– Мода – причудливое явление… – пробормотал Саймон себе под нос. – Особенно когда речь идет о женщинах. В один прекрасный день просыпаешься – и вдруг выясняется, что все дамы отрастили огромные задницы.
– А иногда мы хотим поднять или опустить наши талии. Или же сделать их поуже, – сказала Харриетт. – Такой вот каприз.
– Мода не заглядывает в Тревин, – вздохнула Элис. – Никаких гигантских задниц или талий под мышками. Главное – приходить на работу. И надевать чистые платья по воскресеньям, чтобы идти в церковь.
– Думаю, тебе повезло, – сухо заметила Харриетт. Она усмехнулась и добавила: – А вот в Лондоне женщины – это глина, которую формуют так, как угодно мужчинам.
Саймон хмыкнул и проговорил:
– А что, если в один прекрасный день женщины объявят: «Больше этого не будет! Мы не станем носить эти абсурдные вещи!»?
– И никогда никаких корсетов! – подхватила Харриетт.
– А также брюки вместо юбок! – обрадовалась Элис.
– Интригующая идея. – Саймон ухмыльнулся.
И попытался представить Элис в брюках. Что ж, тогда он сможет лучше видеть ее ноги. И никаких ограничений при ходьбе. К тому же ее бедра будут лучше обрисованы.
Саймон решил, что ему такая мысль по душе. Очевидно, он становился революционером.
Харриетт, должно быть, заметила огонек вожделения в его взгляде. Потому что фыркнула и заявила:
– Типичный мужчина! Готов освободить женщину лишь настолько, насколько это в его интересах.
– А иначе как бы мы поняли, что он мужчина? – сказала Элис.
– Дайте мне шанс, и никто не будет сомневаться в моей мужественности, – заявил Саймон.
Элис покраснела, но все же не отвела глаза. Вот она, одна из причин его неудержимого влечения к ней: она никогда не сдавалась.
Они долго смотрели друг на друга, и все молчали. Наконец Харриетт, громко откашлявшись, проговорила:
– Не хотелось бы, чтобы этот кеб занялся пламенем, прежде чем мы доберемся до вокзала.
Ведомый инстинктом самосохранения, Саймон отвернулся от Элис, а Харриетт сказала:
– Марко был чертовски разочарован тем, что не может выполнить эту часть миссии. Ты знаешь, как он любит такие сложные схемы. Но он сейчас взял новое дело. Какую-то вдову обманом лишили наследства.
– А Ева и Джек?
– Уже ждут вас в Плимуте.
– Вижу, вы даром времени не теряете, – заметила Элис.
– Хотелось бы, чтобы дел было поменьше, – ответил Саймон, – но, увы…
– Вы делаете все, что можете, – сказала Элис, – в то время как другие не делают ничего.
Саймон молча пожал плечами. Люди, которым помогала «Немисис», часто называли их героями и спасителями, но он отодвигал эти слова как тарелку с испорченными устрицами.
– И еще одно… – вновь заговорила Харриетт, и резкие нотки в ее голосе немного встревожили Саймона. – Последние несколько недель вокруг конторы «Немисис» крутится молодой сыщик из Скотленд-Ярда. Кроме того, он задает о нас вопросы в самых злачных местах города и при этом говорит: «Те, кто считает себя выше закона».
Саймон закатил глаза. О боже! Вероятно, сыщик из Скотленд-Ярда решил сделать себе имя на расследовании деятельности «Немисис».
– Бьюсь об заклад, на нем дешевый клетчатый костюм, а под носом – огромные накладные усы.
– Он в черном костюме и очень старается отрастить усы, но увы… – Харриетт хмыкнула, бросив взгляд на выбритую верхнюю губу Саймона. – Не все мужчины способны на такой подвиг.
Элис переводила взгляд с Саймона на Харриетт.
– Вам следовало бы больше тревожиться насчет этого сыщика. Что, если он докопается до правды? Тогда вас всех ждет тюрьма.
– С ним справятся, – уверенно ответила Харриетт.
Элис скептически усмехнулась, но промолчала. А Саймона все-таки встревожил рассказ Харриетт. Что, если в Скотленд-Ярде решили взяться за них всерьез? Ведь тогда «Немисис» перестанет существовать и никогда уже не сможет помогать тем, кто нуждается в помощи.
