– Мигель заставляет меня одеваться как следует, – делилась Ольга. – А я люблю шелк, атлас, кружева… Мигель приглашает закройщицу домой и сам присутствует на примерках. Это очень возбуждает.
Она выгнула свою тонкую талию, зажатую в жестком белом платье, корсаж которого был изготовлен из двух остроконечных конусов, делавших ее грудь похожей на сахарные головки.
– Вот бы их съесть, – улыбнулась Жад.
Она была рада видеть Ольгу сияющей от счастья. Она представила ее в объятиях Джины.
Другие гости приезжали праздничными группами: кто-то – на лодках, кто-то – на самолете, но большинство – на машинах или пешком. Ткани от великих модельеров и кожа от Гуччи, купленная во Флориде, соседствовала с полиэстером и синтетикой из местного магазина, но при этом все были очень красивы и готовы к великолепной вечеринке.
Несколько яхт из Плайя Фламинго, этого костариканского Сен-Тропе, бросили якоря в гавани. Прибыл практически весь Сан-Хосе. Елена, очень красивая костариканка, мягкая и тонкая, как угорь, прибыла с дородным мужчиной, которого она назвала «Папи», и эта женщина оказалась бывшей женой Мигеля Мора. Она призналась Жад, что не таила никакой злобы на мужа, и с гордостью продемонстрировала ей два крупных бриллианта в одном ухе – прощальный подарок Мигеля. Папи, а он был банкиром, было поручено украсить другое ухо изумрудами в честь их помолвки.
Мигель тепло поцеловал ее и представил Ольге, а та одарила ее очаровательной улыбкой. Елена вежливо улыбнулась, притворно прикрыв свои большие застывшие глаза, и посмотрела на ее белое платье с изрядной долей презрения. Ее же собственное платье походило на модель от Шанель, оно было весьма целомудренно и элегантно.
На эту вечеринку Жад надела платье от Иссей Мияки. Хотя оно и покрывало ее тело от шеи до лодыжек, но было скроено из скользящих и загадочных полотнищ, которые открывались при каждом движении, демонстрируя таз, стройные бедра и округлости ее груди. Таким образом, Жад была хорошо скрыта и одновременно открыта всем, поскольку все части ее тела были доступны для чьей-то решительной руки. Это платье стало обобщенным символом всего вечера. Чтобы не шокировать гостей-пуритан, все было разрешено, но при одном условии – что это будет делаться среди толпы, и чтобы все осталось незамеченным.
Идея любви на публике принадлежала Жад. Она не забыла свой первый оргазм с мужчиной. Прижавшись к ней в переполненном метро, какой-то молодой прыщавый незнакомец неловко прикоснулся к ее девственной вульве. Ее мать, стоящая рядом, даже ничего не заметила. Настойчивые ласки, о которых Милен, находившаяся совсем рядом, даже не догадывалась, подарили Жад потрясающее удовольствие. Это воспоминание и теперь вызывало в ней очень приятную дрожь. «Что может быть более впечатляющим, – пришла она к выводу, рассказав эту историю Ролану, – чем страх быть застигнутой за занятием любовью?»
Так что Жад совсем не случайно выбрала эту одежду из тонкой и легкой ткани, лишь слегка вуалирующей ее тело. Серая ткань приходила в движение при малейшем шорохе, словно облака, которые перемещаются от ветра в зимнем небе. Под этим воздушным платьем ее золотистая кожа пылала, как далекое солнце, сгорающее от желания.
Она заметила застенчивого campesino, которого она иногда встречала в соседнем селе. Он обулся в новые ботинки, которые ему немилосердно жали, и бедняга даже немного прихрамывал; его узкие брюки обтягивали упругие ягодицы и твердый плоский живот. Белая рубашка с расстегнутым воротником демонстрировала стройность его фигуры, ширину плеч и оливковый цвет кожи. В каком-нибудь парижском клубе девушки бились бы за такого мужчину.
Жад пригласила его на танец. Он согласился и улыбнулся, обнажив белоснежные зубы, которые совершенно обезоружили Жад. «Он мне нужен», – подумала она, хотя и заметила подругу молодого человека, надувшую губы.
Когда он решился взять ее за талию, Жад ловко откинула одно из полотнищ своего платья, и мозолистая рука молодого человека оказалась на ее голом бедре. Он отпрянул, как будто испугался, что это неуважительно, но Жад прижала ладонью его руку, чтобы показать, что она не против.
– Мы знакомы, знаете ли, – произнесла она на ломаном испанском языке. – Вас ведь зовут Эмилиано, не так ли?
Молодой костариканец кивнул. Он казался таким взволнованным, что допустил оплошность в танце, неловко развернув партнершу. Жад решительно направила его, прижавшись тазом к его ширинке. Он не сопротивлялся, но его вид выражал девственную невинность.
– Вы собираетесь уезжать? Жаль, – смущенно произнес он.
Жад находила этого молодого человека все более и более неотразимым и задавала себе вопрос, какой хитростью можно было бы заставить его овладеть ею посреди всего этого праздника, но без ведома окружающих. Она не хотела напугать этого неопытного юношу, вздрагивавшего при малейшем прикосновении ее рук.
– Давайте будем думать только о том, что происходит сейчас, – прошептала она. – Что было вчера и что случится завтра – совсем не важно. А сегодня вечером позволено все.
Эмилиано с сомнением посмотрел на Жад. Его медовые глаза обрамляли длинные и густые ресницы, а у глаз собрались озорные и очаровательные морщинки.
Жад понимала, что Эмилиано только изображает невинность, и она отдавала себе отчет в его власти над ней. Ее уверенность в себе была слегка поколеблена. Этот красавец-фавн собирался соблазнить ее, а это, о боже, делало его еще более привлекательным.
У нее появилось желание укротить его, и она обратилась за помощью к окружающим. Недалеко от себя она увидела Джину. Растрепанная, без макияжа, с босыми ногами, ее подруга изображала сегодня вечером дикарку. Дырявое платье прилипало к ее коже. Фальшь этой лесной нимфы могла сравниться с лицемерием Эмилиано.
Жад подвела к ней своего партнера и представила их.
– Это моя лучшая подруга. Мы делим с ней все, – сказала она.
Джина посмотрела на молодого человека своими серыми глазами, как будто говоря: «Я чистая и непорочная, со мной вы будете в полной безопасности».
– Потанцуйте же вместе, чтобы получше познакомиться, – предложила Жад.
Эмилиано церемонно поклонился итальянке, и та вяло позволила повести себя в танце.
Видя, что Жад осталась одна, один крупный брюнет проворно бросился к ней. Его одежда буквально кричала о богатстве, а кольцо с бриллиантом лишь дополняло картину. Однако Жад бы не удивилась, если бы он оказался бандитом. На самом деле, как поспешил объяснить господин, его семья происходила от первых испанцев, колонизировавших этот регион. Он жил в огромном доме в Эредия, занимался производством кофе и имел гарвардскую степень магистра делового администрирования.
Но вовсе не его славные предки и не его престижные дипломы заинтересовали Жад, а та распутная чувственность, что исходила от него. Несомненно, Хосе Луис, а именно так его звали, был еще тем шельмецом. Он, не откладывая дела в долгий ящик, быстро раскрыл секреты платья Жад и нашел доступ к промежности девушки. Продолжая танцевать чувственное танго, он ласкал ее лобок.
Следуя за изящными па партнера, Жад вскоре оказалась прямо перед Эмилиано и Джиной. Ее подруга танцевала с полузакрытыми глазами, и Жад прекрасно понимала, что это означает. Когда Джина была очень взволнована, она иногда казалась спящей.
Лицо Эмилиано также лишилось своей юношеской непосредственности. Его глаза заволокло туманом, он тяжело дышал и время от времени вытирал плечом пот, стекавший с лица. Ласками, незаметными для других танцоров, Джина разогрела его до такой степени, когда он уже не мог притворяться ни смущенным, ни холодным.
Жад задержалась на миг, чтобы попытаться понять, что привело бедного Эмилиано в подобное состояние. И она увидела руку Джины, проникшую в карман брюк молодого человека, и ее почти обнаженную грудь, прижатую к вырезу его белой рубашки. Джина, это было очевидно, перешла в наступление, и Эмилиано уже целиком находился в ее власти.
Жад даже забыла о Хосе Луисе, и тот привел ее в чувство злым щипком в левый сосок. Он энергично терся своим эрегированным членом о бедра молодой женщины. Что касается этого мужчины, то тут проблема состояла не в том, чтобы заставить его раскрепостить свои сексуальные инстинкты, но в том, чтобы как-то сдержать их. Если бы ему дали волю, он бы немедленно повалил ее на пол и тут же занялся бы с Жад любовью, словно бык при спаривании.
