Через пару часов шоковое воздействие повторилось… Всё это произошло при следующих обстоятельствах. Чтобы легальной работой скрыть от властей подлинные свои занятия: контрабанду, воровство, бандитизм и грабежи, цыганка устроилась на табачную фабрику. Но долго продержаться в шкуре смиреной овечки ей так и не удалось. В ответ на хвастовство одной из табачниц, купившей мула, острая на язык Кармен тут же съязвила:
– Так тебе мало помела?
Девушка на свою беду удачно парировала злую насмешку. Кармен бросилась к ней и исполосовала её лицо острым ножом на манер то ли Андреевского креста, то ли шахматной доски. Хосе и двум солдатам поручили доставить арестованную цыганку в тюрьму. Она тут же нащупала ещё одну чувствительную струну сержанта: мучительное одиночество баска, живущего на чужбине. Впоследствии Хосе рассказал, что Кармен неожиданно заговорила с ним по-баскски:
“ – Lagunaenebihotsarena, товарищ моего сердца! – обратилась она ко мне вдруг. – Мы земляки?
Наша речь, сеньор, так прекрасна, что когда мы её слышимв чужих краях, нас охватывает трепет…
– Я из Элисондо, – отвечал я ей по-баскски, взволнованный тем, что она говорит на моём языке.
– А я из Этчалара, – сказала она. (Это от нас в четырёх часах пути.) – Меня цыгане увели в Севилью. Я работала на фабрике, чтобы скопить, на что вернуться в Наварру к моей бедной матушке, у которой нет другой поддержки, кроме меня да маленького barratcea с двумя десятками сидровых яблонь. Ах, если бы я была дома, под белой горой! Меня оскорбили, потому что я не из страны этих жуликов, продавцов тухлых апельсинов. Товарищ, друг мой, неужели вы ничего не сделаете для землячки?
Она лгала, сеньор, она всегда лгала. Я не знаю, сказала ли эта женщина хоть раз в жизни слово правды; но, когда она говорила, я ей верил; это было сильнее меня. Она коверкала баскские слова, а я верил, что она наваррка; уже одни её глаза, и рот, и цвет кожи говорили, что она цыганка. Я сошёл с ума, я ничего уже не видел. Словом, я был как пьяный; я начал говорить глупости, я готов был их натворить.
– Если бы я вас толкнула и вы упали, земляк, – продолжала она по-баскски, – то не этим двум кастильским новобранцам меня поймать…
Честное слово, я забыл присягу и всё и сказал ей:
– Ну, землячка милая, попытайтесь, и да поможет вам божья матерь горная!”
Хосе, погружённый в гипнотический транс наяву, стал марионеткой в руках Кармен, чем она не замедлила воспользоваться. За свой проступок Хосе был разжалован в рядовые и угодил в тюрьму.
“И ради чего я навлёк наказание? – горько сетовал заключённый. –Ради какой-то мошенницы-цыганки, которая насмеялась надо мной и сейчас ворует где-нибудь в городе”. И все же я невольно думал о ней. Поверите ли, сеньор, её дырявые чулки, которые она показывала снизу доверху, так и стояли у меня перед глазами. Я смотрел на улицу сквозь тюремную решетку, и среди всех проходящих мимо женщин я не видел ни одной, которая бы стоила этой чертовой девки. И потом, против воли, нюхал цветок акации, которым она в меня бросила и который, даже и сухой, все так же благоухал… Если бывают колдуньи, то эта женщина ею была!”
По выходе Хосе из тюрьмы Кармен подарила ему незабываемое любовное свидание. “Я плачу свои долги! Таков закон у калес (цыган)! Ты мой ром (муж), а я твоя роми !” – провозгласила она, и, как всегда, солгала. Кармен продолжала губить беднягу. Однажды она заставила его пропустить партию контрабанды. Затем спровоцировала его дуэль с офицером, после убийства которого Хосе оказался вне закона и подлежал расстрелу. Добившись своего, она заявила без утайки:
– Ты слишком глуп, чтобы воровать, но ты ловок и силён; если ты человек смелый, становись контрабандистом. Разве я не обещала, что приведу тебя на виселицу?