Над этим следовало поразмыслить. И как-то уладить дело, – но не сейчас.
Кеб остановился у вокзала, в это время особенно многолюдного. Пора было переходить к следующему этапу их миссии.
Уже на платформе Харриетт кивнула и, пожав девушке руку, проговорила:
– Не стоит желать вам удачи.
– При таком умении шить, – Элис уже щеголяла своим новым выговором, – мы просто не сможем потерпеть неудачу.
– Модное платье для женщины как доспехи для рыцаря.
– Да, возможно, – кивнул Саймон. – Но гораздо важнее уверенность в себе.
– Взгляни на меня, Саймон, – сказала Элис. – Может, я одета как леди, но я все такая же. По-прежнему никому не верю – верю только в себя. Так что с этим у меня все в порядке.
Саймон был вынужден с ней согласиться. Даже сейчас, стоя на перроне и ожидая, когда поезд унесет их к новому и еще более рискованному этапу, Элис всем своим существом излучала непоколебимую уверенность в себе, так что многие мужчины, проходя мимо, оглядывались на нее. И тут же, увидев разъяренного Саймона, спешили отойти подальше.
– Возьми меня под руку, – приказал он.
– Зачем? – Но она все же положила руку на сгиб его локтя.
И тотчас же ее снова охватило ощущение правильности происходящего.
– Потому что с этой минуты мы неразлучны, – прозвучал ответ.
Элис чувствовала в себе постепенные перемены. Теперь она ехала в поезде так, как будто проделывала это тысячу раз. И теперь ее одежда вполне подходила для утонченной городской женщины. Что ж, она ведь побывала в элегантном отеле… И ела там маленькие, но очень вкусные сандвичи.
Но все это были лишь поверхностные изменения. А кроме них… Что-то в ней самой необратимо трансформировалось. Она оказалась в мире поддельных документов и фальшивых имен, и новизна, странность всего происходящего постепенно уходили.
Наблюдая, как мимо с головокружительной скоростью проносятся всевозможные пейзажи, она пробормотала:
– Я чувствую себя как та самая Алиса, которая прошла сквозь зеркало и оказалась в перевернутом мире живых шахматных фигур. Но я одна из пешек.
– Ладья, а не пешка, – возразил Саймон. – Пешки идут туда, куда им приказывают.
– Но разве не это происходит сейчас? «Надень вот это, Элис! Поезжай туда. Произнеси такие-то слова».
В этот утренний час в вагоне было довольно много пассажиров – мужчин, женщин и детей. И почти все они болтали о своих делах, самых обыденных.
Элис же и Саймон, наклонившись друг к другу, тихо переговаривались и улыбались, словно и в самом деле были новобрачными. Но такова была их роль в этой игре. Хотя Элис трудно было об этом помнить, когда смотрела в чудесные голубые глаза Саймона.
– У ладьи больше власти, чем у пешек, – пояснил Саймон. – Они играют большую роль в конце игры, иногда – самую главную.
– Теперь ты льстишь мне, чтобы вскружить голову, – пробурчала Элис.
Саймон взял ее за руку – к ее разочарованию, оба были в перчатках – и, пристально глядя в глаза, проговорил:
– Что бы ты там ни думала, поверь: мне не нужна пешка. И не нужна кукла. Мне нужна ты, Элис.
Ей ужасно хотелось верить, что он говорил не только о плотском желании, но и о чем-то более глубоком. Но, увы, речь, конечно же, шла о шахте и жителях деревни.
– Я сыграю свою роль, – ответила Элис. – И сделаю это блестяще. – Она широко улыбнулась, хотя в ее грудь словно вонзился кинжал, и добавила: – Так что не беспокойся.
Элис сейчас говорила с еще более грубым корнуоллским акцентом, чем обычно, и Саймон невольно поморщился. Заметив это, она с усмешкой сказала:
– Ничего не могу поделать с собой, сэр. Я ведь простая девушка с рудника.
Он рассмеялся, и в голове Элис отчетливо прозвучали слова: «Ты в опасности. В смертельной опасности…»
Потому что ей нравились, слишком нравились его улыбка и смех. И еще ей хотелось… Но нет, теперь не время мечтать о том, чего просто быть не может.
– Что ж, моя простая девушка с рудника, – ответил он с таким же корнуоллским акцентом, – история усложняется…