс Хёгвальд, — за подобную дерзость ты будешь наказан, а пока ступай в мою каюту и жди меня, ибо это не всё, что я должен тебе сказать.

Присмиревший Фогель поспешно удалился.

Хёгвальд прошёлся по палубе. Облака, похожие на рваные клубы дыма, стремительно мчались по небу, то и дело закрывая луну. Длинные реи, схваченные парусами, чернели среди переплетений снастей. Заметить с палубы крохотную фигурку, примостившуюся на грота-рее, казалось немыслимым, и всё же в один миг, когда луна освободилась от пелены облаков и засияла в полную силу, Хёгвальд отчётливо различил вверху, на фоне её золотого диска, силуэт крошечного человечка в широкополой шляпе.

Придя в свою каюту, командир "Седого странника" обнаружил Фогеля, сидящего у двери с сонным петухом на коленях. При появлении хозяина мальчик проворно вскочил, прижимая к себе своего неразлучного спутника.

— Я видел твоего человечка, — мрачно сказал Хёгвальд. — Но вот что, Ян, никому не проболтайся о том, что нынче он облюбовал грота-рей. Это очень дурной знак, но незачем беспокоить команду понапрасну. От судьбы не уйдёшь, а может, нам обоим померещилось.

К утру лёг туман. Несколько часов шли почти вслепую. Ближе к полудню молочная мгла поредела, и сквозь неё смутной тенью проступили очертания трёхмачтового корабля. Рассмотреть его флаг было невозможно, но воинственный вид судна, а главное, близость датских берегов говорили о том, что встреча может дорого обойтись шведам. Вскоре туман рассеялся, и датчанин стал виден во всём своём великолепии. Это был трёхпалубный военный корабль, вооружённый никак не менее чем шестью десятками орудий разного калибра. Весь вечер и всю ночь он преследовал "Седого странника" и на рассвете почти настиг его.

— Не отходи от меня, мальчик, — сказал Хёгвальд Фогелю.

Тот стоял рядом с капитаном, держа на руках петуха, и с любопытством наблюдал за царящей вокруг лихорадочной суетой, в которой неуловимо сквозила обречённость. У шведского капера было слишком мало шансов одолеть противника, едва ли не втрое превосходящего его в вооружении и в численности экипажа.

Первые же залпы датчанина сокрушили остатки надежды у самых безрассудных из команды Хёгвальда. На "Седом страннике" рухнули мачты, волны пламени текли по его окровавленной палубе. Окутанный чёрными и белыми клубами дыма, он был похож на горящий замок.

Ян Фогель испуганно смотрел на капитана. Хёгвальд что-то яростно кричал мечущимся по палубе людям, но мальчик не понимал ни единого слова. Вдруг, резко обернувшись к Фогелю, хозяин приказал:

— Прыгай за борт!

Поражённый Фогель не шелохнулся. Не тратя больше слов, Хёгвальд схватил его в охапку и выбросил в море. Прижимая к себе петуха, Ян летел вниз с зажмуренными от ужаса глазами. Погрузившись в ледяную темноту, он не увидел, как новый залп датских орудий снёс часть кормовых надстроек "Седого странника" и оглушённый взрывом Хёгвальд тоже оказался за бортом. Верная Хильд бросилась вслед за своим господином и погибла, засыпанная горящими обломками.

Когда Ян вынырнул, высокая корма "Седого странника" уже порядком отдалилась. Сквозь дым было видно, как несколько чёрных фигур сорвалось с борта, словно камни с крутого обрыва. Фогель пронзительно вскрикнул и вновь с головой ушёл в обжигающую холодом воду. Отчаянно барахтаясь, он почувствовал, как его волосы зацепились за что-то и неведомая сила увлекает его вверх. Жадно глотнув тяжёлого от дыма и гари воздуха, Ян открыл глаза. Перед ним возвышалась, закрывая полнеба, чёрная громадина. Обрывки канатов пучками спускались с неё в воду и, как змеи, шевелились в тёмных волнах.