Оказавшись вовлечённым в банду, Хосе узнал, что у Кармен есть муж Гарсия по прозвищу Кривой. Два года он пробыл на каторге, но цыганка умудрилась вызволить его оттуда. По словам Хосе,“противнее чудовище едва ли было среди цыган : чёрный кожей и ещё чернее душой, это был худший из негодяев, которых я когда-либо в жизни встречал. Кармен пришла вместе с ним; и когда при мне она называла его своим ромом, надо было видеть, какие она мне строила глаза и какие выделывала гримасы,чуть только Гарсия отворачивался”.
Промышляя контрабандой, грабежами и убийствами, бандиты не трудились скрывать свои низкие нравы. Однажды, например, они столкнулись в горах с жандармами. Один из контрабандистов, красивый юноша, был ранен. Хосе, ещё сохранивший человечность, бросил свой тюк с контрабандными чулками, чтобы нести раненного товарища.
“– Дурак, – крикнул мне Гарсия. – На что нам падаль?Прикончи его и не растеряйчулки.
– Брось его, брось его! – кричала мне Кармен.
От усталости мне пришлось положить его на минутку подскалой. Гарсия подошёл и выпалил ему в голову из мушкетона.
– Пусть теперь попробуют его узнать, – сказал он, глядяна его лицо, искромсанное двенадцатьюпулями”.
В этом поступке спрессовалось многое: чёрная зависть безобразного Кривого к красоте юноши, вероломство и предательство, подлость и корыстолюбие.
Во взаимоотношениях Кармен и Гарсии выявилась основная слабость хитроумной цыганки, её Ахиллесова пята: при всём своём остром и независимом уме, она слепо подчинялась законам цыганского сообщества. Мозгом банды была, конечно, она, но при этом ей надо было считаться замужней. Освободив Гарсию из заключения, Кармен следовала цыганским традициям. Однако неглупый и критически настроенный муж был для неё опасной помехой. Тотчас созрел план замены супруга.
К тому времени Кармен нашла очередного паильо . Так назывались простаки, которых следовало обворовывать, грабить и убивать без колебаний и угрызений совести. Именно в этом, по понятиям Кармен, заключались высшее достоинство и профессионализм цыгана. В современном русском воровском арго термину паильо соответствуют клички фраер или лох . На сей раз смертельный жребий пал на богатого англичанина, который поселил Кармен у себя в доме в качестве любовницы. В его присутствии она дала Хосе указания как погубить доверчивого рака (прозвище англичан, связанное с красным цветом их тогдашних мундиров). При этом коварная цыганка, наслаждаясь собственной игрой, перемежала издевательским хохотом фразы, произносимые по-баскски:
“– Видишь перстень у него на пальце? Если хочешь, я тебе его подарю. Я прошу его съездить со мной в Ронду, где у меня сестра в монастыре. (Здесь опять хохот).Мы проезжаем местом, которое я тебе укажу. Вына него нападаете; грабите дочиста. Лучше всего было бы егоукокошить; но только, – продолжала она с дьявольскойулыбкой, – знаешь ли, что следовало бысделать? Надо, чтобы Кривой выскочил первым. Вы держитесьнемного позади, рак бесстрашен и ловок; у него отличныепистолеты… Понимаешь?
Она снова разразилась хохотом, от которого я вздрогнул.
– Нет, – сказал я ей, – я ненавижу Гарсию, но он мойтоварищ. Быть может, когда-нибудь я тебя от него избавлю,но мы сведём счёты по обычаю моей страны. Я только случайноцыган; а кое в чем я всегда останусь, как говорится, честнымнаваррцем.
Она продолжала:
– Ты дурак, безмозглый человек, настоящий паильо. Ты каккарлик, который считает, что он высокий, когда ему удалосьдалеко плюнуть. Ты меня не любишь, уходи”.
Прямодушный Хосе всё-таки поступил по-своему: он убил Гарсию в честной драке на ножах, едва избежав смерти сам. На следующий день сообщники Кармен напали на англичанина и его слуг. По свидетельству Хосе: “Англичанин оказался храбр.Не толкни его Кармен подруку, он бы меня убил. Словом, в этот день я отвоевалКармен и с первого же слова сообщил ей, что она вдова.Когда она узнала, как это произошло:
