— Да, да… Теперь я вижу. Это он…

— Вот и хорошо. Господин Сердюков, расскажите нашему гостю подробно о жеребенке.

— О ходе лечения? Пожалуйста, — резко ответил профессор и начал подробно рассказывать об операции, которой подвергся жеребенок Самсон. Он говорил минут десять, затем вдруг умолк и совсем тихо, так, чтобы было слышно одному мистеру Блейку, прошептал:

— Господин иностранец, помогите мне выбраться отсюда. Меня держат здесь, как в тюрьме. Помогите, и я не останусь в долгу.

— Что ты бормочешь там, доктор! — крикнул Володя Шумкин. — Бек, эта сволочь что-то там бормочет!

— Не сметь! — вдруг завизжал знаменитый профессор. — Не сметь так со мной разговаривать! Я не намерен больше этого терпеть! Делайте со мной, что хотите, но я больше не намерен…

— Прекратите, господин Сердюков, — невозмутимо сказал Солтан. — А ты оставь нас, Володя.

— Чего? — удивленно переспросил Шумкин.

— Уйди, — грозно повторил чеченец.

— Ну-ну. Ладно, матерь вашу. Уйду. Но посмотрим… — недовольно проворчал Володя, но все-таки вышел, громко хлопнув за собой дверью.

— Жеребенок очень скоро встанет на ноги. Сердце его здорово, — несколько успокоившись, продолжал профессор и снова добавил очень тихо: — но у него родовая травма. Он вряд ли когда-нибудь будет скакать. Помогите мне, мистер Блейк…

— Достаточно, господин Сердюков, — прервал профессора чеченец. — Вы можете пока отдыхать. Аслан, проводи господина профессора.

Сердюков накрыл жеребенка и вышел в дверь, противоположную той в которую удалился Шумкин. Один из молодых людей последовал за ним.

— Ну что, мистер Блейк, теперь вы убедились, что это тот самый товар, который вам нужен?

— Да, да, убедился… — произнес Блейк растерянно.

— Что-нибудь смущает вас?

— Нет… Все хорошо, хорошо.

— В общем, мы готовы к отправке товара. Наши друзья в Москве помогут нам. Через пару недель товар уже будет в Лондоне. За это я вам ручаюсь. Но есть небольшие трудности. Нам нужна некоторая сумма денег, чтобы оплатить услуги наших людей. Вы слушаете меня, мистер Блейк?

— Да, да. Я слушаю. Деньги… Но денег у меня с собой нет.

— Как нет? Ведь вы должны были послать запрос? Вы должны были уже получить эти деньги, мистер Блейк?

— Да… То есть нет… То есть да. Деньги я получил. Но знаете, я… Я не взял их с собой. Эти деньги есть. Они в Саранске. Знаете, я думал, мало ли что… Я не решился взять их с собой. Я побоялся…

— Значит, деньги есть, и эти деньги в Саранске, так?

— Да, так.

— Это не страшно. Это вопрос одного дня. Поедете и привезете деньги. Согласны?

— Да, да, хорошо. Я, конечно же, привезу, — немедленно согласился англичанин.

На этом короткий деловой разговор оказался исчерпанным. Через час, после сытного, приготовленного щуплым поваром обеда, мистера Блейка по той же пьяной дороге увозил тот же самый фургон с Володей Шумкиным за рулем. Настроение у иностранца было прескверное. Одного взгляда на спящего жеребенка бывшему жокею было достаточно, чтобы понять, что Самсончик хоть и вылечен, но недоразвит и ничего путного из него уже не получится. Откровения бедного профессора Сердюкова только подтвердили это. Этого не знал Солтан Тамеркаев, но мистер Блейк хорошо понимал, что его хозяева в Лондоне не заплатят за такого калеку ни гроша.

Они благополучно добрались до Саранска. Там хитроумному англичанину каким-то образом удалось отделаться от Володи Шумкина. На полученные от хозяев деньги мистер Блейк купил билет на самолет, тем же вечером посетил один из лучших ресторанов города, где, плюнув на свое плохое здоровье, всю ночь пил и гулял, а уже на следующий день в ужасном состоянии тела и духа навсегда расстался с ненавистной ему страной.

Молодой граф Виталий Урманчеев ожидал девушку по имени Алла в самом начале Арбатской площади, у кинотеатра. Она опаздывала. Она всегда непременно приходит не вовремя. Для нее это хороший тон. Вечно опоздает, истреплет ему все нервы, испортит все настроение, потом выскочит откуда-нибудь из-за угла, засмеется, захохочет как дитя малое… Вот глупые шутки! А то и не придет вовсе. И такое не раз бывало. Обещала? Мало ли что Аллочка обещала. Ничего она не обещала!.. Но нет, идет. Идет! Летит! Порхает! Бабочка-капустница в белоснежном платьице. О, черт, как она прекрасна! Прекрасна, изящна, мила, неповторима! Туфельки модные каблучками стук-стук-стук. Невеста, да и только. Ишь, вон мужики оборачиваются. Что они понимают, глупые животные! Для них она такая, как все. Девчонка смазливая. А для него? Для него она — все! Жизнь, печаль, душа, радость! Для него она несчастье… Оделась уж что-то больно легко. Вечера-то еще прохладные. Впрочем, допоздна дело все равно не дойдет. Опять сбежит. Опять бросит его в самый жаркий момент, недотрога чертова! Ах, Аллочка!

— Привет, Виталик! Какой у тебя шикарный костюм! Давно ждешь?

— Давно. В шесть пришел, как договорились. Даже чуть раньше. Здравствуй, Аллочка!

Виталик наклонился, чтобы поцеловать Аллочку, но она уклонилась, и что-то очень обидное, но в то же время прекрасное и вожделенное было для него в этом ее движении. Виталик промахнулся. Аллочка засмеялась. Она снова смеется над ним, и он снова ее прощает. Ей и только ей он все может простить, его единственной, неповторимой, желанной, любимой Аллочке.

— Ну? Куда пойдем, кавалер?

Виталик взглянул на часы.

— На этот сеанс уже опоздали. Следующий только в восемь. Можно зайти ко мне…

— К те-бе? — склонив свою прелестную головку, улыбаясь, протянула Аллочка.

— К нам, — поправился Виталик, и снова нечто оскорбительное почувствовал он в этой ее улыбке, в этих излучающих неземной свет больших серых глазах. — К нам, на Тверскую. Ты ведь знаешь, здесь недалеко…

— Ах, к вам… Нет, к вам не хочу! И что скажет твоя мама? Граф! Потомок древнего рода! А дружит с нищенкой, девушкой из низшего сословия. Дочкой водителя грузовика.

— Мама будет только рада.

Ну вот, даже над его титулом, над его происхождением, над тем, чему все завидуют, она умудряется насмехаться.

— Мама будет рада, — повторил Виталик. — И вообще она не вмешивается в мои дела.

— Нет-нет. Не хочу. Чего мы стоим, пошли. — Она взяла его под руку и потянула к подземному переходу.

— Можно взять карету и прокатиться по городу…

— Не хочу карету. И так сижу целый день. В университете сижу. Дома сижу. Погулять хочется. Угости меня мороженым. И пошли на Арбат. Там цирк бродячий выступает. Пошли?

— Но, Аллочка. Что хорошего в этих уличных забавах? Ну есть же цивилизованный цирк на Воробьевых горах.

— Нет-нет. Хочу на Арбат.

— Ладно, если хочешь, пойдем, — вздохнув, согласился Виталик и немного ускорил шаг.

Итак, дорогой читатель, мы снова на Арбате. Не многое изменилось здесь за последние годы. Те же картины, те же художники, те же фонари, дома и витрины. Те же заботы, переулки и камни мостовой. Да и люди те же самые. Разве что мода совсем поменялась. Ренессанс в России в самом разгаре. Дамы — все сплошь в длинных платьях с воротничками и кружевом. Прически большие и пышные. (Есть еще много такого, в чем я, господа, и не разбираюсь вовсе.) Мужчины — все больше в солидных костюмах. Даже молодежь. Попадаются также и фраки, цилиндры и длинные черные плащи. Встречаются, конечно, и бедные люди. Но те, как обычно, одеты кто во что горазд.

Ушли из подворотен гитары. Услышишь семиструнку разве что у заезжих цыган. Арбатские скоморохи играют все больше на балалайках да на гармошках, а серьезные уличные музыканты всему предпочитают скрипку. Скрипачей на Арбате точно кузнечиков в поле. Стрекочут себе, выдают, кто что может. И футляры и шляпы у каждого наполняются доверху. Народ нынче щедрый, а скрипку слушают больше всего.

В конце улицы можно увидеть шарманщика. Он стоит уже несколько лет, и ящик его все это время звенит одной и той же мелодией. Однако слушателей у него всегда много, и доход его тоже приличен — на Арбате ежедневно множество новых людей.